– Одна неверующая анджали. Она продолжает идти вокруг Аруначалы, и пока ее кора не завершена, душа героя не может отправиться на перерождение.
– Всего лишь смертная, – равнодушно произнес молодой.
– Отец, позволь ему вернуться и прожить оставшуюся жизнь с этой женщиной. Они любят друг друга! – попросил Ганеша.
– Еще несколько десятков лет прозябания в жалком человеческом теле? Какой в этом смысл? – недоуменно спросил молодой голос. – Если их любовь так сильна, как ты говоришь, их души обязательно встретятся, когда придет время.
– Но, отец… – начал возражать Ганеша, но тут же умолк.
– Стыдись, сын! Твои слова похожи на речь простого смертного! – недовольно произнес молодой. Он помолчал и продолжил ровным тоном: – Впрочем, ты прав в одном. Мы кое-чем обязаны твоему герою. Поэтому я принял решение. В его душе живет огонь, и он будет удостоен величайшей чести, став одним из хранителей священного пламени. На этом все!
В голосе молодого звенела такая ярость, что отметала всякую мысль о возражениях. Поэтому робкая просьба его собеседника прозвучала как настоящий вызов:
– И все-таки, отец, я молю тебя сохранить ему душу в прежнем теле…
– Я испепелил Каму за меньшую дерзость, чем сотворил ты, остановив мой танец! Не окажись рядом твоя достойная мать… Ганеша, я ясно выразился: душа твоего героя сольется со священным пламенем…
– Душа героя? – вмешался в их беседу высокий нежный голос молодой женщины, видимо, привлеченной гром-391-кими возгласами спорящих. – Царственный супруг мой, Великий Шива, и ты, Ганеша, простите, что ненароком услышала ваш разговор. К чему столько шума из-за простого смертного? Позволено ли мне будет взглянуть на предмет вашего спора?
Он почувствовал, как над ним наклонилась женщина с темными волосами, окруженная сияющим ореолом света. Она была божественно прекрасна, но его сознание продолжало цепляться за образ другой, той, что шла босиком по бесконечной дороге и шептала: «Слава, вернись, Слава, вернись…».
Ему вдруг показалось, что это ее исхудавшее, смертельно уставшее лицо склоняется над ним. Растрепанные светлые волосы, темные провалы глаз, запекшиеся искусанные губы, отчаянный подбородок с мальчишеской ямочкой.
– Быть этого не может! Я вижу эту женщину его глазами! – удивленно произнесла темноволосая, и ее мягкий свет ласково окутал его сознание, обволакивая и даря покой.
– Ну-ну, – саркастически хмыкнул Шива, – поглядим, кто у нас там!
Где-то очень далеко бредущая по ночной дороге измученная Марианна ощутила на себе чужой взгляд. Собственные ребра навалились на легкие страшной тяжестью. Воздух вокруг стал вязким, плотным, как застывший пластилин. Она схватилась за грудь, надсадно закашляла. Образ Славы начал тускнеть…
Марианна упрямо мотнула головой и, зажмурив высохшие, точно ободранные изнутри и набитые солью веки, продолжила шептать слова молитвы. Далекий огонек на ее ладонях вздрогнул, качнулся, задрожал маленькой искоркой во тьме.
– Такая хрупкая, но какая в ней сила веры! Возможно, этот мир не настолько плох, как я думал, – задумчиво произнес великий бог, а потом, словно устыдившись собственных слов, холодно добавил: – Впрочем, не в ее воле остановить неизбежное, рано или поздно кора этой женщины закончится.
– Они действительно любят друг друга! – словно не веря своим глазам, произнесла темноволосая.
– Любовь червей, которые рождаются, чтобы в следующую секунду умереть и быть съеденными другими червями? – устало спросил Шива. – О чем ты говоришь, моя Парвати?
– Позволено ли мне будет заметить, мой царственный супруг, что их души соединяет очень прочная кармическая связь, – возразила темноволосая Парвати. – И, что удивительно, с каждым мгновением она становится сильнее. – Отец! – умоляюще произнес Ганеша. – Прошу тебя о милости к ним!
– Я присоединяюсь к просьбе моего сына, – кротко вставила Парвати, и Слава ощутил нежное прохладное колыхание ее света.
– Я уже сказал, душа этого смертного станет хранителем священного огня! – сурово ответил Великий Шива. – Не должно мне всякий раз менять свои решения. Во что тогда превратится мир?
В ответ на его слова повисло безнадежное молчание. И тот, кого раньше звали Славой, понял, что его судьба наконец определена. Душа приняла это как должное, не почувствовав ни боли, ни грусти.
Огонь был ее сутью, и она жаждала с ним соединиться. Ей предстоял путь многих поколений Танюшкиных, что владели искрой пламени, как дед Иван, как прадед Серафим. Он в последний раз взглянул в глаза светловолосой…
«Слава, вернись!»
Отчаянный женский крик ударил наотмашь, завибрировал в пространстве, ломая охватившее его оцепенение, и он почувствовал, как рядом вздрогнули трое, чьи голоса он слышал все это время.
– Не думал, что меня можно удивить! – произнес Шива. Его голос уже не казался молодым. Звуки рождались из пустоты, и в них не было ничего человеческого – ни эмоций, ни возраста. Великий бог надолго умолк, и пустота терпеливо ждала. Наконец он сказал:
– Хорошо, пусть будет так. Я не отменяю своего решения, но дам ему небольшую отсрочку. Посмотрим, чего стоит любовь смертных. Идем, моя Парвати!
