Где здесь грань между политической провокацией и преступлением? В США в разряд компьютерных преступлений занесен случай небрежности в составлении программы для навигационного компьютера, когда в последовавшей авиакатастрофе погибли 257 человек1. В то же время воздушный диспетчер, умышленно направивший советский самолет на верную гибель, был всего лишь оштрафован, но не понес никакой ответственности в уголовном порядке2. Политичность все более характерна для компьютерных преступлений (как отмечают специалисты, значительное их число совершается по политическим мотивам)3, а преступные методы — для политики.
Во внешнеторговой политике многих западных фирм, специализирующихся на компьютерной технике, часто используется такой типичный для компьютерных преступлений прием, как логическая бомба. По оценке одного из бизнесменов, владеющего в США и Франции несколькими фирмами по выпуску программ для ЭВМ, «как минимум, три четверти программ для компьютеров в 1984 году проданы со специально заложенными в них „жучками”»4. Логические бомбы по особому сигналу начинают вносить путаницу в работу компьютеров. Поскольку информационно-вычислительные центры всего мира объединяются в единую сеть, способов запуска «жучков» (т. е. использования таких известных методов совершения компьютерных преступлений, как «троянский конь» и «логическая бомба»), предназначенных для вывода из строя конкретного компьютера или центра, становится все больше. Эта практика стала обычной в отношениях с клиентами, платежеспособность которых вызывает сомнение, особенно из Латинской Америки.
«Компьютерная преступность в отношениях между государствами граничила бы с компьютерной войной», — пишет Донн Паркер5. Международная торговля и международная политика столь тесно связаны, что такому обороту удивляться не придется. А сейчас уже реальность — компьютерный шпионаж6. Появилась и «электронная дипломатия» — заочные встречи между главами государств (например, встреча Бегина и Садата)7. Сохранение общественного порядка внутри страны и состояния мира сегодня не может быть обеспечено только военной защитой национального суверенитета. Существуют такие формы «нападения» на государство, как ограничение потоков информации, прерывание их, возведение «информационных стен» вокруг противника или, наоборот, наводнение его информацией, создание компьютерного хаоса и т. п. Отсюда берет начало новое понятие в международном лексиконе — «информационный суверенитет»8.
Очевидно, что большинство проблем компьютеризации общества оказываются и проблемами политическими9.
Любая социальная проблема, если она рассматривается с точки зрения общества в целом, его классовой структуры, с точки зрения миллионов, — проблема политическая10. Что же касается конкретно компьютеризации, то тут есть и второй план: политика не может быть понята вне информационно-коммуникативных связей, хотя во взаимодействии политико-управляющих структур и общества немалую роль играют и субъективные факторы. По мнению некоторых западных исследователей, связь между информацией и политикой даже более чем органична: «политика в настоящее время может быть определена как особый тип обмена информацией»11.
Подобная информационно-политическая гиперболизация, породившая многообразные теории «информационного общества»12, имеет свои причины — реальные проблемы буржуазной политической практики. Одна из самых крупных — проблема влияния информационной технологии на распределение власти.
Новая «афинская» демократия и рабы с кремниевыми мозгами
Тенденции развития в этой сфере политической жизни позволяют предположить, что политическая власть, приобретаемая большинством благодаря концентрации информации, не будет осуществляться непосредственно, но через усиление исполнительной власти при уменьшении реальной власти «политиков на витрине» и выборных представителей. «Сложившаяся таким образом властвующая элита может оказаться своего рода «меритократией»13, правда отличающейся от нее источником своей власти, основанной не на каком-либо превосходстве над остальным человечеством, но лишь на больших возможностях использовать информацию; во всех других отношениях она не будет обладать особыми заслугами»14.
Пользуясь возможностями, которые дает компьютерная информация, определенные круги включаются в эшелон власти или усиливают свою роль в ней. Вот появился в политическом лексиконе избирательных комитетов республиканской и демократической партий США новый термин — «опрос слежением». Что стоит за ним? Компьютерное накопление «конфиденциальной информации» о противниках и союзниках, о расстановке сил избирателей во всех 50 штатах, непрерывное наблюдение за колебаниями политических настроений всех слоев общества. Ричард Уиртлин, давно помогающий Рональду Рейгану в достижении его политических целей, основал свою компанию «Информация для принятия решений» (ИПР) в 1969 г. К тому времени он уже имел большой опыт в моделировании экономических, деловых и политических ситуаций, а также получал подробную информацию о населении Соединенных Штатов от 38 федеральных статистических агентств. В 1970 г. Р. Уиртлин применил компьютерное моделирование, чтобы помочь Рейгану добиться переизбрания на пост губернатора Калифорнии. Полученный с тех пор опыт был использован и дальше, для дороги в Белый дом. Р. Уиртлин и его команда рассчитывали в 1980 г. каждый шаг Р. Рейгана с помощью сложнейших компьютерных программ.
