Шел девятый день пути, когда передовые лазутчики углядели первые признаки неприятеля. Лондонская дорога шла через деревушку Феррибридж, где берега реки Эйр связывал между собой красивый мост из дуба и сосновых досок. Теперь он был порушен, и воды стремительно неслись мимо разбитых и порубленных бревен. Ряды Эдуарда находились в миле к востоку от переправы, и он отдал приказ квадратам Фоконберга и Уорика подойти и починить мост, возведя новый из поваленных деревьев, чтобы армия могла переправиться по нему и продолжить свой путь на север. Город Йорк лежал там в каких-нибудь двадцати милях, и Эдуард был исполнен решимости войти в пределы его стен и завладеть мощами своего отца и брата. Каждый потерянный день был для него очередным унижением, мириться с которым он не мог.
Уорик глядел на работу плотников. Под надзором двух старших солдат, знающих толк в столярном ремесле, они с огоньком взялись за дело. Таких и хлебом не корми, а дай повозиться с тесом и бревнами, после чего они лишь удовлетворенно крякнут, довольные собой и выполненным заданием. С задорными улыбками часть из них расшивали топорами бревна на толстые доски, а другие с помощью тесаков и рубанков укладывали их и осуществляли подгонку. Работа шла ходко.
Вбитые в дно сваи моста, разумеется, никуда не девались: выдернуть их никто не мог, а сгореть им помешала вода. На своем месте им еще стоять и стоять, и по ним надо было лишь перекинуть и скрепить меж собой сшитые балками дощатые настилы. Обвязанные для подстраховки веревками плотники размещали их на мостовых опорах и размашисто, в два-три мощных удара, пригвождали обухами топоров. Сработано было неказисто, но прочно (красота тут никому не нужна, нужно лишь переправиться на тот берег).
Сзади, с хрустом жуя яблоко, подошел Фоконберг – как раз на хруст Уорик и обернулся.
– Дядя Уильям? – спросил он якобы удивленно. – Теперь уже недолго. Половина работы сделана, завтра к утру снова двинемся.
– Да я не с проверкой, Ричард. Просто так подошел, – отозвался старший из Невиллов. – Эти земли я как свои пять пальцев знаю. В молодости мы тут с твоим отцом охотились – вон там, меньше чем в десяти милях отсюда.
Улыбка Уорика стала несколько натянутой. Дядины истории имели свойство застигать врасплох, вызывая пелену в глазах и щипанье в горле. Такие моменты Ричард особенно не любил: они словно вытаскивали наружу его слабость.
– Дядя, давайте об этом как-нибудь в другой раз. Мне сейчас еще бумаги разбирать, доканчивать кое-как письма…
Он поглядел на предвечерний горизонт, где вместо солнца розовело мглистое зарево. Холод к вечеру становился кусачим. В палатке, наверное, уже зажгли светильники.
– Конечно, конечно, Ричард, – закивал Фоконберг. – Возвращайся к своей работе. Я тебя не держу. С час назад тут стоял твой брат Джон – журился, что реку нельзя перейти вброд. Отец бы вами гордился.
У Уорика напряглось в груди, а в жилах затрепетал гнев.
– Спасибо, дядя, – склонил он голову. – Хочется на это надеяться.
И указал на реку с набухшими влагой глинистыми берегами. В преддверии сумерек вода почернела, стала словно железная.
– Работа спорится. С рассветом, думаю, отправимся.
Лорд Клиффорд пребывал далеко не в радужном настроении. Начать с того, что ему дали задание отрезать Лондонскую дорогу к югу – поручение, доставшееся ему не иначе как по злонамеренной подсказке Дерри Брюера. Работа, прямо скажем, черная, более уместная для отряда какого-нибудь баннерета[27], а то и вовсе для шайки простолюдинов. К чему было ставить над этой братией особу высокородного происхождения? На это остается лишь плечами пожимать. Однако пришлось ехать и осуществлять догляд за двумя сотнями лучников и столькими же топорщиками, которые сейчас шли и кидали в сторону Джона Клиффорда негодующие взгляды. Сомерсет или граф Перси от такого задания явно отказались бы, тут и гадать нечего. Однако задача была выполнена, мост порублен, а его части скинуты в реку, где стремительное течение, подхватив, унесло их без всякого следа. Капитана своего воинства Клиффорд спросил, как быть со сваями – не убрать ли? Тот ответил дерзкой ухмылкой, за что вмиг заработал дюжину плетей. Но похоже, среди своих дружков этот дерзец пользовался авторитетом, и именно из-за такого обращения лорда они на обратном пути к основной армии злобно на него косились. На эту бесцеремонность Джон не реагировал, а лишь всю дорогу смотрел перед собой.