Голоса супругов отдалились и затихли. Рядом бубнил глуховатый голос Ганеши:
– Женщины! Они способны разрушить целый мир одним неосторожным словом! Но, будь уверен, когда не осталось никакой надежды, именно они его и спасут!
Голос отдалился, затих, но через некоторое время приблизился, зазвучал совсем рядом:
– Ведь любит она его больше жизни, а свопы какие-то им мешают! И чем помочь? Я не бог любви Кама. Одно слово, неправильный герой. Уничтожил неуязвимых ракшасов, а сам даже не был настоящим героем. Как же я мог так ошибиться… Или все-таки не ошибся?
– Где я? – спросил себя Танюшкин.
– Это не важно, – ответил ему Ганеша. – Скоро ты вернешься к себе и забудешь об этом месте.
– Я помню, как шли ракшасы, я выстрелил во второй раз, потом взрыв. Со мной еще был один человек…
– Не тревожься о нем. Ему дано то, чего он желал.
– Я умер? – задав этот вопрос, Танюшкин не почувствовал никаких эмоций.
– Тело сгорело, если ты это имеешь в виду. Но твое сознание существует. Оно почти растворилось в абсолюте, но все еще способно вернуться в новое тело благодаря тому, что твоя женщина до сих пор молится за тебя и верит, что ты вернешься…
Слова о собственной смерти Танюшкин воспринял на удивление спокойно. Гораздо важнее было то, что он наконец вспомнил, как ее зовут.
– Марианна, – с облегчением произнес он имя светловолосой, чьи заплаканные глаза смотрели на него сквозь золотистый туман забвения.
– Но вот что тебе нужно знать, герой, – продолжил Ганеша, – ты вернешься на берег Ганги в 2017 год, из которого попал сюда…
– В 2017-й? – переспросил Танюшкин. – Не может быть! Когда я летел в отпуск, на дворе был 2013-й!
– В свою смерть ты поверил, а в 2017 год нет? – в голосе Ганеши послышалась ирония, но он, немного помолчав, терпеливо продолжил объяснения: – Нам был нужен герой для битвы с ракшасами, и я перенес тебя на четыре года вперед, в 2017-й. Но, как верно заметил мой великий отец, игры со временем опасны. Я не знаю, останешься ты в 2017-м или линия судьбы перенесет тебя назад в твой 2013 год. Впрочем, все может оказаться гораздо хуже. Ты слишком долго пробыл за гранью, и нити, которые привязывают твое сознание к миру живых, ослабли, истончились. Тебя может забросить куда угодно, даже туда, откуда нет путей в привычный тебе мир. Мне жаль, но я ничего не могу с этим поделать.
– Но вы же бог мудрости! – возразил Слава, который, не перебивая, слушал Ганешу. – Вы, всемогущие боги, все знаете и все можете именно потому, что вы боги…
– Люди склонны преувеличивать, – Слава ясно представил, как сморщилось невидимое в темноте лицо Ганеши. – Знаем многое, но не все, можем и того меньше. Хочешь совет бога мудрости?
– Хочу.
– На твоем месте я бы не надеялся на мудрость богов.
– А на что мне надеяться? – спросил Слава.
– На свою женщину. Ты хочешь остаться с ней в 2017-м?
– 2017-й, – задумчиво повторил Танюшкин. – Значит, в ее паспорте не было ошибки… Конечно, больше всего на свете я хочу быть с Марианной!
– Ты снова встретишься с ней в Варанаси, где сам воздух пропитан магией жизни и смерти, но дальше я ничего обещать не могу. Единственное, что тебя привязывает к этому миру тонкой нитью, – любовь твоей женщины. Все, или почти все, зависит от того, насколько она готова удерживать тебя возле себя. Скажи ей правду!
– Какую? – не понял Слава.
– Что именно от нее зависит, останешься ты в этой реальности или уйдешь.
Танюшкин долго молчал, обдумывая услышанное. Затем глухо обронил:
– Я люблю ее, люблю больше, чем, может быть, позволено любить человеку в этой жизни. Но не знаю, насколько сильно ее чувство ко мне. И потому не хочу подталкивать к решению, о котором она потом может пожалеть. Вдруг она решит спасти меня просто из жалости…
– Каждый из нас делает свой выбор, – печально вздохнул Ганеша. – Прощай, неправильный герой! Надеюсь, если вы оба не наделаете глупостей, твоя отсрочка окажется достаточно долгой. По крайней мере, по вашим, человеческим меркам.
Глава 5«Ты меня совсем не слушаешь!»
Он очнулся от детского плача и, только когда открыл глаза, понял, что это кричат чайки. Его тело лежало на жестких каменных плитах в нескольких метрах от мерно плещущейся воды. Вернулась тупая боль в сломанных ребрах.
Живой!
Далеко над противоположным берегом Ганги висел тусклый, будто призрачный шар. Восходящее солнце парило в густом, плотном, как смог, мареве, и по розовеющей воде от него к гхатам бежала блестящая дорожка. Заскрипели весла в уключинах, и чернильный силуэт лодки пересек узкую золоченую линию. Где-то далеко звякнул колокол, и его чистый целительный звук поплыл над завороженными водами.
Он шатаясь поднялся, сбросил на землю черную от копоти рубашку и, не обращая внимания на грязную пену и плавающий у берега мусор, вошел в воду по пояс. Постоял, словно вспоминая давно забытое, и, как индусы, пришедшие помолиться великой матери Ганге, три раза окунулся с головой. Затем стал медленно скрести лицо и грудь, смывая в священной воде грязь, кровь и грехи, пока наконец не почувствовал себя прозрачным и пустым.