– А самое невероятное, – продолжил Ганеша, – что я ошибся буквально во всем, но замысел сработал! Пока я ломал голову, что делать с неправильным героем и где искать настоящего, город сам нашел ответы на все вопросы. – Город? – шепотом спросил Павловский.
– Да, – подтвердил Ганеша. – Город давно понял, что герой, подобный божественному Раме, не мог быть воплощен в одном человеке. Требовалось соединить все недостающие звенья. И Слава, и твой бывший противник на ринге, приехавший умереть в Варанаси, и ты сам – все вы стали единым целым. Без любого из вас не удалось бы одержать победу над ракшасами и спасти тех, кто вам дорог.
– Скажите, Лера жива? – невольно вырвалось у Пав ловского.
– Жива, – кивнул Ганеша.
С души у Влада словно свалился тяжелый камень. Все это время он не находил себе места, гадая, что случилось с Лерой, удалось ли ей уйти. Слава богу, жива!
– Ее спас тот, второй, из твоего прошлого. Благодаря его вмешательству ей удалось скрыться от преследователей, и цепь событий была запущена. Ты снова угодил к похитителям и привел к ним нашего неправильного героя. В то самое место, где должны были появиться ракшасы.
Влад опустил голову и побагровел от стыда. Мысль о записке не шла у него из головы.
– И не только привел, но и помог справиться со злодеями, – заметив его смущение, ободрил Влада Ганеша. – Если бы не ты, он бы погиб, и некому было бы лицом к лицу встретиться с подземными демонами.
– Слава не знал обо всем этом? О том, что мы… – Павловский умолк, не закончив свой вопрос.
– Наш неправильный герой вообще ни во что не верил! Ни в мое существование, ни в ракшасов. Будь он сейчас здесь, не уверен, что он бы поверил в то, что вместо 2013 года оказался в 2017-м…
– Ну, в ракшасов-то он поверил, – возразил Влад, чувствуя обиду за свое второе «я».
– Поверил, – согласился Ганеша, – и это всех нас спасло.
– Ясно, – кивнул Влад и, немного помолчав, задал самый главный вопрос: – И что теперь будет?
– Я ждал, когда ты об этом спросишь! – грустно улыбнулся Ганеша. – Собственно, для этого я и затеял весь разговор.
Павловский молча ждал продолжения, ловя каждое слово.
– Ты – единственный, кто принадлежит к этой реальности. По сути, Слава – лишь твое отражение во времени. Более того, его даже нет в мире живых, – Ганеша испытующе посмотрел на Влада. – Казалось бы, все просто – из вас двоих остался ты один. Однако ушедшего можно вернуть в обмен на жизнь другого, и я даю тебе право решить, кто из вас достоин жить. Выбор за тобой!
Темные зрачки Ганеши впились в побледневшее лицо Павловского. В них клубился мрак комнаты подземелья, из которой вели только два пути. Из Влада словно выпустили воздух. Он зябко повел плечами, не в силах вымолвить ни слова. В горле внезапно пересохло.
Ганеша терпеливо ждал, не сводя с его лица пристального взгляда. Наконец Владу удалось справиться с собой, и он поднял на собеседника покрасневшие глаза.
– Сколько у меня времени, чтобы дать ответ?
– Минута.
Влад окаменел. Именно ему выпало решить, кому из них двоих остаться в живых? И на все одна минута?
Секунду назад мысль о том, что он жив, была аксиомой, и, глядя в небо, он чувствовал прохладу ветерка и тепло нагретых солнцем каменных плит. А мгновение спустя его существование превратилось в теорему, и он запутался в выборе доказательств. Выбор поставил жизнь на качающуюся чашу весов. И легким не хватает воздуха, ноги обмякли, точно сливочное масло на солнце.
Тот другой ничем не лучше. Что с того, что он пришел тебе на помощь? Совсем не трудно убедить себя, что ты нужнее этому миру. Только подумай – и найдется тысяча причин.
Но как потом забыть? С этим придется жить, и еще неизвестно, что легче – стремительно шагнуть за грань небытия или всю жизнь мучительно помнить. И никогда не узнаешь, какой выбор сделал бы он на твоем месте…
Шестьдесят секунд и одно непроизнесенное имя превратились в стремительно истончающуюся грань между жизнью и смертью. Одно слово – и он жив, но другой уже никогда не увидит это жаркое дымное небо. Одно имя – и его больше не станет. Но второй будет жить. Только минута. И она уже подходит к концу. Жестоко…
Или, наоборот, в том, как стремительно летят секунды, и есть высшее милосердие? Так проще.
По крайней мере он избавлен от долгих мук выбора. Прежний Влад Павловский ни секунды бы не сомневался в ответе. Но он уже не тот Влад, который вышел из самолета в аэропорту Дели. Эти несколько дней изменили его до неузнаваемости.
Но человек слаб. Где гарантия, что, если сейчас оставить его наедине с самим собой, он не бросится бежать сломя голову, чтобы как можно скорее избавиться от ненужных сомнений? Просто забыть обо всем и радоваться, что живой. Не оправдывать себя, а выбросить из памяти малейшие воспоминания о том, что здесь случилось…
Он вздохнул и тихо, но твердо произнес:
– Пусть решит жребий.
