За его спиной громко запели мантры, и древний тягучий санскрит зазвенел, загудел над просыпающимися гхатами. Протяжные звуки перекатывались и дрожали, рисуя в розовом воздухе узоры, написанные сотни и тысячи лет назад.
А затем вдруг бойко ударили невидимые барабаны, наполняя рассвет густой раскатистой дробью. Он прикрыл веки, чувствуя, как пляшущие палочки взлетают и стремительно падают на шершавую тугую кожу, рождая гулкие упругие звуки, задавая ритм новорожденного дня.
Когда небо посветлело, он заметил, что в реке рядом с ним плечом к плечу стоят люди: серьезные голые по пояс мужчины и женщины в мокрых сари. Одни молились, складывая ладони в намасте, другие пили воду из горстей и набирали ее в пластиковые баклажки, третьи мыли волосы шампунем и чистили зубы.
А сверху по крутым ступеням гхата под звуки мантр спускались тысячи других мужчин и женщин, детей и стариков, текли бесконечным живым потоком. Красочный и яркий, словно цветастое лоскутное одеяло, он вливался в серебряные волны Ганги, а прозрачный воздух дрожал и вибрировал от гудения мантр и торжествующего рокота барабанов, поющих гимны великой реке.
Вдоль берега плыли десятки длинных лодок, битком набитых людьми. Зеленые, белые и карминно-красные, они медленно двигались по течению, а по левому борту от них тянулись белые ступени гхатов, поднимались охристые башни дворцов, торчали острые пики храмов и жались друг к дружке угловатые, похожие на сбившиеся в ряд скворечники, розовые и лимонные, голубые и грязно-серые, фасады домов…
Живой!
Танюшкин вышел на берег и медленно побрел к месту, которое казалось ему домом, туда, где его ждали.
Он тихонько открыл дверь и заглянул в комнату, которая постепенно наполнялась дымным утренним светом. Марианна спала на краю кровати – там, где он ее оставил двое суток назад. Ее лицо поразило его своей болезненной бледностью, тонкий нос заострился, под темными разлетистыми бровями легли глубокие тени. Служившая одеялом простыня сбилась, и из-под нее выглядывали маленькие забинтованные ступни.
«Вот не сидится человеку! Ноги где-то натерла, пока меня не было!» – огорчился Танюшкин.
У него перехватило дыхание от нежности к ней, захотелось жадно прижаться к легкому горячему телу, но он неловко замер и долго смотрел, как она, тоненько всхлипывая, дышит во сне, и бьется на тонкой беззащитной шее маленькая жилка.
Наконец он, вздыхая и стыдясь своей слабости, вытер кулаком выступившие на глазах слезы, сбросил мокрую одежду на пол и осторожно, стараясь, чтобы не заскрипели железные пружины кровати, прилег с краешку. Ткнулся небритой щекой в сырую подушку, отодвинул ее в сторону и положил тяжелую, будто чугунную голову на локоть. Сломанные ребра ныли.
Проваливаясь в сон, он подумал: «Пожалуй, надо почитать про эти свопы. Наверняка там ничего сложного…».
Но уснуть ему не дали.
– Ты! Где! Ты! Был! – оглушил его голос проснувшейся Марианны. – Ты ушел, – всхлипывала она, глотая слезы, – и ничего не сказал! Дашка пришла, включили свет, а там дурацкая записка от Влада!
– Не волнуйся, Мариан, – пробормотал сонный Танюшкин, на всякий случай прикрывая ребра локтем. – Павловский тебя нашел?
– Да к черту твоего Павловского! Где ты был двое суток? Мы с Дашкой собрались в полицию! А тут Влад! Хватает и тащит в ашрам! Говорит, ты велел! Про бандитов рассказывает… Потом взрыв! Мы к берегу, тебя искать. У входа в пещеру врачи, полиция… Влад говорит, погиб ты там, под землей… Я не поверила… Я не хотела верить… А ты… Ушел и ничего не сказал! Двое суток! Я ждала… Я так ждала тебя, Слава… Какая же ты все-таки черствая сволочь, Танюшкин! Дрыхнешь и даже не догадываешься, как сильно я люблю тебя, чудовище… Я даже научилась молиться…
Проваливаясь в сон, он не слышал, как она плачет, повторяя его имя. Чувствовал только, как капают на веки ее теплые слезы, а легкие пальцы гладят по небритой щеке. – Да ты меня совсем не слушаешь!
Глава 6Не только моя тайна
– Влад! – окликнула Павловского Марианна.
– Привет, Марианна, – он улыбнулся непривычной для нее открытой улыбкой.
– Уезжаешь? – спросила она, хотя вчера они уже обсуждали его отъезд.
Они втроем сидели на веранде кафе и пили чай. Влад неожиданно извинился перед ней за то, что пытался перехватить ее сделку. Марианна только махнула рукой, словно речь шла о пустяке. Да, собственно, так оно и было.
К ее удивлению, Влад и Слава разговорились и даже нашли общих знакомых. Пока она зависла в телефоне, просматривая сообщения с работы, оба обсуждали бокс и вспоминали какого-то Михалыча. Мужчины сидели рядом, и она, в который раз, поразилось их сходству и больше всего тому, что не замечала этого раньше.
Тыкая пальцем в экран телефона, она невольно прислушивалась к их разговору.
«Так что насчет квартиры? – спросил Слава. – Не может быть, чтобы сорок четвертая!»
