Сил на то, чтобы встать и уйти, пока не было — зелья действовали медленно. Я пыталась призвать неуловимый сон, но, видимо, выспалась за день и лишь погружалась, периодически, в дрему.
За дверью, в гостиной принца, что-то происходило — велись разговоры, кто-то приходил и уходил. Но это не мешало мне; напротив, так спокойно, как сейчас, мне не было уже давно. Я чувствовала, что Вилли рядом.
Королевой…
Зачем ему это? Я ведь совсем не подходила на роль королевы.
Я не знала чужеземных языков, не обладала навыками дипломатии, едва терпела манерность дворцовых щеголей и злилась на необходимость носить корсет. У меня не было ни стати, ни красоты оставшихся на Отборе невест. Не было поддержки рода или политического влияния.
Да, мое детство прошло во дворце.
Оно виделось мне смутно — гораздо более смутно, чем последующие события. Детство было похоже на череду проказ и приключений. И всегда рядом был Вильям, деливший со мной открытия и наказания.
Вот его я хорошо помнила. Гордость, граничившую с заносчивостью; вспыльчивость; смешливость. То что он сначала говорил и делал, а потом думал. Ранимость, прикрытую дерзостью. Вечно взлохмаченные золотистые кудри. Исцарапанные руки. Открытую улыбку. И то, как обожали его родители.
Мои родители тоже его обожали.
И бесконечно любили меня.
Моя жизнь тогда была полна любви, смех, счастья, объятий и поцелуев мамы и папы. И в один миг это закончилось. И много лет я ничем не могла наполнить внутреннюю пустоту, кроме страха и надежды. Кроме ночных кошмаров.
Потом ушла надежда. Дальше я поборола страх.
И стала снова заполнять свою жизнь чем могла. Магией. Работой. Живым, ярким миром, что кипел вокруг.
Ангел? Давно уже нет. После многих лет притворства и ночевок на свежем воздухе; после воровства, тюрьмы и умерших от мора мальчишек; после работы в таверне, больше похожей на публичный дом; после странствий и драк. Я меняла города и хозяев, тратила немногочисленные сбережения на книги, несколько раз чуть не умерла от болезни и холода на улице и очень часто голодала. Самым светлым, пожалуй, пятном, была работа в булочной. Но там я продержалась недолго — хозяйка, неожиданно, слегла, а после её смерти сын не захотел меня оставлять.
Вздохнула.
Видит Пресветлая, Вильям не так уж и не был неправ. Я свободна. И свобода, и то, кем я стала, мне дороги. Не потому, что они делают меня лучше или счастливей, но потому, что я знаю им цену. Я заплатила не золотом, но бессонными ночами, болью, кровью и каждой минутой, что я выживала одна.
Но стоит ли она любви?
Я не знала.
Когда забрезжил рассвет, а Богиня отпустила Луну отдыхать, я накинула халат поверх длинной рубашки и вышла из комнаты. Вильям не спал — он ждал меня.
— Ангелина — он порывисто встал с дивана, но тут же остановил себя.
— Я…Я хочу вернуться к себе, собрать вещи и…
— Уехать? — столько боли и горечи было в его вопросе, что я вздрогнула. Мужчина подошел ко мне и нежно взял мои руки
— Ангел… Выслушай. Ты имеешь право ненавидеть нас за все произошедшее, — я помотала отрицательно головой, но Вилли этого не заметил — Поверь мне, я ненавижу себя гораздо больше… Но я прошу, не исчезай из моей жизни снова! Я на что угодно готов, только бы ты осталась…Я узнал, узнал почему не работал камень. Глупый мальчишка, я ведь зачаровал его на магическую ауру — твою ауру — а когда твоя мама передала тебе новый дар, аура уже изменилась и камень больше тебя не чувствовал. Я даже не могу оправдаться, что был слишком мал, чтобы принимать решения или слушать свое сердце, которое вопило, что ты жива… Я виновен во всем, что с тобой произошло после смерти родителей — и могу только просить, чтобы ты позволила остаться рядом и загладить эту вину, каждый твой шрам, каждую ночь, что ты провела в кошмарных условиях, высушить каждую твою слезу. Между нами прошлое, но я так надеюсь, что прошлое не окажется сильнее настоящего или будущего. Я ведь люблю тебя, Ангел! Люблю больше жизни! Так сильно, что готов…
— Отпустить? — я смотрела на него внимательно.
— Отпустить? — голос Вильяма стал совершенно мертвым — Да, если ты этого хочешь, если это сделает тебя хоть немного счастливей — я готов и на это. Только я должен знать, что ты защищена, понимаешь?
Он отстранился и на деревянных ногах подошел к столу, где лежало несколько вещей.
— Это артефакты… Сильнейшие артефакты. От болезни. От нападения. Деньги. Еще и в хранилище есть деньги, по любому твоему требованию…Я сделал новый камень на твою ауру, чтобы всегда теперь знать, что ты в порядке. А это — он показал на свиток — твои права на земли и поместье Воран. И еще дом в столице, вдруг тебе — он сглотнул — захочется приехать сюда… Ангелина, но я тебя прошу, передумай! Я смогу сделать тебя счастливой, смогу…
— Не надо Вилли, — он вздрогнул от этого детского имени и посмотрел на меня совершенно безумными глазами — Я слишком отвыкла от всего этого… Королева Подоборья должна быть Светом, а в моей душе слишком много тьмы.