Ганеша серьезно кивнул, принимая ответ. В его плавных движениях, в величественном выражении строгого лица не осталось ничего от робкого маленького человечка, похожего на неудачливого кинопродюсера. Он достал из кармана холщовый мешочек, и вынул из него игральные кости. Жестом показал Павловскому его кубик, красного как кровь цвета. Зажал в пухлом кулаке, потряс и бросил.
Два резных кубика – красный и белый – с громким стуком посыпались на прогретые солнцем плиты. Влад, не отрываясь, следил, как катится по выщербленной поверхности камня маленький красный кубик, в котором в этот миг для него сосредоточилась целая жизнь. Кубик в последний раз подпрыгнул и замер в нескольких сантиметрах от него. Лицо Павловского окаменело.
Он перевел взгляд на белый кубик и устало прикрыл веки. Он честно выиграл свою жизнь. Прости, Слава, мое второе и, наверное, лучшее «я». Нам так и не удалось узнать друг друга поближе.
На глаза навернулись непрошенные слезы. Внезапно ему стало так больно, словно он своими руками отрезал тупым ржавым ножом половину собственной души…
Глава 3Анджали
Марианне снился странный сон.
– Здравствуй, анджали! – рядом с ней опустился на каменные плиты маленький толстый человечек, лысый, лопоухий, похожий на буддийского монаха.
– Добрый день! – настороженно отозвалась Марианна. – Вы это мне?
– Конечно, анджали, – согласно кивнул человечек.
– А почему вы называете меня «анджали»? – удивилась Марианна. – Раньше я не встречала такого слова.
– Анджали – женское имя, на санскрите означает «жертвенность», – ответил тот, ласково улыбаясь.
– Слышали бы вас мои коллеги с работы! – горько усмехнулась Марианна. – Для таких, как мы, жертвенность хуже рака.
– Тяжело тебе живется? – спросил он, пытливо заглядывая ей в глаза.
– От меня вечно ждут результат, вот и кручусь как белка в колесе, – неожиданно для себя пожаловалась она. – Бывает, за день со встречи на встречу так набегаешься, что все ноги до мозолей сотрешь…
– Понимаю, – покивал он круглой головой и негромко сказал: – У тебя будет время узнать, что такое жертвенность.
– Послушайте, – Марианна со стыдом вспомнила, что забыла спросить о главном, – мне нужно узнать, что с моим…
Она запнулась в растерянности, не зная, как продолжить фразу.
– Он в большой беде. Молись за него! – серьезно ответил человечек.
– Я не умею, – испугалась она словно ребенок. – Я неверующая…
– Неверующих не бывает. Люди всегда во что-то верят. Например, ты должна верить в то, что он сможет вернуться, – вздохнул человечек, поднимаясь.
– Но если у меня не…
– Думай о нем. Все время думай о нем. Пока ты его помнишь, твой герой жив. На вот, съешь! – он протянул ей на ладони горсть маленьких белых шариков. – Говорят, помогает!
– Что это? – она осторожно, двумя пальцами взяла белый кругляшок и послушно положила в рот. – Сладкий… – Рисовые шарики с кардамоном. Мои любимые. Бери еще! Силы тебе понадобятся, чтобы выдержать испытание.
– Испытание? – растерянно переспросила она.
Мир бешено завертелся вокруг нее, засасывая в черную воронку, и в следующий миг она обнаружила себя босой среди тысяч людей, которые медленно брели по ночной дороге. Колонне паломников не видно было конца. Высоко в небе, словно крышка консервной банки, прилипшая к черному мусорному пакету, блестел жестяной диск луны. Вокруг было темно, но жарко и душно, как днем.
Мелькали вспышки фонариков, и их беспорядочный свет выхватывал торжественные лица идущих рядом индусов, белые пятна мужских рубашек и блеск тяжелых золотых браслетов, которые позвякивали на руках женщин.
К подошвам ее босых ног мгновенно пристала какая-то дрянь. Она остановилась, чтобы брезгливо смахнуть с пяток мусор и липкий деготь, но колышущаяся толпа мягко подтолкнула ее в спину, и она покорно пошла вперед, вздрагивая каждый раз, когда острые мелкие камушки безжалостно впивались в кожу.
Люди ускорили шаг, и колонна вошла в город, где в ночи ярко горели желтые окна домов, звенели колокольчики и пели гудки мотоциклов. Вдоль обочины тянулись крохотные лавчонки, где паломникам продавали сахарные арбузы и рубили бледно-зеленые кокосы, вставляя в отверстие трубочки для питья. Со всех сторон к дороге стекались празднично одетые люди, и нескончаемый пестрый поток набирал силу, устремляясь к выходу из города.
Рядом протяжно запели мантры. Марианна тревожно вглядывалась в лица поющих, пытаясь понять, что все это означает.
– Простите, – обратилась она к худому коротко стриженному старику с аккуратной бородкой, который шел рядом с ней, переставляя тонкие, как палки, ноги. – Где мы? Куда идут все эти люди?
– Паломники в полнолуние совершают кору вокруг священной горы Аруначала, – вежливо ответил он, взглянув на нее большими печальными глазами. – Ты должна успеть обойти ее. Тогда боги исполнят твое желание.
– Но сколько у меня времени? – в ужасе воскликнула она. – И как я узнаю, что успела обойти гору?
– И время, и пространство – лишь условности, какими их видит твое «я», – ответил он. – Иди!