«Извини, ошибся с номером дома! – развел руками Влад. – Перепутал».
О чем они говорили, так и осталось для нее загадкой.
Сейчас бывший стоял возле ресепшена в ожидании портье и задумчиво крутил в руке массивный бронзовый брелок с ключами от номера. Одежду он сменил на новую, но похудевшее исцарапанное лицо, сломанный нос и синяки под глазами представляли ужасное зрелище. Запасная рубашка оказалась с короткими рукавами и открывала взгляду незагорелые руки, покрытые кровоподтеками и ссадинами.
– Да, – кивнул он, – в Дели. Там в нашем посольстве получу справку о том, что потерян паспорт. И сразу в Москву. – А твоя коллега? – ее взгляд невольно задержался на сбитых костяшках его кулаков, таких же больших, как у ее Славы.
– Она уже уехала, – бесстрастно ответил Влад, но чуткий слух Марианны различил в его ровном голосе едва заметную горечь.
– Послушай, Влад, – наконец решилась она спросить то, из-за чего и затеяла этот разговор, – почему у вас со Славой одна дата рождения? И имена у вас совпадают. Вы даже внешне похожи! Раньше я не замечала, а сейчас вижу – одно лицо, только ты выглядишь постарше…
– Пойми, Марианна, – он развел руками, умоляя простить его за то, что собирался сказать, – это не только моя тайна. Я не знаю, могу ли говорить с тобой об этом. Тут, в Индии, все так перепуталось…
Он произнес это с извиняющейся улыбкой, но с такой твердостью, что Марианна поняла – не скажет.
– Ладно, – неожиданно легко уступила она, чувствуя на себе его взгляд. – Нет так нет. Ну, удачи тебе!
– Да уж! – невесело усмехнулся он своим мыслям. – В Москве удача мне точно понадобится. Счастливо оставаться!
Он отдал ключ подошедшему портье. Затем наклонился, быстро поцеловал ее в щеку и, прихрамывая, двинулся к выходу со двора гостиницы. Она проводила взглядом его широкую спину и пожала плечами, как бы отвечая на собственный невысказанный вопрос.
Глава 7Письмо
Танюшкин потер кулаком покрасневшие глаза и, подумав, дописал несколько строчек. Ночью он почти не спал. Лежал на спине, чувствуя ровное дыхание прижавшейся к нему Марианны. Глядел в темноту, которая липла к зрачкам, будто его с головой засунули в черный полиэтиленовый пакет. Индийские барабаны в висках отбивали прощальные минуты. Послезавтра – самолет в Москву…
Слава перечитал письмо и выглянул в окно. Как раз вовремя! Он поспешно сунул конверт в тумбочку. Марианна закончила разговаривать по мобильному и прихрамывая шла к их номеру. Лицо ее раскраснелось, крылья тонкого носа раздувались.
На ходу она знакомым решительным жестом отбросила со лба растрепавшуюся прядь светлых волос. Да уж! Даже отсюда ему было хорошо слышно, как какому-то незадачливому Мишке с работы досталось по первое число.
Слава побаивался тревожить ее в такие минуты. Она еще была вся на нервах, мысленно в своей сделке, и могла, не со зла, сказать ему что-нибудь резкое. Он не обижался. Понимал: такая уж она есть, не переделаешь.
«И все-таки, – подумал он, – письмо – это как-то неправильно».
Им надо просто по-человечески поговорить друг с другом. Она, конечно, расстроится. А может, не надо ее напрасно тревожить. Вдруг все и так будет нормально… Хотя нет, надо честно рассказать Марианне обо всем.
Но как сказать, что в любой момент он может исчезнуть из ее жизни и что от нее зависит, останется он или нет? Готова ли она повесить себе на шею такую обузу?
Здесь, в Индии, они оба попали словно в волшебную сказку, но впереди возвращение в Москву. Там другой мир, все другое. Она не будет такой, какой он знает ее сейчас. И он быстро станет для нее чужим. Еще хуже, если она поверит, что сможет ему помочь, а с ним все-равно что-то случится. Словом, тупик – и сказать нельзя, и промолчать невозможно…
– Скучал?
Марианна вошла и, прижавшись к груди Танюшкина, потерлась щекой о его широкое плечо, словно хотела прогнать мысли о работе. Он поразился тому, как смягчилось выражение ее лица.
Еще секунду назад она представлялась ему грозной воительницей, подобной амазонкам, стремительно несущимся навстречу врагу, а сейчас перед ним стояла совсем незнакомая женщина, милая, непривычно тихая.
Он не переставал удивляться, как сильно переменилась Марианна за то короткое время, что он отсутствовал. Стала мягче, сдержаннее. Даже ее порывистые резкие движения теперь, когда она разговаривала с ним, менялись, приобретая незнакомую ему тягучую плавность.
За последние дни он несколько раз ловил на себе ее встревоженный взгляд, точно она боялась, что он снова исчезнет, и все в нем замирало от нежности и жалости к ней, такой тоненькой и хрупкой.
Сама Марианна не обмолвилась об это ни единым словом, но от Даши он узнал, что ее почти уволили.
– Как ты исчез, она из комнаты больше суток не выходила! Помощница нашего председателя все трубки оборвала, а Марианна телефон не берет! Та мне дозвонилась, орет как безумная, а я что? Глянула – она сидит на кровати, что-то шепчет про себя. Влад уже хотел врача вызывать, да я отговорила… Помощнице наврала, что Марианна в горах, связи нет…