— Не докажете!
— Отчего же. Вполне докажу, если захочу. Тоже мне, бином Ньютона.
Она смотрит на меня с бессильной ненавистью — такой осязаемой, что я чувствую ее всей кожей. Это крыса, которую я загнала в угол и сейчас вызываю на эмоции, и она в шаге от того, чтобы слететь с нарезки, и мне отчего-то забавно за этим наблюдать.
— Яна, она же после больницы. Навалимся и отнимем.
— Ты дура? Все, я в этом не участвую и не участвовала никогда. Ольга Владимировна, поверьте, я понятия не имела…
— Идите на свое рабочее место и помалкивайте.
— Спасибо, я…
— Идите.
Она поспешно выходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Она мне неинтересна, пусть живет своей жизнью, потом о ней подумаю.
— Вы не можете меня обвинять в краже.
А с тобой, красотка, мы еще не закончили. Похоже, в нашем офисе дела творятся весьма странные, а я и не замечала этого. Самое время восполнить этот пробел в моем мировосприятии. И откладывать это дело в долгий ящик смысла нет — в свете происходящего.
— Отчего же? Вполне могу, так что хватит вилять. Итак. Давай, рассказывай.
— А ничего я не скажу, и не докажете никогда, что я что-то такое сделала. И папка эта — тоже не моя, кто угодно мог ее туда положить, и вообще.
— Дура ты. Твоя подруга сдаст тебя при малейшей опасности. Если я вызову полицию, на папке обнаружат только твои отпечатки пальцев, а твоя подружка расскажет, как ты ее подбила и что ты ей говорила. Молчать ради тебя она не будет, а полиция настолько увязла в этом деле, что уж в тебя-то вцепится мертвой хваткой. И что с тобой будет, думай сама, так что выбор у тебя только такой: или я сейчас — или полиция через десять минут. Последствия тоже разные. Итак?
Она сжимает кулаки, и я вижу, как крутятся ее мозги — она прикидывает свои шансы одолеть меня в драке. Учитывая, что у меня еще голова кружится от слабости, шансы у нее вполне есть, но она этого точно не знает, а я умею отлично ставить на место таких вот бабенок. Они — как рыбки-гуппи, ничему никогда не учатся и ничего не в состоянии проанализировать.
— Даже не думай. Поверни голову направо, видишь? Это камера, она все записывает. Она поставлена здесь именно ради такого вот случая, и я рада, что она здесь есть.
— Я ничего не сделала.
— Нет, конечно. Кроме того, что украла из сейфа папку и деньги. Кто сказал тебе о папке?
— Никто. Я случайно на нее наткнулась, потому что, когда взорвалось, все побежали, а я пошла к Ирине в кабинет, там в столе ключи от сейфа были. Папка эта поверх них лежала, я машинально открыла, а там… И я забрала. И деньги…
— Денег-то сколько?
— Семь тысяч долларов… Рубли я не брала.
— Ну, конечно. Считай это твоим выходным пособием.
— Так вы…
— Увольняешься по собственному желанию немедленно, чтоб в течение часа тебя здесь не было — и на этом все, больше в это здание никогда не заходишь. Если еще раз увижу тебя в радиусе километра, пеняй на себя.
— Нет, я…
— Пошла вон.
Она пятится к двери, делая какие-то жалкие попытки поклониться, а мне противно и гадко от мысли, что я была вынуждена все это проделать. Но если я собираюсь работать здесь и дальше, то именно эта девица совершенно лишняя на периметре.
Папка в столе. Я сразу увидела, что это не моя — мои все синие, а эта белая, глянцевая, с каким-то узором. Я открываю ее — фотографии занятные, не более того. Ну, спала она с шефом, и что? Вряд ли это шеф подложил взрывчатку в машину, а потом послал Ирину ехать на ней в налоговую. Хотя именно такой вывод и напрашивается.
Но дело в том, что папка эта Ирине не принадлежала. Все ее папки — зеленые или серые, очень деловые какие-то, а эта белая, с вензелями. Нет, не сходится.
Ладно, подумаю потом.
— Уже?!
— Да, Сергей Станиславович, все готово, вот расчеты. Я пойду, если что-то срочное — бросайте мне на электронку.
— Безусловно. Ольга Владимировна, я очень рад, что вы скоро будете в строю. Но я прошу вас — выздоравливайте полностью, в удаленном доступе вы работаете тоже эффективно, и если вам что-то нужно, то…
— Спасибо. Мне действительно пока проще из дома.
— Вот я об этом вам и толкую. Я организую работу так, чтобы все документы и прочее, что надо, вы получали немедленно. Я очень рад, что все обошлось и вы снова с нами.
Конечно, ты рад. Те инвестиции, которые ты делаешь с моей помощью, всегда удачны, и ты это знаешь.
Я иду по городу, заглядывая в витрины. Вот, пожалуй, неплохой магазин, надо бы зайти. Здесь платья, костюмы — легкие, струящиеся, совсем непохожие на те, что висят в моем шкафу, но это полбеды. Я куплю кое-что, потому что скоро надо идти на работу, а мой гардероб, слава богу, стал непригоден. А джинсы со стразиками и вышивкой найду потом.
— Ну, ты и бродишь! Я уж звонить тебе хотел.
— Прошлась по магазинам.
Белая папка у меня в сумке. Правило предъявлять содержимое сумок на выходе на меня не распространяется — я часто беру домой документы, и все это знают, а потому я вынесла папку беспрепятственно.
