За спиной хрустнули камешки.
– Ты чего не ушел? – спросил он светлоглазого, оборачиваясь. – Жить надоело?
Тот хмыкнул и демонстративно уселся на ящик. На его страшно худом лице играла блаженная улыбка.
– Не пойдешь? Ну как знаешь! – не стал спорить Танюшкин и перестал обращать внимание на своего странного помощника.
Время поджимало, пора занимать позицию для стрельбы.
«Человеческая техника против демонов. А вдруг получится? – спросил себя Танюшкин, опускаясь на землю и аккуратно выкладывая в рядок три осколочно-фугасные гранаты. Тут же сам себе и ответил: – Очень на это надеюсь, а то человек я простой, боевым магиям не обучен».
Он лег, выключил фонарь и стал ждать. Слева от него притаился светлоглазый. Слава чувствовал резкий запах его пота и слышал болезненное прерывистое дыхание. Он снова попытался вспомнить, где видел эти светлые, словно граненые глаза, и не смог.
Воцарилась жутковатая тишина. Из проема в стене тянуло сыростью. Танюшкин терпеливо ждал, прислушиваясь. Тихо. Ни единого звука.
Ни единого шороха…
Ракшасы!
Они были еще далеко, но он уже ощущал, как пульсирует черная кровь в жилах каменной кладки подземных коридоров, как мерно вздымается и оседает земля, усыпанная острыми обломками.
Внезапно накатила липкая волна паники, и он безвольной куклой вжался в землю. Гранатомет выскользнул из потных рук. Вторая волна заставила его скорчиться. Он забился в судорогах, сжимая голову, которая раскалывалась от пульсирующей боли.
Тамм! Тамм! Тамм!
Их мерные шаги приближались, пронзая тело невыносимой мукой. Воздух загустел, стал горячим и пах кровью. Омерзительная вонь, как на скотобойне. Она мгновенно пропитала все вокруг и липла к зудящей коже.
Вот она, магия, в которую он никогда не верил. Древняя непостижимая сила, смертельно опасная для всего живого. Кто он для них? Нелепый червяк под ногами, хрупкое насекомое? Пройдут и не заметят.
А чего он ждал? Танков из компьютерной стрелялки?
В его судорожные мысли ворвался чей-то тихий дрожащий голос:
– …те, кто почитает веру как сущее, соединяются с пламенем, после пламени – с днем, после дня – со светлой половиной месяца, после светлой половины месяца – с полугодием растущего солнца…
Рядом с ним лежал светлоглазый и по-русски, словно молитву, шептал странные завораживающие слова:
– …после этого полугодия – с миром богов, после мира богов – с солнцем, после солнца – с молнией; их, ставших молнией, ведут в миры Брахмана…
Боль на секунду отпустила, Танюшкин приподнялся на локте и неимоверным усилием дотянулся до ствола гранатомета. Михалыч послушно откликнулся на его прикосновение. Голос светлоглазого захлебнулся, и было непонятно, жив тот или мертв, но в голове Танюшкина продолжали звенеть слова:
«…соединяются с пламенем… их, ставших молнией, их, ставших молнией… соединяются с пламенем».
Есть! Оружие снова уставилось в пульсирующую темноту.
Тамм! Тамм! Тамм!
Он знал, что ракшасы близко, и заставил себя занять позицию для стрельбы. Оперся на правое колено и трясущимися руками пристроил гранатомет на плечо.
Павловский уже наверняка нашел Марианну с Дашей… С ними все будет хорошо… Марианна будет жить… А с ним будет то, что должно случиться…
…домой так и не позвонил! Маманя голову оторвет…
Внезапный дикий рев оглушил Танюшкина. Черный провал в стене зажегся десятками горящих глаз. Мозг взорвался невыносимой болью, но палец намертво стиснул курок. Оглушительный грохот вдавил его в землю.
Ствол Михалыча дернулся и ушел вверх, но возникший за спиной Танюшкина большой двойник мгновенно выправил траекторию выстрела, метнув в цель светящуюся шафрановую молнию, за которой, как приклеенная, устремилась граната.
Миг – и красные глаза смыла вспышка оранжевого пламени. Запахло горелым мясом, среди кровавых ошметков на обугленной земле корчились несколько смертельно раненых тварей, пещера яростно выла, визжала и шипела десятками глоток.
«Огненные стрелы Рамы, огненные стрелы Рамы…» – шелест нечеловеческих голосов заполнил возвращающееся сознание.
«Ты – не царь Рама! Кто ты? Кто ты?» – он с трудом осознал, что голоса обращаются к нему. Из ушей текла кровь, он понимал, что оглох, но голоса просачивались сквозь тьму и звучали у него в голове.
«Кто я? – спросил себя Слава и сплюнул сгусток крови. – Герой, блин…»
«Герой, герой, герой…» – эхом отозвались голоса.
«Интересно, что бы они сказали, если бы знали, что царь-то не настоящий?» – вспомнил Танюшкин известную комедию.
Он бесконечно долгим движением зарядил гранатомет и вытер со лба испарину. Похоже, осколочно-фугасная произвела должное впечатление на демонов, не знакомых с достижениями человеческого прогресса. Ракшасы отступили и затаились.
Какие они? Ганеша говорил, что они меняют обличья. Сколько прошло времени? Где сейчас слон? Что с Марианной?
