— Она же не отказала тебе в близости? Нет. Значит, решение принято.
— Но она почти... Да почти прогнала меня! Указала место, на котором хочет меня видеть!
— Скажи, зачем ты однажды пришёл в Опору?
Борг нахмурился.
— Какое это имеет значение?
— Поверь, огромное. Итак, зачем?
Он поиграл внушительными желваками и сухо признался:
— Я не приходил. Мне просто отдали приказ, и я его выполнил.
Ну разумеется. Скорее всего, ты и не помышлял о приближении к королевскому двору, потому что, как любой вояка, свято чтишь заповедь, призывающую держаться подальше от командира и поближе к кухарю.
— Это делает тебе честь. Но, к сожалению, именно поэтому ты не понимаешь поступок Роллены.
— Я всё понимаю! — Карие глаза вспыхнули гневным огнём. — Она немного развлеклась со мной и отправила в отставку! А ты... Ты наверняка заранее знал, как всё будет. Знал ведь?
Ну вот, все дороги опять сошлись на моём перекрёстке.
— Послушай меня пару минут, хорошо? Просто послушай. Тебя привела в Опору чужая воля, которой ты не мог не подчиниться, поэтому служба принцу иногда тебе в тягость. Конечно, ты выполнишь всё, что тебе поручат, но это будет лишь усердие солдата, не желающего стать генералом. Что же касается Роллены... Она выбрала службу в Опоре не из-за сиюминутного каприза. Ей нужно на что-то опереться в своей собственной жизни. Понять, чего достойны её силы и разум. Испытать себя. И только-только у неё начало что-то получаться, появляешься ты... Думаю, выбор был очень сложен. Она могла уступить и согласиться, а потом воспользоваться тобой для восхождения к вершинам власти, но... Тебе повезло, Борги, несказанно повезло. Роллена уже успела наиграться в придворные интриги и более того, почувствовала к ним отвращение. Она выйдет за тебя замуж, но не раньше, чем самостоятельно одержит хотя бы одну победу.
Рыжий слушал, не перебивая, хотя уверенность, что он поймёт всё сказанное, разрушали тени, беспорядочно мечущиеся в глубине карих глаз. Знаю, для всего нужно время — и для осознания радости, и для принятия горя. Я очень хотел бы помочь тебе, только свою голову на чужие плечи не прирастишь, своё сердце в чужую грудь не вложишь, как бы ни старался. Всё в твоих руках, Борги. Только в твоих. Захочешь быть счастливым — будешь.
— Ты опять лжёшь?
Он спросил очень тихо, почти одними губами.
— Может быть. Я рассказал, что видится мне, но я далеко от гущи событий и многого могу не заметить.
— Если хоть часть твоих слов правдива...
Сомнения и надежда не прекращают борьбу между собой, пока между ними не вклинивается вера. Не волнуйся, Борги, первое же ничтожнейшее событие, которое можно будет истолковать в защиту моих объяснений, поможет тебе. Нужно только немного подождать.
— Она не готова к выбору, который ты ей предлагаешь. Пока не готова. И если будешь настаивать, попросту сломаешь девушку. Тебе это нужно?
Рыжая голова мотнулась из стороны в сторону.
— Тогда придётся успокоиться и потерпеть.
— Долго?
— Не думаю. Роллена — умная девочка, ей нужен только подходящий случай. Не горюй, всё случится быстрее, чем может показаться. К тому же... Посмотри на пример герцога: если бы он не торопил события, у него были бы все шансы жить счаcтливо.
Борг поднял на меня странно напряжённый взгляд:
— Кстати о герцоге. Он просил тебе кое-что передать.
Пальцы рыжего скользнули за отворот рукава, достали оттуда сложенный и запечатанный воском листок бумаги и протянули мне.
Герб Магайона на неповреждённом оттиске. Никто не пытался узнать содержимое записки? Чудеса, да и только!
«Завтрашний рассвет в сестрином саду будет дивно хорош».
Хм. Он всё же не забыл нанесённую обиду... Жаль, но ничего не поделаешь.
— Это то, о чём я думаю? — уточнил Борг.
Можно было бы соврать, придумать какую-нибудь небылицу, но уж кому, как не рыжему, знать слово в слово, чем закончилась моя беседа с герцогом?
— Да.
— Пойдёшь?
— Не прийти было бы... неуважением к противнику.
— Тебе не обязательно это делать. Ты был при исполнении и...
— А что сделал бы ты на моём месте?
Рыжий помолчал, сплетая и расплетая пальцы, потом хмыкнул:
— Все будут рвать и метать.
— Пусть. О записке знает кто-нибудь, кроме тебя?
Движение подбородка, не требующее разъяснения.
— Хорошо. Тогда и тебе лучше забыть.
Карие глаза сердито сощурились.
— Ну, если не хочешь забывать... Поможешь разжиться шпагой?
Роса была повсюду — на камнях мостовой, на траве, на листьях розовых кустов, в ажуре кованых прутьев, даже калитка была покрыта крохотными капельками, тускло мерцающими в свете наступившего, но пока не проснувшегося утра.
— Сколько тебе понадобится времени?
— Смотря для чего.
— Для того чтобы победить, конечно же!
Я посмотрел на Борга и честно сказал:
— Не знаю. А что, есть опасность не успеть?