Глава 24
Столица Подоборья гудела.
Подошло время последнего Испытания, не испытания даже, а Признания, после которого из Храма выйдет одна девушка — будущая королева.
Испытание это, в отличие от всех предыдущих, проходило в Главной Светлице, как ласково горожане называли столичный пресветлый храм. Возвышался он на холме, прямо по центру города, неподалеку от Хрустальных колоколов и искрил в этот день магическими и солнечными огнями, от которых в глазах окружившего холм народа рябило.
Многочисленные суровые стражи и маги поддерживали порядок, и следили, чтобы не было давки и непотребств, что можно было ожидать при таком скоплении людей. Всем хотелось подобраться поближе, чтобы рассмотреть стоящую возле простого здания королевскую семью, их приближенных и четырех невест.
Ходили слухи, что невест должно было быть пять, но с одной из них что-то произошло; но на то он и королевский Отбор, чтобы стать причиной слухов и самых мудреных версий происходящего.
Те, кто еще поутру занял хорошие места и сумел устроиться поближе, с удовольствием рассматривали четырех красавиц и пытались распознать, кто же из них станет женой любимчика публики, Вильяма Первого?
Может быть, черноволосая и гордая красавица с замысловатой прической, в платье, расшитом жемчужинами и тонким станом, затянутым так, что удивительно, как она вообще дышала? Или чуть грустная рыжая девушка с полураспущенными волосами, усыпанными алмазными звездами, в тонком, белоснежном сарафане? А может, изящная шатенка, в ярко-красном бархатном платье, оттенявшем её сливочно-белую кожу и тонкие черты лица? Или блондинка с мелкими кудряшками, многочисленными воланами и огромной, как торт, юбкой?
Все были хороши. Все были достойны. Никто не подверг бы сомнениям ни выбор Распорядителя и королевской семьи, ни выбор Пресветлой.
На принца тоже любовались.
Был он, правда, бледен и напряжен, и даже отстранен от происходящего. Строгий синий камзол с золотыми эполетами и аксельбантами удивительно ему шел, а сжатые губы и напряженные кулаки те, кто мог его рассмотреть, списывали на вполне объяснимое волнение.
Близился полдень.
Именно в двенадцать часов, когда начнут бить колокола и мир, и души наполнятся счастьем и радостью, должны были невесты зайти в Храм и предстать перед Пресветлой в ожидании её решения.
И весь народ будет ждать.
Принц посмотрел на солнечные часы, расположенные неподалеку от него, и еще сильнее сжал зубы, так, что челюсти хрустнули. Ему хотелось рвать и метать, а не стоять здесь, ожидая выбор Богини, выбор, который в любом случае будет ему ненавистен.
Но он не мог поступить по — другому. Только не после всего произошедшего.
Оставалось пять минут до полудня.
Внезапно, в передних рядах, что напирали на стоявших плотной цепью стражи, почудилось волнение.
— Стойте!
Людское море колыхнулось, выплюнув прямо на ближайших воинов маленькую фигурку, активно работающую локтями. Те сдвинулись еще плотнее, чтобы не пропустить нарушительницу спокойствия, что пыталась пробраться наверх.
Глаза принца изумленно расширились. И не успел он подать знака, как с холма, повинуясь другому приказу, слетел Главный Страж, стоявший до этого возле короля и двумя руками втянул девушку в оцепленную зону.
Они быстро поднялись наверх, а по людскому морю рокотом пронеслись удивленные вскрики.
От давки рубашка девушки помялась, а с жилета слетели все пуговицы; опрятная утром коса превратилась в торчащие во все стороны светлые пряди. Щека была в чем-то испачкана, а глаза лихорадочно блестели. Потерянная невеста нашла глазами принца, покраснела и чуть смущенно ему улыбнулась.
— Прости за… опоздание.
Тот побледнел еще сильнее:
— Я не успел провести ритуал…
Но в это время раздался хрустальный перезвон и ошеломляюще громкий голос Верховного Мага разнесся по всей округе:
— Невесты! Время идти в Храм.
Успела! Я успела…
Меня все еще потряхивало от скачки и того, что пришлось пережить в попытке вовремя добраться до места испытания.
Невесты смотрели на меня со смесью удивления, злости и тревоги. Но я не могла перед ними извиниться.
Я также, как и они, собиралась бороться за свое счастье. Борьбы здесь, правда, происходить не будет, но я, во всяком случае, была теперь уверена, что сделала все, чтобы быть с Вильямом. И хоть дыхание у меня перехватывало от мысли, что Пресветлая выберет не меня, а в груди при этом болезненно сжималось сердце, я готова была рискнуть.
Ради него. Ради себя.
Да, я испугалась. И как дурочка сбежала. Как и прежде. Бежать от неприятностей — даже возможных — это то, чему научила меня жизнь, и переучиваться оказалось очень больно.
Чем дальше я сегодняшним утром уезжала от столицы, тем хуже мне становилось. Пока я окончательно не остановилась и не сжалась от раздирающих мою душу и тело сомнений и осознания, что вот сейчас, прямо сейчас, я из-за прошлого, из-за всего того, что терзало меня долгие годы, готова растерзать свое будущее.