«Герой, герой, герой… – снова шептали голоса. – Мы – те, кто хранил этот мир. Зачем вмешиваешься в ход неподвластных тебе событий, если сам не способен распознать добро и зло…»
Казалось, щупальца проклятых тварей тяжело ворочаются в его истерзанном мозгу. Он зажмурился, лихорадочно вспоминая спасительные слова: «…соединяются с пламенем… соединяются с пламенем…», но без светлоглазого, который больше не откликался, не помогло.
Тело Танюшкина безвольно обмякло, наливаясь волглой тяжестью, ствол гранатомета склонился к земле, а сам он как завороженный смотрел на острые кривые когти, которые медленно и неотвратимо тянулись к нему из темноты…
– Держись!!!
Танюшкин вздрогнул от отчаянного крика, услышал бешеный перезвон колокольцев и топот копыт. К нему мчалась светящаяся четверка, и огненный гребень каски прадеда Серафима вздымался вверх, как перья на шлеме возничего боевой колесницы. Знакомое тепло побежало по рукам, наполняя скрюченные пальцы горячей силой священного огня. Он не зря надеялся. Город все-таки нашел его под землей.
Когти отдернулись, как от ожога. Всего на мгновение. Но его хватило, чтобы Танюшкин успел вскинуть ствол Михалыча и нажать на спуск. Второй выстрел получился на загляденье.
Яркий всполох осветил своды подземелья и жуткие нечеловеческие фигуры, извивающиеся в агонии, выхватил из темноты фигуры уцелевших ракшасов. Их потные тела цвета запекшейся крови с грохотом сталкивались в тесноте каменного коридора. Они тянули к нему змеиные руки, перевитые корнями чудовищных мускулов, и бешено скалили тигриные клыки, с которых летели хлопья желтой склизкой пены.
Еще целое мгновение, обгоняя друг друга, ракшасы неслись к неподвижному Танюшкину огромными звериными прыжками, и целое мгновение он стоял, бледный и спокойный, и, не опуская взгляда, смотрел в их свирепые красные глаза…
И когда наконец истекла последняя наносекунда этого бесконечного мгновения, случилось то, о чем беспокоился Танюшкин, занимая огневую позицию, – реактивная струя из раструба гранатомета ударила в стоящие за его спиной ящики с гранатами, и своды пещеры содрогнулись от чудовищного взрыва.
Ослепительное пламя промчалось по подземелью, впитывая древнюю магию Маникарники и превращая в горячий липкий пепел неуязвимые тела ракшасов…
Большой и маленький Танюшкины слились в одно целое, и единый, не имеющий размера Танюшкин увидел со стороны стаю оранжевых бабочек с трепещущими огненными крыльями, свое распростертое в воздухе тело, ладони, рванувшиеся к липким от крови ушам, в которых лопнули барабанные перепонки, ощутил тошнотворный запах паленых волос на макушке.
Увидел слева от себя счастливую улыбку в светлых граненых глазах, исчезающую за стеной ревущего огня, и вспомнил ринг, где впервые встретил светлоглазого. Горящие губы бывшего боксера-переростка шепнули ему напоследок:
«…соединяются с пламенем… их, ставших молнией, ведут в миры Брахмана…».
А потом, заливая воронки зрачков, мир захлестнула шафрановая волна, и все, что казалось немыслимо важным, потеряло всякое значение. Несуществующий затылок глухо ударился о жесткие доски пожарной линейки, и четверка огненных першеронов на бешеной скорости влетела в тоннель яркого света…
Глава 2Красный кубик
И как только земля содрогнулась, Ганеша уже знал, что его невозможный, неправильный герой, который к тому же еще оказался не тем, кого выбрала линия судьбы, все-таки справился с непосильной задачей. Сознание затопила волна смертельной паники мечущихся в подземелье ракшасов, и его едва не стошнило от запаха их горящей плоти.
Яркие видения открыли Ганеше последние мгновения жизни могущественных врагов, перед которыми трепетали сами боги. Он с благоговейным ужасом наблюдал, как ослепительное пламя, впитавшее древнюю магию смерти, с ревом несется по подземным переходам, выжигая все живое и оставляя после себя черные оплавленные камни. – Ганеша! Я тебя жду! – услышал он голос отца и послушно отправился навстречу судьбе.
Торговцы и поэты, путешественники и студенты, матери с детьми, обычные простые люди, которых он любил, смотрели вверх, наблюдая, как исчезает кровавая туча и ширится яркая небесная синь. Им было невдомек, что сам бог мудрости, Владыка препятствий проталкивается в их толпе, ловко работая локтями, такой же, как они, скромно одетый маленький человек с круглой головой и оттопыренными, как у слона, ушами.
«Если отец сейчас вместе с матушкой, может, все еще и обойдется. Когда надежды нет, остается надеяться на женщину».
Ганеша, уже невидимый для людских глаз, тяжело взгромоздился на ожидающую его вахану. Судя по ее хитрой морде, Нандину придется искать себе новый барабан.
«Но как? Скажите мне, как он сумел справиться с ракшасами?» – задал себе вопрос бог мудрости и не нашел на него ответа.
Павловский, прихрамывая, медленно брел вдоль берега Ганги. Время от времени он останавливался и растерянно оглядывался вокруг.
Гхат жил своей обычной жизнью. Такую же картину здесь можно было увидеть сто или пятьсот лет назад. У самого берега стирали белье. Его скручивали в тугие жгуты, и смуглые жилистые мужчины в набедренных повязках, стоя по пояс в реке, изо всех сил колотили ими о камни.