Естественно, Фынь в досаде заложил себе уши пальцами и кивнул стражникам. Те из человеколюбивых традиций не стали рубить головы чиновникам, а повыволакивали всех, шуршащих у императорских ног, на свежий воздух под звездное небо. Это мероприятие было призвано остудить разогревшиеся головы. Потому что они были обязаны аккуратно сосчитать полное количество видимых в эту ночь звезд и представить это число поутру императору, чтобы тот по одному ему известным методикам свершил утренние предсказания. Если бы данное число не сошлось с установленным из дневных наблюдений за реализацией предсказаний, то головы чиновников должны были покинуть свои привычные места.
Итак, Фынь продолжил:
— Нет, ну а все-таки?
После этих глубоких по скрытому смыслу слов оставшиеся чиновники впали в возвышенное созерцание Великой Государственной Думы. Но Дума не думалась.
У китайцев всегда было много талантливых полководцев. Так как было с кем воевать — китайцев вокруг было много. Поэтому Фынь позвал:
— Генерал Тан Ли, каково ваше решение?
Тот поднялся и по-военному четко ответил:
— Я предлагаю уничтожить северных варваров всех до одного, прямо у стен столицы.
— Это хорошая мысль, генерал Тан Ли. Если других мыслей не поступит, я вспомню о вас. А теперь вы, генерал Сяо Ю:
Тот поднялся и по-военному четко ответил:
— Я предлагаю обойти варваров с юга и запереть их между столицей, горой Ань-Лунь, Желтой рекой и нашей доблестной армией. Терпя недостаток в пище и корме для своих ужасных лошадей, грязные степняки сдадутся все как один на безжалостную милость Вашего императорского Величества.
— Это хорошая мысль. Я о вас пока не забываю, генерал Сяо Ю. А теперь ваш черед, генерал О'Хара.
Поднялся самый молодой и самый незакомплексованный на уставной почве генерал:
— Вы меня, ваше Величество, еще бы назвали Мак Дональдсом. Я Чжи Чжао. Не больше, но, — он посмотрел на двух предыдущих генералов. — Но и не меньше. Так вот. Я мог бы предложить еще один идиотский план, к примеру — переловить всех крыс в городе и спустить их на варваров, чтобы те этих крыс слопали и поумирали в страшных муках. Но скажу то, что произойдет на самом деле. Я буду основываться на голых фактах и на великой науке об этногенезе. А произойдет следующее: варвары ворвутся в столицу, вырежут где-то в пределах одной трети населения, а не все сто процентов, как это принято в наших китайских разборках. Вас, ваше императорское Величество, в зависимости от вашего поведения или отравят или посадят на кол, предварительно вырезав у вас то, что им заблагорассудится. На трон взойдет какой-нибудь кривоногий плосколицый Шибыр-хан и объявит о воцарении династии Хань. Само собой, запрется на месяц с вашими наложницами в своих покоях. После чего всех оставшихся к тому времени в живых ваших чиновников и генералов возьмет к себе на службу. И лет эдак с полсотни продержится на своем яшмовом троне. Но не он сам, а его сын, который, наущаемый наложницей-китаянкой, его очень скоро отравит. Правление новой династии не будет сахаром, так как следует учитывать этногенетическое приближение хуннов к фазе обскурации. Возникнет химера — бездумное смешение бывших кочевников с коренными китайцами, которая поглотит всю пассионарность завоевателей. С севера и востока же явятся новые племена, находящиеся в фазе пассионарного подъема. Они сметут хуннов, рассеют их остатки по закоулкам Ойкумены и попытаются окитаиться, то есть, создать новую династию. Но, войдя в акматическую фазу пассионарного перегрева, только перережут друг друга. Вот тогда придет один из уцелевших великих китайских генералов и создаст новую китайскую империю. Я закончил.
— А этим великим китайским генералом будешь ты, Лу Мум Ба? — ехидно заметил Фынь.
— Учитывая мой возраст на данный момент, вполне возможно.
— Знаете, ребята, — обратился Фынь ко всем трем выступившим генералам. — А ведь следует рубить вам головы, а мне линять из столицы.
Но тут поднялся патриот из гражданских и убежденно заметил:
— Да мы их всех, гадов, ассимилируем!
— Кто? — удивился Фынь. — В вашем-то преклонном возрасте? И когда, этой же ночью?
— Ну, я это в смысле торжества нашей национальной китайской идеи в исторической перспективе, — несколько поправился патриот.
— А когда под вашим надзором вырезали все три с лишком миллиона жителей княжества Сяо по плану присоединения их земель к империи Ци, вы также руководствовались национальной идеей? — спросил Чжи Чжао.
— Ну, это все-таки было наше внутреннее, китайское дело. Мы, китайцы, своих в плен не берем! Таковы уж наши этические принципы, освященные гением предков!
— Ну, а что вы, мой юный друг можете добавить? — обратился Фынь к молодому чиновнику, фантазеру и начинающему фантасту.
И тот предложил:
— Предлагаю свалить на наших врагов небесный свод, и одним ударом покончить со всем этим.
