— Что со мной будет? Меня накажут? Ах, что мне делать…
— Замолчи! — Анмар скривился и вперился в меня своим темнеющим взглядом — Ты думаешь, я поверил тебе? Вряд ли ты оказалось такой дурочкой, что пытаешься предстать. Говори, кому ты рассказала о себе?
Я опустила голову. Что ж, похоже, мое притворство не дало плодов. Зато, если они решат меня пытать, это даст столь необходимое время. Хорошо, что они не догадались пока ни о чем — в противном случае убили бы меня давно и бежали изо всех ног из Подоборья. Но даже злодеи, порой, излишне держатся за собственный дом и положение и готовы многим рискнуть, чтобы остаться при них.
Я распрямилась и уселась, скрестив руки на груди и насмешливо глядя на Анмара и Констанса.
— А то что? Будете пытать меня? Как это сделал ваш сообщник, Николас?
Глаза обоих в изумлении расширились от подобных перемен.
— От-т-ткуда ты знаешь это имя? — прошептал советник.
— Он мне не один раз представился, когда поймал меня. Жаль только, что, несмотря на кое-какую информацию, он не назвал ваши, когда умирал, а я не догадалась спросить.
— Что ж так? — голос Анмара прозвучал все также спокойно, как и раньше, хотя его явственно перекосило. Да, Пресветлая его наказала, но, видимо, недостаточно, раз он снова решился на убийство. И не на одно, с учетом стражника и всех тех, кого они намеревались уничтожить, стоит мне назвать имена.
Я независимо пожала плечами, и ответила не менее спокойно, не показывая той ненависти и бешенства, что мною владели:
— Восьмилетний ребенок вряд ли разберется в происходящем настолько, чтобы задавать подобные вопросы. Восьмилетний ребенок слишком боится… И слишком хочет жить. — я прямо посмотрела на тех, кто уничтожил мою семью — Но пусть мне не хватило понимания, как действовать дальше, сил и магии у меня оказалось достаточно, чтобы убить того, кто меня преследовал и превратить его в труп маленькой беловолосой девочки. Вы ведь поступили также? Вашими стараниями все во дворце поверили, что я мертва. Что ж, я тоже смогла сделать так, чтобы вы поверили, что я на самом деле ушла из этого мира. А Николас будто бы сбежал, испугавшись гнева Пресветлой, о чем оставил записку. Нашли её? Мне с раннего детства давались письма.
Констанс охнул, Анмар зло сощурился, а я отвернулась, не выдавая им волнение, вызванное воспоминаниями. Снова вставали у меня перед глазами страшные картины: огромный мужик, тянущий ко мне свои руки, оплетающий с помощью артефакта, магическими путами, угрожающий ножом и режущий маленькие детские ступни. Капли крови, что стекали с моей кожи. Безумная паника, обернувшаяся истерикой. Уверена, что спасла меня тогда Пресветлая. Не помогла моим родителям, но меня не оставила. Правда и сделала при этом орудием, но и тогда, и сейчас, я была готова на подобное. Она уберегла меня от сумасшествия и дала почувствовать собственную силу, столь редко рождающуюся в Подоборье. Я была не слишком научена ею управлять — все думали, что мне еще рано, что вот будет мне, хотя бы, десять лет и возьмутся за мое обучение; не случилось этого. Ни у моего отца, ни у матери Магии Сознания не было. А у меня проявилась. Ведомая Богиней, я всю злость и жажду жизни маленького тела направила на преследователя. С расширившимися от непониманиями глазами он обхватил свой огромный нож и ударил себя в живот. Снова и снова, пока не упал и не умер. Я так и лежала, бездвижная, рядом с ним, пока артефакт не закончил свое действие. А потом встала, сделала необходимые приготовления, зачаровала его и сожгла, так, чтобы и сомнений не было — у тех, кто будет нас искать — что погибла тут восьмилетняя девчонка. Руки отмыла, да записку написала, уверенная, что найдут, кому надо. От имени Николаса, что сил его нет и дальше кровью умываться, что страшится он гнева Пресветлой и желает убраться из Подоборья далеко-далеко.
И мешочек с деньгами я прихватила.
Тогда, двенадцать лет, с разницей в два дня не стало моих родителей. А спустя немного времени не стало и меня.
Маленькая девочка умерла, убив первый и последний раз.
Я с насмешкой посмотрела на лордов.
— Хотите узнать, как я его убила? И как я могу убить вас?
— Т-ты не сможешь…Мы убьем т-тебя первыми — советник, несмотря на его изначальную решимость, похоже, только бравировал. Потому как лицо его сделалось бледным, а лицо покрылось испариной.
— Да? А вот так? — я прошептала заклинание и превратилась в Констанса. Конечно, я не могла столь раздаться вширь, как он, но мужчине хватило и моего измененного лица, чтобы в ужасе отпрянуть.
— Мне это не помешает, — прошипел Анмар и вытащил артефакт. Я знала его — страшная, душащая вещь, что опустошает легкие и стягивает горло лентой.
— Не боишься мести Пресветлой? — я зло скривилась, не намеренная больше строить из себя вежливую леди — Твоя вторая жена и дети все еще живы, но надолго ли?
Это окончательно взбесило Анмара.
