«Вот вам, ублюдки, и потомственный граф!!!» — думал он, прыгая по шпалам вслед за уходящим товарняком. Догнав последний вагон, он уцепился за скобу и вскарабкался на крышу, где его, оказывается, уже поджидал филин.
— Ёпперный театр! — изумился тот. — Живой! Не ожидал я от такого ублюдка… Трудновато было бежать, а? Силой их не возьмешь, но я тебе помогу, пожалуй…
Поезд набирал скорость. Матерый лысый волк прекратил погоню и, усевшись на рельсах, тоскливо и протяжно завыл. Старков показал ему язык и, повалившись на гору угля, мгновенно заснул.
Сёма чуть не упал в обморок, когда, открыв дверь, обнаружил на пороге совершенно голого субъекта в драных носках и с черными от сажи руками и головой. Позади него смущенно переминался с ноги на ногу филин.
— Э-ээ… — неуверенно начал Сёма. — Вы хотите сфотографироваться?
— Дык Сёма, браток, — просипел загадочный нудист, — это же я, Старков!
— А это кто? — ошарашено выдавил тот, указывая на филина.
— Это со мной, — буркнул Старков. — У тебя что-нибудь есть поесть?
— Только холодец…
— Не говори мне про холодец! — внезапно заорал тот и, на ходу стягивая носки, направился в ванную. Филин же вперевалку прошелся по комнате, разглядывая корешки книг в шкафу. Подцепив лапой толстый том с надписью «Папюсъ» на обложке, он взгромоздился на стол и, достав огромный лорнет, принялся за чтение, бормоча про себя: «Так… „Практическая магия“. Хм… Для начала сойдет…»
— Ты эта… оппаньки… не пугайся! — донеслось из ванной сквозь плеск воды. — Он говорящий. А зовут его Эрнст Амадей Теодор Фридрих-Вильгельм фон Броккен, а попросту — Потапыч.
— Что стряслось-то? — наконец, пробормотал Сёма. — Где техника? Где деньги? Что там с графом?
— Не говори мне про технику! Не говори мне про деньги!! — все больше распаляясь, выкрикивал Старков. — Не говори мне про графа!!! Что ты пристал ко мне со своим графом?!
Напялив старую пижаму Сёмы, который, кстати, был чуть ли не вдвое ниже Старкова ростом, он подхватил филина и удалился, хлопнув дверью.
Сёма остался стоять посреди комнаты в полной растерянности.
Вернувшись домой, Старков накупил уйму продуктов, после чего, по наущению филина облазил все библиотеки и книгохранилища в поисках редких книг по магии и ведовству и засел за их изучение. Филин, правда, с негодованием отверг большую часть трактатов, оставив следующие:
А. Жадин-Говядин «Демоны Забайкалья, определитель»
Соломон ибн Дауд «Младшие джинны и их дрессировка»
Т. Савская «Травник Соломона с атласом»
А. Дюма «Жозеф Бальзамо» (в двух томах)
Р. Ферфлюхтер «Введение во искушение»
К. Кастанеда «Дверь в иные миры»
О. Тош «Растафари, вудуизм и музыка рэггей»
В. Потапов «Азбука колдовства»
И-Цзин — «Книга Перемен»
С. А. Тана «Черная библия на всех»
Е. Роттердамский «Инкубы и суккубы»
Malleus Maleficarum — Молот ведьм
Александр Де Клер «Волшебные палочки. Сделай сам»
Джон Де Мандевилль «Грифоны»
Урсула Ле Гуин «Волшебник Земноморья»
Роберт Говард «Голуби Преисподней»
А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада «Бхагават-Гита»
Карл Бёме «Хроника падения Люцифера»
Иоганн Кеплер «Движение небесных сфер»
В. Соловьев «Божественная премудрость»
Омен (четверокнижие)
Томас Торквемада «Прикладная дьявологика»
Колдовская премудрость оказалась весьма сложной, а филин, несмотря на свое обещание помочь, проводил все дни напролет у телевизора, с одинаковым интересом воспринимая все программы — от выпусков новостей до рок-концертов. На просьбы Старкова разъяснить ему тот или иной абзац, он нетерпеливо отмахивался и лишь иногда просил сбегать в зоомагазин за свежими мышами.
Однажды, когда Старков провел два дня в гостях у Сёмы, беспробудно пьянствуя, оголодавший Потапыч вооружился мышеловкой и прочесал подвал, вернувшись оттуда с дюжиной мышей на кукане. Подвязав салфетку, он съел их всех за один присест, после чего слег с высокой температурой. Когда Старков вернулся, то обнаружил в своей кровати страдающего Потапыча с градусником в клюве и в состоянии мрачной меланхолии. Старков неделю выхаживал его, отпаивая горячим портвейном с сахаром, не обижая при этом и себя. Вконец окосевший филин заявил после этого, что его пошатнувшееся здоровье требует лечения на водах, и улетел на месяц в Ессентуки.
К этому времени Старков уже осилил большую часть магической литературы и перешел к практике. Начал он с простейших вещей — заставлял книги летать, наполнил квартиру едким зеленым туманом, варил кофе без огня и вызвал на стене большое светящееся пятно, которое потом не смог удалить, сколько ни пытался. Напустив на Сёму радикулит, Старков понял, что пора переходить к серьезным заклинаниям. Не было только повода.
