— Угу.
Ну что ж, если нам соизволили прислать пищу, значит, казнь и прочие экзекуции на некоторое время откладываются. Правда, видеть перед собой предмет вожделения и не быть способным до него добраться — пытка похуже многих других. Мы, конечно, справимся с чувством голода. Постараемся справиться. Приложим все усилия, чтобы...
Животы заурчали одновременно и на одинаковой ноте. Борг закрыл глаза и постарался задержать дыхание, я последовал его примеру, но это ни к чему не привело: есть хотелось всё сильнее и сильнее.
— Вот же сволочь...
Нелестное описание душевных качеств посыльного могло встретить с моей стороны только полное понимание и подтверждение, правда, не столь красноречивое:
— Ага.
Хотя, если поразмыслить, зачем мне обед? Ну подумаешь, не ел уже пару дней, и что? Всё равно же очень скоро умру, так какая разница, на голодный желудок двигаться к Порогу или на сытый? Нет разницы. Никакой. Не-е-ет...
Фрэлл! Как же хочется жрать!
Я должен добраться до этой корзинки. Должен впиться зубами в хрустящую корочку, скрывающую под собой нежный мякиш. Тогда я буду чувствовать себя хорошо-хорошо, живот сыто раздуется, меня станет чуточку больше, чем обычно...
Серебряные иглы в позвоночнике шевельнулись, вкручиваясь ещё глубже, хотя казалось, дальше было уже некуда.
Зверёк волнуется? С чего бы? Я всего лишь хочу есть. Хочу получить немного питания, так необходимого моей плоти, чтобы жить и расти. Чтобы становиться больше.
Новый спазм, вызывающий чувство тошноты.
Эй, мы так не договаривались! Мне пожрать надо, а не опорожнять котелок, на стенках которого каким-то чудом могли уцелеть остатки пищи! Я хочу немного вырасти напоследок, а не уменьшиться в размерах!
Волна дрожи рождается у загривка и спускается вниз.
Да что случилось? Раньше серебряный зверёк был равнодушен к желаниям моего тела и... Стойте-ка. Ну конечно! Всё, что нас связывает теперь, это плоть, и то, чего вдруг захотела моя, неминуемо эхом откликается в другой.
Чего же мы оба хотим?
Вырасти.
Желудок сжимается в упругий комок, и позвоночник вторит ему, пытаясь скрутиться клубком.
— Эй, тебе плохо?
— Нет, всё...
Хорошо? Ни в коем разе. Можно сказать, хуже мои дела не обстояли никогда. Но если чуть-чуть отодвинуть кочку зрения на более разумную почву и согласиться, что лишние волнения приводят к непредсказуемым результатам, стараешься отвечать правдиво:
— Всё как должно быть.
Борг не верит, продолжая присматриваться к моим судорогам, а мне некогда придумывать успокоительные объяснения тому обыденному факту, который застиг меня врасплох.
Я хочу есть, и серебро мучается от голода, хотя раньше не испытывало подобного чувства. Мы оба хотим по сути одного и того же, но моё желание легко удовлетворить содержимым корзинки, а его? Что может быть пищей для живого металла? Что он вообще способен усвоить?
— Эй, кто-нибудь!
Не уверен, что на зов откликнутся, но уж лучше слушать крики рыжего, чем завывания желудка. Я должен поесть, во что бы то ни стало, иначе серебряный зверёк сам меня прикончит. Если бы только его можно было накормить! Вернее, помочь ему разрастись. Помочь занять в моей плоти ещё больше места, чем я когда-то по нелепой наивности подарил. Больше места... Чтобы количество серебра увеличилось, к уже имеющемуся нужно добавить новое. Ведь это всего лишь металл, неспособный рождаться из бессознательного небытия и умирать, превращаясь в быстро тающую на челе могильщика тень напускной скорби.
Мой взгляд сам собой остановился на Борге, словно что-то изнутри подтолкнуло, велев отряхнуться от сора ленивых сожалений, и понадобилось всего три прерывистых вдоха, чтобы осознать: так вот же еда, прямо передо мной!
Целая горсть серебра.
Свеженькая, с крупицами магии, девственно глупая и послушная.
Аппетитненькая.
Ням-ням.
— Чего это ты на меня так смотришь?
Много-много вкусной еды. Много-много пищи для роста. Но она ещё не знает об уготованной ей радости получить свободу... Нужно рассказать. Нужно позвать.
Голова шла кругом, желудок вторил причудливым танцевальным па сознания, рука изо всех сил тянулась к Боргу, и всё равно оставалось не меньше фута, а рыжий, хотя и не мог покинуть указанное ему хозяйкой место, всё же пытался отодвинуться, вжимаясь в стену, словно испугался.
Меня?
Но я всего лишь хочу покушать.
Нет, МЫ хотим.
— Дай руку!
Это мой голос? Не может быть. Я никогда так не хрипел, даже простужаясь, а сейчас кажется, что всё в горле рокочет.
— Что с тобой?!
Мы голодны, только и всего. Очень голодны. И мы очень xoтим стать больше, чем есть.
Стать большими.
Вырасти.
Иди к нам, сладенькое. Ты же послушный ребёнок, правда? Ты делаешь то, что тебе велят, а мы не велим плохого. Мы просим. Мы приглашаем.
Иди к нам!