— Она есть всегда, — слегка поучающе буркнул рыжий. — Кто знает, может быть, герцог что-то подстроил, и, как только ты вынешь шпагу из ножен, набежит стража и... Всякое бывает.
— Но пока всё тихо?
Он шумно втянул носом сырой воздух, как будто мог не хуже сыскной собаки унюхать присутствие чужаков.
— Пока да.
— Тогда давай исходить из существующих обстоятельств. Сейчас рядом с садом и на улицах поблизости никого нет. Как быстро стража сможет добраться до места поединка?
— Четверть часа, если поторопится.
— А она будет торопиться с утра пораньше?
Борг ухмыльнулся и покачал головой:
— Нашёл дураков!
— Тогда уж четверть часа у меня точно в запасе. Думаю, этого хватит при любом раскладе.
— Пожалуй.
— Будешь ждать?
— Если ты не против.
— Здесь?
— Да. Заодно присмотрю за подходными путями. И учти: не позже, чем через полчаса, хочешь или нет, но я пойду тебя искать.
— Договорились.
Я толкнул калитку, разумеется, не запертую на засов, а рыжий остался на улице, предусмотрительно заняв укромное место в объятиях розовых кустов, пробивающихся сквозь решётку ограды.
За всю жизнь я провёл так мало дуэлей, что их можно было бы сосчитать по пальцам. Сначала панически боялся покалечиться или умереть, а потом, когда понял, что могу быть неуязвимым для стальной угрозы, желание драться отпало вовсе. И действительно, какой смысл защищать мнимую честь, если заведомо уверен в победе? Рано или поздно попросту перестаёшь замечать чужие нападки. Но наступившее утро сдавливало сердце тревожными тисками.
Собственно, я не рассчитывал, что Магайон после всего случившегося вспомнит о нашей перебранке, а тем паче окажется настолько легкомысленным, что пришлёт приглашение на поединок. Даже более того: ещё задираясь в герцогском доме, я искренне верил, что никакой дуэли не будет, ведь человек, находящийся под влиянием чужой воли, обычно, освобождаясь, начинает вести себя иначе, перечёркивая прошлое. Он не должен был так поступить, у него не было ни малейшего повода... Но всё же на бумаге появились несколько слов, решающих нашу общую судьбу. Почему?
Сад маркизы, если принимать во внимание узость кривых дорожек и скользкость мокрых каменных плит, которыми они были вымощены, не слишком-то подходил для честной драки, но, может быть, именно поэтому и был выбран. А ещё потому, что вряд ли кто-то мог предположить подобную услугу cо стороны заявительницы по делу крови, всерьёз обеспокоенной действиями брата, а то и оскорблённой ими. Оправданы ли страхи Борга, вот самый главный вопрос повестки дня. Герцог ведь вполне мог бы потешить себя сестриным гневом, устроив подобную ловушку, да и сама сестра, притворившись, что проявляет добросердечие, легко могла бы замыслить маленькую месть, сообщив о дуэли. Но вокруг и в самом деле на удивление тихо, можно даже сказать, покойно, как будто наступает обычный мирный летний день, не сулящий никому неприятностей.
Далеко идти не пришлось: Магайон ждал меня на уже знакомой полянке, только стола и кресла на сей раз поблизости не наблюдалось, а трава была предусмотрительно пострижена покороче и уже немного примята подошвами герцогских сапог. Давно здесь топчемся? Возможно. В записке ведь не было указано точное время, а рассвет — понятие растяжимое.
— Простите, если сильно припозднился.
На меня посмотрели взглядом, который обычно называется «невидящим», а если использовать более понятное определение, равнодушным.
— Вы могли и вовсе не прийти.
— Почему же? Меня привело бы сюда одно только желание проверить, насколько рано просыпаются аристократы.
Как ни странно, ответ, больше способный рассердить, оказался ключиком к шкатулке герцогского сознания: взгляд Магайона стал острее и словно бы яснее. По крайней мере теперь передо мной стоял человек, отдающий себе отчёт в своих действиях, а не скучная кукла. Правда, следующая реплика привела в замешательство уже меня.
— Ваша цена. Сколько?
А чтобы не требовалось лишних пояснений, пола плаща была откинута, выставляя на обозрение свисающий с поясного ремня громоздкий кошель.
Вот те на! Такого поворота событий я точно не мог предугадать. Можно было бы предположить, что герцог, как человек разумный, расчётливый и хладнокровный, постарается извлечь из сложившихся обстоятельств наибольшую выгоду для себя, но тогда скорее мне был бы выставлен счёт, причём немалый, а сейчас всё происходит ровно наоборот, и удивление, заставшее врасплох, неприятно горчит на языке.
— Вы хотите меня купить?
— Я хочу купить ваши услуги. Вернее, только одну услугу. И щедро заплачу за неё.
Чем дальше, тем тревожнее. Не нравится мне ни настрой герцога, ни собственные ощущения, особенно холодок, постепенно поднимающийся по позвоночнику, но делать нечего: сам подсказал противнику последовательность ходов, сам и выкручивайся.
Купить, значит? Какие вопросы возникают после подобного предложения? Правильно. Каковы пределы щедрости и в чём состоит предмет сделки. Однако задать их одновременно невозможно, а от того, какой поставить первым, зависит очень многое. О цене спросит тот, кого не волнует ни собственная честь, ни чужая. Сутью услуги поинтересуется тот, кто только и думает, как бы сорвать большой куш, не прикладывая слишком много усилий.