Обнаружив на кухне гору грязной посуды, Старков решил, что неплохо было бы оживить тарелки и чашки, дабы те мылись сами. Порывшись в толстенном «Травнике Соломона», он обнаружил искомое зелье с таким вот рецептом:
Аниматор реактивный
(только для друидов 1-го класса)
12 унций растертаго корня мандрагоры размешати с амфорою фалернскаго вина, и купно кипенью быти два часа. А вельми глаголеши по наущению ведуна басурманскаго, сиречь, Мерлина, в книге яго еси за шестою цифирью. А за сим вложити саламандровый хвостень да воздушнаго мыша берцову кость. Опосля чернаго кочета главы лишити, глядя на чурень Ярилов, крови в котел налити, отцедить, да хранити в горнице и в погребе тож, всячески бережася, поелику вонять будет, аки гадость мерзостна, и все разбежася. Да зри, вьюнош неразумный — зелие сие озорно да ухватно!
По крупицам собрав все ингредиенты, Старков решил модернизировать рецепт, введя в него розовый портвейн.
«Портвешок-то, он, кажись, тож ничего, — подумал он, — да и стоит не в пример дешевле…»
Окропив при помощи садового опрыскивателя готовым эликсиром всю квартиру, Старков уселся за стол и произнес фразу-активатор. Ничего не произошло, и он, развернув газету, приступил к трапезе, ругая на чем свет стоит авторов травника.
Ткнув вилкой в блюдо с макаронами, Старков услышал душераздирающий визг и чуть не упал со стула при виде потрясающего зрелища: макароны поспешно расползались во все стороны, возмущенно пища при этом. Прижав одну макаронину вилкой, Старков ехидно осведомился:
— Ты, эта… куда?
— Дык, это самое, — смущенно залепетала та. — Погулять!
— Ну да, еще чего! — вскричал Старков и, намотав ее на вилку, отправил в рот.
— Ай! Что… Что Вы себе позволяете?! — вопила макаронина, судорожно извиваясь, — За что?! Почему?!
— Молчи! — скомандовал Старков, — я тебя перевариваю!
— Но я не хочу! Отпустите! Это произвол!
— А тебя никто и не спрашивает!
Однако макарон оказалось слишком много, чтобы справиться со всеми. Вдобавок, гоняясь за ними, Старков совершенно забыл об остальных продуктах, которые постепенно подбирались все ближе. Лишь теперь Старков с ужасом понял, что вместо посуды оживил еду.
Ломтики хлеба, намазав себя маслом, вооружились вилками и ощетинившейся фалангой двинулись в наступление. Колбасные кружочки, прихватив один нож на всех, короткими перебежками попытались зайти Старкову в тыл. Суп-харчо в алюминиевой кастрюле, размахивая поварешкой, устроил маленький шторм и с сильным акцентом кричал, что «зарэжэт этаго ублудка». Под «ублудком» подразумевался, конечно же, Старков.
Старков в панике бросился листать злосчастный травник и вскоре наткнулся на ранее не замеченную сноску: «Противуяду нетути, вот!», после чего окончательно потерял голову. А на кухне уже бесновался холодильник, который безуспешно пытались вскрыть изнутри.
Большой арбуз укатился на кухню, где открыл холодильник и выпустил наружу таящуюся там снедь. После этого они взломали кухонные шкафы и началось нечто совсем несусветное.
Большой брусок сливочного масла бесчинствовал в гостиной, где намазался на паркет, чтобы Старков поскользнулся. Оттаявший кальмар украл на кухне пачку соли, наполнил ванну водой и теперь плескался там, выставляя свой ку-клукс-клановский капюшон и нагло распуская щупальца. Дикая серая орда картошки со страшным топотом скакала по комнатам, опрокидывая все, что встречалось ей на пути. Мука, вырвавшись из мешка, рассеялась в воздухе белесым туманом, вынудив Старкова надеть противогаз. Спотыкаясь и падая, вскрикивая от многочисленных ударов и уколов, он добрался до окна и распахнул его. Сквозняком мерзкую муку выдуло вон. Остатки ее, объединившись с сахаром, гречкой и пшенкой, попытались пробиться снизу, но Старков применил пылесос, и они отступили, неся большие потери.
Пудовый астраханский арбуз, примостившись на вращающейся фортепьянной табуретке, сделал себе харакири и стал обстреливать Старкова семечками, мерзко при этом ухмыляясь. В заключение всего в воздух поднялись несколько коврижек и вишневый пирог и, в сопровождении эскадрильи овсяного печенья, ринулись в атаку.
Отступая, Старков услышал обрывки переговоров: «Пирог, я хлебница. Доложите обстановку!», на что пирог отвечал: «Хлебница, я пирог! Вижу цель, иду на перехват!», после чего, заложив крутой вираж, с диким ревом пикировал на Старкова. Чудом уворачиваясь, тот распахнул дверцу шкафа и полез было внутрь, выбрасывая рубашки и полотенца, но в этот момент с верхней полки спрыгнул разбитый кокосовый орех, привезенный дядей с Антильских островов, и забегал вокруг него, клацая скорлупками и пытаясь укусить.
— Ай! Уйди! — отбивался Старков, закрывая за собой дверцу, — Отстань, жаба!
Но орех не хотел отставать и с громким рычанием терзал старковские джинсы, пока не выдрал из них весь зад. Лишь после этого он забрался в угол, где и улегся, удовлетворенно урча.
В шкафу было тесно, темно и пахло нафталином. Разыскав спрятанную под ворохом белья бутылку портвейна, Старков с облегчением обнаружил, что тот не проявляет признаков жизни, и сделал глоток прямо из горлышка для успокоения нервов, после чего завернулся в старый макинтош и погрузился в размышления.