— Ну что ж, уважаемые. Я что хочу сказать, — решил подытожить Фынь. — Речь идет в первую очередь о вас самих, я-то уйду в себя, а оттуда прямиком в Дао. Я это делать умею и люблю. А вот вы что будете делать?
— А что? — отозвался генерал Тан Ли. — По-моему все уже разъяснилось. Вы, Ваше императорское Величество уходите в себя. Мы, ваши верные слуги, на службу новой династии. Патриоты ассимилируют варваров в плане торжества национальной китайской идеи. А лет через пятьдесят-шестьдесят, как сказал коллега Ин Чу-Чун, у нас у всех будет хорошая возможность побороться за гармоничное устройство новой китайской династии. Что касается молодого человека из штатских, то мы все предоставляем ему карт-бланш. Пускай опускает на врагов небесный свод. Что до процента вырезаемого населения столицы, то спишем это дело на наши этические принципы и неуемную китайскую гордость, представив дело как героический подвиг народных масс. Вот стало быть как.
— Да нет, любезный. Вы меня не так поняли, — пожал плечами Фынь.
— Я имел в виду не то, что случится с вами, если в столицу войдут кочевники. Я имел в виду — что случится с вами, если я уйду в себя.
— Что? Что?.. — мысленно спросили все присутствующие.
— Вы представляете себе, что происходит со звездами, когда вселенная сжимается в точку? Нет? Вот то же будет с вами, когда я уйду в себя. Подумайте, господа.
С этими словами Фынь поднялся с трона и удалился в дальние покои.
И уж таковы ли плоды просвещения, или какие иные плоды подействовали. Только наутро кочевники были оттеснены от столицы, а затем, получив выкуп шелком и прочей ерундой, ушли обратно на север, в степи — довольные, сытые, богатые, свободные, по ходу дела планируя новый набег на следующий год.
Загадочен и непредсказуем Китай. В необозримые дали устремлено его будущее. И кто сможет остановить его, влекомого великой национальной китайской идеей к неограниченному расширению?
Шарманщик и буратинкаМарина Ясинская
Работа «случайного встречного» всегда меня привлекала. В моих глазах она была окружена заманчивым ореолом загадочности, мистики и тайны, и я мечтал о ней, сколько себя помню. Именно потому мое заявление о том, что я намереваюсь податься в «случайные встречные», не стало для отца неожиданностью. Однако мой выбор он все равно не одобрил.
— Молод ты еще для такой работы, — покачал он головой. — Ни людей не знаешь, ни в жизни ничего толком не повидал. А хорошему случайному встречному знаешь, какой опыт нужен?
— Прекрасно, вот на работе его и наберусь, — отмахнулся я. И еще подумал про себя, что до сих пор не видел на доставке ни одного взрослого, только своих сверстников, так что молодость этой работе явно не помеха.
— А, может, на завод?
— Нет, — упрямо заявил я. Перспектива всю жизнь простоять в цеху у станка, отливающего чувства, меня не привлекала. Не привлекала настолько, что я даже ни разу не побывал на заводе, где целыми днями пропадал отец. — Я буду случайным встречным — и точка.
Мое упорство отца не переубедило — он остался при своем мнении. Правда, больше меня не отговаривал. Он-то ведь знал, что некоторые истины человек просто не может принять из рук другого, поскольку должен прийти к ним сам.
Вот я и пошёл к своей.
На протяжении жизни человек видит сотни, тысячи незнакомцев. Они проходят мимо него в толпе, они стоят рядом в переполненном трамвае, они проносятся в машинах по встречной полосе, они провожают взглядом из безликих окон высотных домов. Самый распространенный контакт с ними — мимолетный взгляд. Иногда — короткий жест или слабая улыбка. Еще реже — обмен парой слов. И уж совсем редко — задушевный, искренний, обнажающий всего себя разговор, который случается только тогда, когда человек точно знает, что никогда больше не увидит своего нечаянного собеседника.
Люди чаще всего не понимают, какую важную роль в их жизни играют такие мимолетные столкновения и свято уверены в случайности этих коротких встреч.
Поначалу, как я и ожидал, мне поручали самые простые доставки.
Каждый день в назначенный час я подходил к бревенчатой пристройке, прислонившейся к теплому каменному боку завода, где работал отец. Пристройка больше смахивала на сказочную избушку, чем на склад, а завод больше походил на суровый старинный замок с узкими окнами-бойницами, а не на промышленный объект.
На складе я получал пакеты, знакомился с инструкциями и послушно отправлялся по указанным маршрутам — доставлять.
Получатель пакета «решимость» спускался в метро на длинном эскалаторе. Его взгляд на миг задержался на щуплом молодом человеке, едущем на другом эскалаторе и шуршащем тонкими газетными листами…
Я ловлю взгляд адресата, удерживаю, фиксируюсь на глазах. Сосредотачиваюсь. Передаю… Передаю… Передаю… Ну, вот и всё. Сегодня получатель, зайдя в кабинет самодура-начальника, впервые постоит за себя.
Адресат пакета «облегчение» шел в хмурой толпе, деловито топчущей зебру людного перекрестка. Коренастый мужичок с дубленым лицом и въевшейся под ногти машинной смазкой задел его локтем и взвился: