– Я собираюсь переехать в пещеру.
44. Нина
Спеша по палубе базы, Нина каждую секунду боялась услышать окрик, приказывающий ей остановиться. Она вздрагивала при каждом крике, уверенная, что вот-вот ощутит, как хлыст дрюскеля связывает ей руки, или увидит, как несется на нее отряд стражей Апрата.
Но взгляды всех фьерданцев были прикованы к дракону, парящему в вышине.
– Он возвращается! – раздался чей-то крик. – Все в укрытие!
Нине пришлось напомнить себе, что нужно пригнуться и нырнуть под прикрытие стоящего неподалеку флайера.
– Что это за тварь? – спросила она пилота, уставившегося в небо.
– Не знаю, – ответил тот дрожащим голосом. – Я уже видел ее. Она разрушила восточную башню, а потом просто улетела.
– Может, тогда она просто не успела проголодаться, – услужливо подсказала Нина.
Пилот заскулил и плотнее прижался к обшивке флайера.
Она не спеша добралась до каюты Брума, впитывая в себя царящую вокруг суматоху и давая себе время придумать правдоподобную историю. Морская база отправилась на север, на подмогу войскам, сражающимся под Аркеском. Теперь здесь развернули передвижной госпиталь, где собрались медицинские подразделения, которые оказывали помощь раненым и вывозили с поля боя мертвых. Нина чувствовала изменения, произошедшие с этими людьми. Они собирались на одну битву, но вынуждены были сражаться совсем в другой. Даже те, кто задумывался о возможном поражении, не представляли, что оно придет вот так – на крыльях дракона и эскадрильи летающих шуханцев. Никто и представить себе не мог, что фьерданские солдаты склонятся перед гришом. Если даже Нинины мысли слиплись в кучу, как недоваренные клецки, тяжело было даже представить, что творится в головах у окружавших ее людей.
Если рассчитывать на то, что никому не удалось разглядеть ее во время битвы, оставалось придумать лишь, где она провела последние несколько часов. Она могла бы сказать, что ей потребовалось время, чтобы прийти в себя после увиденного во время атаки на побережье, что это зрелище потрясло ее сильнее, чем она думала, а еще, что, когда база присоединилась к атакующим с севера, она просто пыталась не путаться под ногами.
А что, если Апрат выжил и попытается раскрыть ее? Она не знала, какие доказательства ее истинной личности могут быть у священника, но сомневалась в том, что это важно. Фьерданцы просто кинут ее в камеру, а вопросы будут задавать позже. Нина не собиралась этого допускать. Люди Апрата забрали дротики из ее рукавов. Это могло бы сделать ее уязвимой, но здесь повсюду была смерть, трупы усеивали и побережье, и палубу базы, и они могли стать ее солдатами. Ей нужно просто найти Ханну и вытащить их обеих отсюда.
Но каюта Брумов была пуста. Там не было ни следа Ханны с Ильвой.
Нина сменила промокшую одежду на розовое шерстяное платье, которое надевала до этого. Затем заплела волосы в косу и снова отправилась на палубу. Неужели Ханна до сих пор с принцем в западной башне?
Она была в нескольких ярдах от командного центра, когда услышала женские рыдания. Голос походил на Ханнин. Нина бросилась бежать и увидела группу солдат, столпившуюся вокруг кого-то или чего-то. Ярл Брум стоял в стороне, яростно споря с отрядом королевской стражи. На лице у него была грязь, копоть и кровь битвы запятнали его мундир. Она пробиралась сквозь толпу солдат и матросов, пытаясь подойти поближе, как вдруг замерла на месте.
Плакала не Ханна. Это была Ильва. И рыдала она над изломанным телом дочери.
Разум Нины поплыл, не способный осознать увиденное. Это было неправильно. Этого просто не могло быть.
Ханна лежала на животе в луже крови, тело ее изогнулось под неестественным углом, а голова была повернута набок. Ее профиль казался чужим – ее розовые веснушки, полные губы. Нина рухнула на колени, потянувшись к ней. Кровь Ханны пропитала юбку Ильвы. Тело уже было холодным.
– Принц, – выдавила Ильва сквозь рыдания. – Принц… сказал, что она упала.
Нина подняла глаза, посмотрев на вершину западной смотровой башни, куда Ханна ушла смотреть битву вместе с принцем Расмусом.
Не Ханна. Только не ее Ханна. Это снова случилось. Она стояла на коленях на мостовой чужого города. Руки ее были покрыты кровью Матиаса. Неужели всему виной ее любовь? Неужели она убивает все, к чему прикасается? Нине хотелось закричать, и она закричала, не в силах вынести разрывающие ее горе и гнев.
Ханна ни за что не прыгнула бы сама, ведь так? У них были планы на будущее, надежды на побег. Но тут Нине вспомнилась Ханна, сидящая на ее кровати, потерянная, испуганная. «Если он попросит моей руки, я не смогу ему отказать. Но, Нина… Нина, сказать «да» я тоже не смогу». Две ночи назад. Целую вечность назад. В тот момент Нина еще верила в счастливый случай.
«Возможно, я вообще не умею быть счастливой», – сказала тогда Ханна.
Нина заметила, что на нее смотрит Йоран, с пепельно-серым лицом, искаженным чем-то весьма похожим на горе.
Она, пошатываясь, поднялась на ноги и схватила его за рукав мерзкого ведьмачьего мундира.