Он ударил меня. А потом бил снова и снова, по лицу, по рукам, которыми я пыталась прикрыться, вымещая на мне свои страхи. Я не сопротивлялась — просто не могла. Я радовалась. Пока он меня бил, пусть даже до полусмерти, он не убивал.
Даже одна выигранная секунда могла решить все.
Кажется, Анмар это тоже понял. Он резко остановился, брезгливо отер ладонь, и направил на меня смертоносный предмет снова.
Он начал шептать заклинание, а я закрыла глаза.
Пусть так. Но я ни о чем не жалею. Но в то мгновение, что я уже прощалась с жизнью и готовилась к беседе с Пресветлой, раздался жуткий грохот.
Я распахнула глаза. Самелиус?
Дверь вылетела и на пороге возник…
Принц Вильям и королевские гвардейцы.
Наследник мгновенно оценил обстановку: мое окровавленное лицо, замерших похитителей, магическую удавку, направленную на меня и зарычал так, что стены содрогнулись снова.
Он не стал вести переговоров. Одним молниеносным движением он метнул длинный, заостренный магией нож и отсек руку, державшую артефакт. Анмар взвизгнул и упал, а принц, с абсолютно бесстрастным лицом, подошел к нему, вытащил меч и вонзил тому прямо в сердце:
— По праву Короны! — провозгласил он.
Констанс заскулил и попытался дернуться куда-то, но его удержали гвардейцы. Вильям Первый, не менее бесстрастно, перерезал ему горло и отбросил меч в сторону.
Он быстро вернулся ко мне и опустился передо мной на колени.
Его лицо поплыло, превратилось в полную страдания и боли гримасу. Или то мои слезы застлали мне глаза? Он дрожащими руками погладил мою не пострадавшую руку, волосы и прошептал срывающимся голосом:
— Ангел… Прости меня, мой Ангел… Что не уберег, ни тогда, ни сейчас…Прости что ты все это увидела…
Я покачала головой:
— Спасибо, что я это все увидела.
Принц резко вырвал цепь из стены, аккуратно поднял меня на руки и вышел из подвала, ни на кого не оглядываясь. А я потеряла сознание.
Глава 22
Наследный принц Вильям Первый сидел на кресле в собственных покоях и, не отрываясь, смотрел на спящую на кровати девушку.
Целители умыли её, убрали все синяки и раны, напоили отварами, восстанавливающими силы, и погрузили в длительный сон. Они хотели остаться дежурить при Ангелине, но он одним, не предполагающим возражений, взглядом, прогнал посторонних. Этим же взглядом он наградил Самелиуса, предлагавшего уложить девушку в её покоях. Верховный Маг, похоже, совсем выжил из ума! И стоило ему вспомнить, что Самелиус согласился, чтобы Гелла служила приманкой, как кулаки сами сжимались в жажде придушить почтенного друга.
Таким же взглядом он выдворил и Главного Распорядителя, лопотавшего что-то про необходимость дальнейшего Отбора. Да плевать ему на Отбор! Ну, может, не плевать, но пока Ангел не придет в себя в достаточной степени, чтобы в Отборе участвовать, он продолжать его не позволит. И видит Пресветлая, на все для этого пойдет.
Он уже успел затребовать из архивов информацию по предыдущим Отборам, и понял, что выбор Богини можно подстегнуть, если провести особый ритуал — прошение перед последним посещением невестами Храма — его может совершать принц, если он уверен в своем выборе. И это прошение могло быть удовлетворено.
Да и без него он был уверен в победе Ангела. Кто, как не она, достойна стать Королевой?
Кто, как не любимая?
С детства она была его девочкой. Он был боевым мальчишкой, настоящим разбойником, но к Ангелу относился с нежностью и любил её, как можно любить лучшего друга или сестру. И защищал вечно попадающую в неприятности подружку. Когда ему сообщили, что Ангелина мертва, он не поверил. Не поверил и тогда, когда, скрепя сердце, отец разрешил ему увидеть тело малышки. Не поверил и тогда, когда камень, который содержал её магическую ауру, не потеплел.
Понимание, что он потерял самое дорогое ему существо, пришло спустя много времени.
И тогда его накрыло бешенство.
Год, а то и больше, с ним не мог совладать никто. Он сбегал из дома; отказывался учиться; пакостил; дерзил и ругался; пробовал алкоголь и дрался со всеми, кто готов был к противостоянию. И остановился в один миг, когда увидел слезы матери и осознал, что таким поведением её не вернешь.
И вот она снова с ним.
Как же она раздражала, эта Гелла! И Ешка. Как же он хотел её и мечтал о ней, когда еще даже не до конца понял, кто она такая…. Как взбесился, поняв, что это его Ангел, который не хочет, почему — то, признавать его. И как он испугался, подумав, что никогда больше её не увидит. И тут же простил её молчание, то, что она скрывалась, что игнорировала и лгала ему.
Именно в тот момент он окончательно понял, что любит её. И совсем не как сестру.
Он сразу, практически, пошел к её покоям этим утром, когда ему сообщили, что невесты вернулись во дворец. И не нашел её там. И был готов уничтожить Самелиуса, когда ворвался в его кабинет в поисках Ангелины и узнал правду про ловушку. Его остановил Главный Страж, находившийся уже там. И то время, что они ждали сообщения, что высчитывали место, где могли держать девушку — все то время он, казалось, не дышал.