Кажется, что всё тело наполнено звоном. Серебряным. Каждый клочок кожи зудит, словно от пчелиных укусов, ледяными иголками вонзающимися в плоть откуда-то изнутри. Зов? Очень похоже. И ему, как и всем прочим разновидностям приглашений на заманчивую встречу, невозможно противиться. Даже я не могу, потому что изо всех сил пытаюсь дотянуться до Борга, хотя знаю: не получится. Знаю, но... Верю. В успех? Скорее в силу серебра. Верю по странно простой, почти нелепой, но очевидной причине: металл не может и помыслить о неудаче, ведь в его многовековом существовании опыта разочарований не было. Не могло быть.
Забавно. Если никогда не проигрывал, у тебя оказывается больше шансов, чем у противников, одержать победу в любом задуманном сражении — благодаря непоколебимой уверенности в себе. Но как таковая уверенность могла родиться в сознании того, кто не проигрывал по той причине, что никогда даже не пробовал играть? Или зверёк успел урвать у меня не только немного глотков крови?
Ням-ням.
Кушать.
Скорее.
Немедленно.
Прямо сейчас!
Глаза Борга вдруг расширились, и назвать удивлением возникшее в них чувство было бы святотатством, потому что из глубин карих омутов всплыло самое настоящее, по-детски кристально чистое потрясение. А мгновение спустя великана окружило облако серебряной пыли, вырвавшейся из оков плоти.
Оно провисело в воздухе совсем недолго, меньше вдоха, чтобы потом резко потускнеть и рассыпаться по полу пеплом сгоревших надежд. Моя ладонь жадно сгребла в горсть чёрные крошки, до которых смогла дотянуться, стиснула и... Безвольно раскрылась, возвращая сор на прежнее место.
Мёртвые.
Магия, связывающая звенья серебряной цепи-змейки, истратилась на отчаянный рывок к свободе, и жизнь ушла из металла. Жизнь, которой и не было. Оно всего лишь притворялось, малыш. Похожее на тебя, но не такое, как ты. Собственно, ты — единственный в своём роде. Один на весь подлунный мир.
Серебро вздрогнуло и затихло, оставив меня наедине с чувством голода, теперь уже вполне поддающимся уговорам немного потерпеть, а заодно позволяющим побеседовать с кем-то кроме себя самого, пусть и единого в двух лицах.
— Борги?
Карие глаза неподвижно смотрели в одну точку, находящуюся вовсе не на мне. Зрелище печальное, но, поскольку сомневаться в крепости духа бывшего камня Опоры не приходится, предположим, что великан попросту собирается с мыслями, расплёсканными неожиданным событием.
— Как самочувствие?
Рыжие ресницы дрогнули, подтверждая, что мой собеседник находится в сознании, правда, осмысленности во взгляде прибавилось лишь самую малость.
— Слышишь меня?
Я уже отчаялся дождаться ответа, когда рыжий повернул голову из стороны в сторону, словно прислушиваясь к неведомым мне звукам, и недовольно скривился:
— Ты что-то сказал? У меня в ушах звенит. Да и вообще, звенит. Даже в кончиках пальцев. Так что говори громче.
— Это пройдёт, нужно только чуть подождать.
— «Это»? — Борг перевёл взгляд на пол, на чёрную крошку под ногами. — Что «это»?
— Серебро, которым тебя напичкали, больше не управляет тобой. Можно сказать, сбежало от своих обязанностей.
— Но почему?
Я прислушался к собственным ощущениям, и, хотя ничего разборчивого не обнаружил, мне показалось, что зверёк, впервые в жизни осиротевший, тихо плачет, зарывшись в глубокую нору. Если успел научиться плакать.
— Потому что ему предложили занятие гораздо приятнее бесправного пребывания на побегушках.
— Предложили? Кто?!
— Не смотри на меня так, не я.
— Только не уверяй, что ты вовсе ни при чём! Старался добраться до меня да такие рожи корчил, будто... Будто съесть хотел!
В каком-то смысле именно «хотел». И, чем фрэлл не шутит, если бы мне удалось ухватить рыжего хоть за палец, неизвестно, как бы всё обернулось. Может статься, я сожрал бы своего знакомца вместе с заговорённым серебром, и тогда зверёк уж точно вырос бы.
Бррр! О подобных последствиях лучше не думать. Если и тех слёз Ка-Йен, что попали мне в кровь, хватило пусть не на захват, но на временное подчинение сознания чужому влиянию, даже крохотная горсточка ощутимо нарушила бы равновесие. И отнюдь не в мою пользу.
Всё, отвлекаюсь, отвлекаюсь, отвлекаюсь. Какое занятие сейчас предпочтительнее всего для размышлений? Конечно, настоятельная потребность в пище телесной!
— Я и сейчас хочу. И буду крайне признателен, если ты оторвёшь свою задницу от нагретого местечка, возьмёшь корзинку, вынешь оттуда хлеб и поделишься со мной хотя бы маленьким кусочком. А то мне тебя тоже плоховато слышно... Живот урчанием заглушает.
Борг непонимающе моргнул:
— Взять корзинку?
— Ну да.
— Но я же...
— Всё ещё не прогнал из ушей звон? Тогда повторю. В тебе больше нет серебряного надсмотрщика. Понимаешь? Ты свободен.
Он поверил только после того, как попытался встать и попытка вполне удалась. К сожалению, совершенный рывок был излишне труден для ослабленного произошедшими событиями тела, и великан тут же рухнул обратно. Правда, отнюдь не на прежний участок пола, что вызвало появление на скуластом лице счастливой улыбки.