– Тогда я буду любить ее и в могиле.
Улыбка тронула губы Дарклинга.
– Храбрые слова. Но время может все изменить.
Николай чуть не рассмеялся.
– Я точно не стану по тебе скучать.
Он спрятал нож и отступил в сторону.
Дарклинг не торопясь потер запястья, словно наслаждался страхом тех, кто вынужден был следить за ним и ждать, что он станет делать.
Он скинул рясу на заснеженную землю, затем отправил следом рубашку и шагнул к стволу дерева. И застыл перед ним, в брюках и сапогах, с белой как снег кожей и волосами темнее воронова крыла.
– Ступай, – напутствовала монахиня с тремя косами. – Если таково твое желание. Если ты осмелишься.
Дарклинг сделал глубокий вдох.
– Мое имя – Александр Морозов, – произнес он, и голос его эхом разлетелся над поляной. – Но я сменил сотню имен и совершил тысячу преступлений.
Монахи прижали ладони к корням дерева, к его стволу, к свисающим вниз ветвям.
Дарклинг широко развел руки, позволяя зимнему солнцу гладить лучами бледный торс.
– Я не сожалею.
Кора дерева-исполина начала двигаться и меняться. «Они – фабрикаторы, – понял Николай, глядя на сосредоточенных монахов. – Каждый из них».
– Я не раскаиваюсь! – сказал Дарклинг.
Одна из ветвей гигантского терна начала извиваться, как змея, и на конце ее появился единственный шип. Зоя взяла Николая за руку. Теперь они все держались друг за друга: Николай, Зоя и Женя.
Ветвь терна покачивалась взад-вперед, как змея гипнотизировала свою добычу.
– Все, что я делал, я делал ради Равки! – крикнул Дарклинг. – И это тоже. Ради Равки!
Ветвь сделала внезапный скользящий выпад.
Шип пронзил грудь Дарклинга, и тот, выгнувшись, закричал, и крик его – крик человека, страдающего от невыносимой муки, – был ужасен. Николай крепче сжал Зоину руку, когда демон внутри него тоже закричал от боли, что клеймом прижгла все внутри, опалив сердце.
Исполинский терн притянул Дарклинга ближе, обнимая ветвями, поднимая его обессиленное тело, словно мать, укачивающая сына, вернувшегося домой. Массивный ствол разделился, и ветви опустили страдальца во тьму.
Дерево сомкнулось вокруг него, заглушив крики. Его ветви замерли. Монахи стояли в молчании. Николай прижал руку к сердцу. Боль исчезла, демон успокоился.
На коре дерева Николай заметил едва видный отпечаток – ладонь Дарклинга, навсегда прижатая к прутьям его темницы.
Один за другим солнечные солдаты преклонили колени.
Зоя медленно приблизилась к дереву, и снег заглушил звук ее шагов. Она прижала руку к отметке, оставленной Дарклингом, и склонила голову.
– Я не думала, что он действительно это сделает.
– Он стоит в проходе между мирами, – сказала монахиня. – Посмотри своим драконьим взглядом. Что ты видишь?
Зоя прикрыла глаза, подняла лицо к небу.
– Каньон… каньон цветет.
– Расскажи, – попросила Женя.
– Зеленая трава. Сад в цвету. Айвовые деревья. На ветвях множество белых бутонов. Они похожи на морскую пену.
– Тлену конец, – сказала монахиня. – А его ты тоже видишь?
Зоя втянула воздух сквозь сжатые зубы.
– Его боль… – Она содрогнулась и убрала руку, прижав ее к груди, словно сердце пронзил шип.
Монахиня медленно кивнула.
– Тебе предстоит решить, что ты можешь и что не можешь простить, eld ren.
Зоя посмотрела на нее.
– А что, если смогу?
– У некоторых сердца бьются сильнее, чем у остальных, – произнесла женщина, и Зоя вздрогнула, услышав эти слова. – Только сердце столь же сильное, как его собственное, сможет освободить его от страданий и подарить покой смерти.
Они поблагодарили монахов, но приглашения разделить с ними кров не получили, а у Николая не было желания задерживаться в этом месте. Кем бы ни был Дарклинг, для них эта поляна теперь стала местом траура.
Не произнеся ни слова, они миновали туннель входа и узкий проход между скал. Всюду ощущалось скорое наступление весны. Мир вот-вот должен был зазеленеть и расцвести. Но сейчас повсюду был лед, снег и серые камни, словно земля укрылась траурной вуалью и скорбела. Николай не чувствовал жалости к тому человеку, которым Дарклинг стал, но жалел о потере того, в ком было столько надежды, столько уверенности, что всего можно добиться, если быть достаточно умным, достаточно сильным и достаточно отчаянным, чтобы поставить на карту все. Кем мог бы он стать, если бы мир вокруг был чуточку добрее? Если бы Равка с самого начала умела ценить своих людей?
Прошлое, изломанное и мрачное, изрытое траншеями, усеянное минами, осталось позади. А впереди лежало будущее – пологие холмы, покрытые вековым лесом, море до самого горизонта и безоблачное небо.
Николай шел за своей королевой по горам и знал, что надежда непременно приведет их домой.
49. Зоя
Утром перед коронацией Зои Женя отослала служанок и настояла на том, чтобы самой заняться ее волосами. Зое странно было позволять подруге прислуживать себе, но она была благодарна и за присутствие, и за умелые действия.