— Я хочу тебе кое-что показать.
Я подаю ему папку, он открывает ее, перебирает фотографии.
— Кто эта женщина?
— Погибшая в моей машине Ирина Соколова, главбух. Папка лежала в моем столе. Ты что-то понимаешь?
— Выглядит так: Серега завел новую пассию, а старая отказалась идти в отставку, и тогда он решил вопрос радикально.
— Или так: я была тайно влюблена в шефа, а потому заминировала машину и…
— Это вздрочь, ты не могла знать, кто в нее сядет первым.
— Факт, не могла. Но теперь послушай вторую часть симфонии.
Я выкладываю диск с камеры наблюдения. Включила ее в тот момент, когда услышала царапанье ключа в замке моего кабинета — и видимость, и слышимость отличные.
— Сурова ты, мать… — он вздыхает. — Ну, отчего ты ее прогнала, понятно. По-видимому, с социумом ты контактируешь только по необходимости. Тебе не хотелось скандала, и тебе не хотелось, чтобы Серега знал, что ты видела эти фотографии.
— Да.
Он правильно все понял, сразу. Ему не пришлось ничего объяснять, что очень облегчает наш диалог.
— А что за качели у вас с цветом папок?
— Да не то чтоб качели. Просто, когда закупаем канцтовары, каждая предпочитает свой цвет. Я всегда беру синие папки, Ирина брала серые и оливковые, я это точно знаю. Шефу доставляют бордовые и черные. Ну, где-то так.
— Кошмар какой-то…
— Да ничего страшного на самом деле в этом нет. Просто предпочтения в цвете, и все. Как-то повелось у нас так — типа офисной традиции. Поставщики в курсе, проблем никаких. И кому доставляли вот такие, узнать легко, а значит, и вычислить того, кто…
— А если никому?
— Ну, тогда я не знаю. Как по мне, все это надо уничтожить, и все.
— Я заберу, можно?
— Бери, твой брат, что ж. Просто хотела тебе показать.
— Спасибо, что доверила. Идем обедать. А то скоро парни придут, я обещал дать им порулить на машине.
— Но они не умеют водить!
— Уже умеют, — он ухмыляется, а я готова убить его на месте. — Ну, чего ты злишься? Мужчина должен уметь водить машину, и я немного учил их вождению.
— То-то и оно, что немного, но они-то возомнят себя великими гонщиками! А то я их не знаю!
— Ну а я на что? Я же рядом буду!
— Не нравится мне эта идея, вот как хочешь, а не нравится!
— Да ладно тебе, не будь наседкой — ребята выросли, а ты их все норовишь юбкой закрыть. Они будут делать ошибки, влипать в дерьмо, испытают все, что положено испытать человеку, — и ты ничего не сможешь с этим поделать.
— Глобально — да, а локально я могу уберечь их от некоторых глупостей, удержать — пока они сами не научатся понимать.
— Знаешь, мне этого, наверное, не понять.
— Еще бы! Тебя родила свихнувшаяся кукушка, которая вместо того, чтоб подбросить тебя в чужое гнездо, вообще выбросила на хрен. А своих детей у тебя нет, так что ты прав — не понять. Извини, что грубо, но как умею.
— Прямолинейно, — он задумчиво смотрит на меня. — Пожалуй, Матвей прав: найти камикадзе, готового на тебе жениться, — невыполнимая задача.
— А я и не стремлюсь. Ладно, сейчас переоденусь, и пообедаем.
Можно подумать, что я стремлюсь замуж. Я даже за Марконова замуж не хочу, если честно. До сих пор ощущаю себя замужем за Климом и не знаю, изменится ли это когда-нибудь.
7
Если моим детям что-то втемяшится в бошки, это оттуда никакими стараниями не выбьешь — вот хоть кол на голове теши! Я не учила их водить, потому что не было времени, а после уже — здоровья, а в итоге я хотела, чтобы они сделали так, как делают все нормальные люди: пошли в автошколу и портили там нервы инструкторов и их машины, обучаясь премудростям вождения. Точно так же я сделала, когда у нас застопорилось дело с обучением чтению: буквы дети знали все до единой, но складывать из них слоги и слова отказывались напрочь, я сердилась, они ревели, когда видели букварь, и в какой-то момент я поняла, что своими руками отбиваю у них желание учиться. А потому я быстренько сделала поправку на ветер и наняла им учительницу — мою хорошую знакомую, методиста интерната для слаборазвитых детей. Рассудила я так: отстающих в развитии Ленка вполне успешно обучает всяким наукам, а уж моих, умных, научит в момент!
Так оно и случилось, читать они стали уже со второго занятия. Ленка, привыкшая разжевывать даунятам и прочим такого рода детям каждое движение мысли, говорила, что с нормальными детьми работать очень непривычно, темп другой, усваивают моментально. Мои и правда хватали все на лету, и Ленка всю младшую школу делала с ними домашние задания — я рассудила, что каждый должен заниматься своим делом, и она как раз на месте в роли репетитора для моих балбесов. То есть ко всему надо подходить рационально и системно, и с обучением моих детей вождению я тоже собиралась все решить мирным путем — но не тут-то было! Влез в этот процесс добрый самаритянин, мать его так, которого хлебом не корми — дай причинить кому-нибудь добро. И по горящим глазам сыновей я вижу, что идея с автошколой ими оценена не будет.