– Что случилось? – Ее голос был резким, колким, как разбитое стекло. – Что с ней случилось? Что вы с ней сделали?
– Я не видел, – сказал он, а затем притянул к себе, обняв покрепче. – Постой. Успокойся. – Но на ухо прошептал: – Я не знаю, что случилось. Они поспорили. Принц ударил ее, всего лишь пощечина, но тут с ним вдруг случился приступ. Ханна велела мне бежать за помощью, а когда я вернулся…
Нина вырвалась из его рук. Она не могла думать, не могла дышать. «Ханна. Ханна. Ханна». Ее имя было благословением, заклинанием, проклятьем. Принц обидел ее. Для него это, возможно, была всего лишь игра, вроде той, в которую он играл с Йораном, испытывая его терпение, очередная возможность проверить, насколько далеко он сможет зайти в своем извечном соперничестве с Брумом. «С ним случился приступ». Ханна напала на него. Она, наверное, не собиралась. Просто испугалась и использовала свою силу против принца.
А что потом? Что между ними произошло, когда Йоран оставил их вдвоем?
– Он это сделал! – процедила она. – Принц Расмус. Где он? Ханна не просто упала и ни за что бы не прыгнула сама. Где он?
Внезапно рядом с ней возник Ярл Брум.
– Замолчи, – прорычал он. И тут же зажал ей рот своей огромной ладонью. Его глаза превратились в кусочки льда.
Нина забилась в его руках, пытаясь укусить за пальцы.
Но Брум лишь сжимал ее крепче, потрясенный ее силой.
– Не смей говорить таких вещей.
Нина не могла дышать. Она взглянула в ненавистные глаза Брума, заметив, что зрачки стали размером с точку, и поняла, какой он трус. Он потерял контроль над своими дрюскелями на поле боя. Вторжение провалилось. Он отчаянно цеплялся за свое положение и не мог допустить даже намека на измену. Даже если родная дочь лежала мертвой у его ног.
Нина перестала дергаться. Медленно, опасливо Брум отпустил ее.
– Вы знаете, что это сделал он, – сказала она. – Вы знаете, что он такое.
И Нина тоже знала, но все равно позволила Ханне остаться с ним наедине. Неужели Ханна призналась в том, что она гриш? Или, может быть, отвергла его предложение? Задела его гордость. А может, он просто хотел задеть Брума, показать тому, у кого в руках реальная власть?
Ильва прерывисто застонала.
– Я не должна была позволять ей идти с ним. Не должна была разрешать ей участвовать в празднике Сердцевины.
Нина упала на колени, обвив руками мать Ханны. Она чувствовала, как их обеих трясет от рыданий.
– Я убью его, – сказала Нина. – Клянусь.
– Это ее не вернет.
Но Нине было плевать. Слишком многого она лишилась. Она пощадила Йорана. Умоляла Зою пощадить фьерданских солдат на поле боя. Милосердие, милосердие, всегда это милосердие. Но что хорошего в милосердии, когда смерть все равно забирает лучших из них? Матиаса больше нет. И Ханны.
«Прояви немного милосердия к моему народу».
Может быть, фьерданцы и заслуживали милосердия, но их лидеры – Брум, этот принц-изверг – точно нет. Они с Ханной осмелились мечтать о новом мире, но сделали ставку не на того человека.
Над палубой раздался звук горна. Принц явился.
– Мила, держи себя в руках, – взмолилась Ильва. – Возможно, есть какое-то объяснение.
– Он убил ее, Ильва. Я это знаю, и вы тоже.
Нинину шею сзади сжала сильная рука.
– Ты замолкнешь, или я тебя заставлю, – прорычал Брум.
Нина поднялась, сбросив руку Брума. Дикая истерика, затопившая ее, схлынула, осталась лишь холодная ярость. Она встретилась с ним взглядом, и Ярл Брум – коммандер дрюскелей, изобретатель пыток, Серп Фьерды – отшатнулся.
Она знала, что рискует разрушить свою легенду. Знала, что Мила – милая, мягкая, покорная Мила – никогда бы не осмелилась посмотреть Бруму в глаза, никогда бы не допустила, чтобы глаза ее пылали такой откровенной яростью.
– Вы – трус, – заявила она низким, клокочущим голосом. Он больше походил на рык хищника. Она говорила от имени Матиаса, Йорана, Ханны, от имени всех гришей и тех, чьи корни впитали в себя яд ненависти этого человека. – Вы – худший из мужчин. Без чести, без достоинства. Djel djeren je töp. Джель отвернулся от вас.
– Мила! – ахнула Ильва.
Губы Брума сжались в узкую полоску.
– Тебе больше не рады в моем доме.
Нина рассмеялась.
– Я не вожу компанию с червями. Мое место с волками.
Теперь Брум мог отчетливо видеть, что она не та, за кого себя все это время выдавала. Но приближались другие генералы и королевские министры.
– Энке Яндерсдат, – настойчиво сказал Йоран. – Мила, вы должны послушать. Принц приказал, чтобы…
Но голос Расмуса уже разнесся над толпой.
– Подойдите, энке Яндерсдат.
Он замер в окружении охраны и придворных, лениво махнув ей рукой. Его лицо было смуглым, сияющим, теплым и живым. Он наконец-то был похож на истинного Гримьера. Словно ему удалось похитить силу Ханны и поглотить ее.