Когда Р. Рейган был избран, Р. Уиртлин получил новое задание: «Создать компьютерную систему, которая могла бы направлять президента так же, как вела Р. Рейгана к победе на выборах. К власти пришел компьютер»15. В такой ситуации закономерным выглядит вопрос, заданный респектабельной буржуазной газетой: «Станет ли 1984 год годом кандидата, запрограммированного на компьютере?»16. ИПР вложила миллионы долларов в программирование президента, создав компьютерную систему политической информации (СПИ), которая руководила всеми действиями Р. Рейгана и определяла содержание его речей вплоть до дня выборов.
Новейшими ЭВМ, с помощью которых вырабатывалась стратегия привлечения избирателей, распределялись финансовые средства, моделировались варианты выборов, были оснащены в США избирательные комитеты обеих партий. Комитет У. Мондейла имел в компьютерных досье данные о 80 млн. потенциальных избирателей. СПИ в комитете Р. Рейгана не только собирала информацию, но и старалась непосредственно воздействовать на избирателей: будучи подключенным к автоматизированной телефонной системе, компьютер обзвонил 25 млн. абонентов в 28 штатах, призывая голосовать за Р. Рейгана17.
Джоэл Брэдшоу, консультант Гэри Харта, заметил, что «политические деятели запуганы компьютерами — обстоятельство, если оно действительно имеет место, вызывающее сомнение в компетентности политиков, призванных руководить высоко компьютеризованным современным обществом»18. Это еще более приближает день, когда компьютер будет указывать президенту, что делать и что говорить, а президент не будет верить ничему, что поступает к нему не с экрана дисплея.
Говоря о таком политическом применении компьютерной техники и высказывая некоторые сомнения относительно его последствий, Адриан Норман приводит наиболее распространенный аргумент «за» слежение: «Такое внимание к мнению обывателя может только усилить демократию»19. Но это еще полдела. Буржуазную демократию, оказывается, необходимо подпереть и с другой стороны.
Под заголовком «Спасут ли роботы демократию?» генеральный директор Международной ассоциации университетских преподавателей Дж. Мур пишет:
Но не заменит же новая аристократия «кремниевыми мозгами» поголовно всех? Кого политики сейчас в первую очередь «опрашивают слежением»?
В последнее время в западном обществе выделился социальный слой так называемых «новых воротничков». В определенной мере они являются преемниками традиционных «синих воротничков». Иногда эту группу называют «подсиненными воротничками», а Ричард Дармен, заместитель министра финансов США, окрестил их «забытыми белыми воротничками». В Соединенных Штатах их около 22 млн. человек. Молодые и средних лет люди, среди которых те, кто программирует компьютеры Америки (на них приходится 57% операторов ЭВМ и 63% техников), занимают промежуточное положение между интеллектуалами и производственными рабочими.
Попавшие в западню
«Они играют ту же роль рабочей лошадки, — говорит профессор Массачусетского университета Ральф Уайтхед, — но в культурном и в значительной мере в политическом отношении это совершенно новая порода людей»21.
Политические деятели мечтают об их голосах, потому что, во-первых, эти «рабочие лошадки» должны обеспечить работоспособность «кремниевых мозгов» и, во-вторых, они составляют 13% всего избирательного корпуса. Голоса их особенно важны, поскольку «новые воротнички» не хранят верности конкретным политическим деятелям или партиям, поэтому их колебания могут неожиданно повлиять на результаты выборов. «Новые воротнички» часто обнаруживают, что их финансовое положение неустойчиво. Принадлежность к среднему классу означала ранее определенную степень финансовой обеспеченности. «Однако это новое поколение среднего класса начинает понимать, что о работе приходится беспокоиться, — говорит Уильям Маккриди, директор исследовательского центра культурного плюрализма при Чикагском университете. — Они с трудом платят свои счета, иногда они подвержены обнищанию. Многие не видят возможности улучшить свое положение. Они находятся на грани»