– Ты совсем не спала, – укорила Женя, убирая темные круги под Зоиными глазами.
– Не в первый раз.
Но это было не совсем так. Ответственность, как прежде, висела на ней тяжким грузом, но в последние недели после путешествия в горы ее стали донимать еще и ночные кошмары.
Они с Женей неторопливо позавтракали в нише окна с видом на дворцовый парк, наблюдая, как под утренним солнцем тают последние клочья тумана. Забравшись с ногами на уютный подоконник, они поставили тарелки на колени.
– Здешний вид мне нравится, – призналась Зоя, взяв очередной блин.
Женя пошевелила пальчиками на ногах.
– В Малом дворце окон немного. Секретность важнее пейзажа.
Николай настоял, чтобы Зоя заняла его покои.
– Они принадлежат правителю Равки, – сказал он. – Давай, это же шикарная возможность пожаловаться на мой ужасный вкус.
Зоя действительно терпеть не могла эти покои, но отнюдь не из-за их интерьера. Просто она скучала по своим комнатам в Малом дворце. Все вокруг было новым, и она не могла избавиться от тоски по прежнему и знакомому. Но в день переезда она нашла на своем рабочем столе крошечный кораблик из проволоки, легко прячущийся в ее ладони. На его мачте висел флаг с двумя вышитыми на нем звездами. Она обрадовалась, что теперь напоминание сразу и о Николае, и о Лилиане будет всегда с ней.
Женя помогла ей надеть наряд из бархата глубокого синего цвета, юбка и лиф которого были украшены узорами в виде чешуек, вышитыми серебряной нитью. Он отдаленно напоминал кафтан, но подобных кафтанов никто никогда еще не видел.
– Он идеален, – сказала Зоя. Создание наряда она доверила Жене. – Спасибо тебе.
– О, мы еще не закончили.
Женя скрылась в гардеробной и появилась оттуда уже с вышитым отрезом кружева, судя по виду, длиной в милю.
Зоя взвесила его на руках. Кружево было почти невесомым и сверкало, как пойманная молния.
– Ты, что, сняла шкуру с дракона?
– Не пришлось, – отшутилась Женя, прикрепляя накидку к рукавам Зоиного наряда. – Стоило сказать, что это для королевы Равки, как он сам выпрыгнул из нее.
– Ты смешна.
– Я восхитительна.
– Шлейф слишком длинный.
– Кто-то как-то мне сказал, что нашей часовне требуется больше зрелищности. – В голосе Жени звенело веселье, но в зеркале Зоя увидела грустную улыбку подруги.
Она сжала ее руку.
– Как бы я хотела, чтобы он сегодня был с нами.
Женя смахнула слезинку со щеки, и они застыли, взявшись за руки, как тогда в горах.
– Давида бы раздражала каждая минута этого мероприятия. Но я бы тоже этого хотела.
Дворцовая часовня никогда не станет для Зои подходящим местом для празднования. В этом зале она наблюдала за коронацией Николая, но здесь же стояла бок о бок с Алиной за алтарем в ту ночь, когда Дарклинг напал на Малый дворец и расправился с половиной людей, знакомых Зое с детства. В ту ночь они ушли под землю, и прошли годы до того, как Зоя позволила себе по-настоящему выйти на свет. Раны казались слишком глубокими, а страх – слишком сильным. Тогда она не верила, что когда-нибудь снова сможет почувствовать себя в безопасности.
А теперь? Она разрешила Вадику Демидову, последнему из Ланцовых, получившему роскошное поместье и немаленькое состояние – в основном благодаря любезности князя Крыгина, – возложить медвежью шкуру Санкт-Григория ей на плечи. Она слушала проповедь Владима Озваля, священника, которому достался пост ее Апрата, о святых – старых и новых. В айвовой роще, когда-то бывшей Каньоном, началась постройка маленькой часовенки, и поговаривали, что в местах, прежде пораженных тленом, а ныне цветущих, тоже стали появляться маленькие алтари Беззвездному святому. Зоя была не вполне уверена, что может смириться с тем, что Дарклинг стал святым, но пыталась сдержать свое слово.
Когда настал момент, она позволила Владиму надеть корону ей на голову. Эта корона воплощала мощь – изготовленная из остатков титания, украшенная сапфирами, выполненная в форме изогнутых крыльев дракона.
Она окинула толпу друзей и незнакомцев, заметила Женю, сверкающую единственным янтарным глазом, в красном кафтане, на котором теперь был вышит дракон; Леони, фабрикатора, которой так восхищался Давид, – ставшую теперь членом Триумвирата и державшую за руку Адрика, который так и не бросил своего короля-демона и который теперь вместо Зои представлял в Триумвирате эфиреалов.
Со всего мира на коронацию съехались сановники: делегация от Торгового совета Керчии, включающая мерзкого Хайрема Шенка, кучу сил потратившего на то, чтобы равкианский престол попал под влияние Фьерды; маршал с Блуждающего острова; земенские министры, без которых Равке не удалось бы выстоять в войне; и даже шуханские принцессы со своей стражей – Эри и Майю, которые обняли Николая, как старого друга, и Макхи, которая окинула презрительным взглядом белые цветы, украсившие дворцовые балюстрады, разодетых придворных у каждой двери, флаги, полощущиеся на зимнем ветру, и заявила: «Во имя Неба, неужели никто из вас не разбирается в церемониях?»