– Милорд! Милорд Клиффорд! – донеслось откуда-то сбоку.
Барон обернулся с упавшим сердцем, понимая, что срывающийся от волнения голос юного лазутчика вряд ли может быть глашатаем хороших вестей.
– Докладывай, – скомандовал он в ожидании, когда лазутчик спешится и отвесит положенный поклон.
– Милорд, там у моста целое войско. Уже заново рубят дерево, стучат топорами…
Сердце у Джона замерло, а затем подпрыгнуло в предвкушении. Мост все еще не отстроен, а у него есть лучники. Армия йоркистов только еще собирается, и есть шанс посеять в их рядах хаос. Используя неожиданность, может, еще и удастся всадить стрелу в грудь Уорика или даже самого Эдуарда Йорка – этого самозванца, само существование которого противно небесам. Вот так взять и вернуться к королю Генриху и королеве Маргарет героем…
– Милорд Клиффорд? – Юнец посмел прервать череду ярких образов, парадным строем плывущих сейчас перед внутренним взором лорда. – Прошу прощения, милорд, но какие будут приказания? Они использовали старые сваи через реку, и теперь уже скоро пойдут за нами по пятам.
Барон унял раздражение, вызванное вопросами этого необузданного юнца. Изначально было понятно, что те чертовы сваи обернутся проблемой. Если б у того капитана во время экзекуции не лопнуло сердце, впору было притащить его обратно к реке и ткнуть носом: на, полюбуйся.
Солнце уже садилось, а от снесенного моста они отдалились всего на несколько миль. Клиффорд оглядел застывших вокруг лучников, понимая вдруг, отчего Сомерсет настоял, чтобы он для столь рутинного задания взял с собой такую силу.
– Назад к реке, джентльмены! – воззвал он. – Удивим изменников! Покажем им, на что способны хорошие лучники.
Люди вокруг, развернувшись на месте, без слов припустили тяжеловатой, сглатывающей мили трусцой, словно вперегонки со скудеющим светом солнца.
С наступлением темноты Уорик как раз закончил ужинать отменной форелью, пойманной в той самой реке, на которую смотрел весь этот день. Стало еще холодней, и почивать он улегся в одежде, придавленный слоем толстых одеял. Угревшись, граф уже погружался в дремоту, как вдруг заслышал где-то в отдалении позвякивание кольчуг. В неосвещенной палатке Ричард резко приподнялся на локти, уставившись в слепую темень.
Снаружи за рекой слышались команды лучникам натянуть тетиву. Откинув одеяла, Уорик вскочил и бросился из палатки наружу, в ночь, на ходу крича хватать щиты.
С запоздалым ужасом он понял, что огни в лагере не погашены: он ведь сам отдал приказ, чтобы работы на мосту не прекращались и ночью. Сейчас там желтовато светились факелы, и весь мост отражался в воде струистыми золотыми столбами. А значит, видны были и работники, самозабвенно стучащие топорами и звенящие пилами.
– Всем взять щиты! – сиплым спросонья голосом проорал Уорик. – Лучники!
По всему лагерю янтарями горели костры, на которых готовили пищу по тридцать-сорок человек.
– Гасить, к чертям, костры! – провопил Ричард. – Воду, воду сюда!
Лагерь отозвался нестройными криками удивления и растерянности, и в это время за рекой гаркнули приказ. Поперхнувшись дыханием, Уорик услышал, как в воздухе поют стрелы, перекрывая даже шум течения. Машинально вскинув перед лицом руку, он усилием воли опустил ее. Без доспехов это не защита, да и не хватало еще трусливо ежиться на виду у людей. Всюду вокруг сыпались стрелы – тукая о дерево и металл, чмокая в кожу, вспарывая палатки и прошивая одеяла, под которыми осекались сдавленные вскрики не успевших проснуться солдат. Все больше и больше стрел гвоздили землю по эту сторону реки, тут и там виднелось белое оперение. В темном небе светил лишь ущербный месяц.
Взгляд ухватывал растерянных, сбитых с толку людей в рубахах и кожанах, которые что-то хаотично хватали – кто щит, кто мешок, кто еще что-нибудь. Кое-кто хватал даже доски, загораживаясь ими, хотя стрелы, стуча в дерево, пронзали им руки. Граф Уорик, весь в поту, несмотря на холод, ожидал, что в его тело вот-вот вопьется стрела. От чьего-то прикосновения он вздрогнул и ругнулся, хотя это оказался оруженосец, подающий щит, который Ричард принял с растерянным «спасибо».
Костры были уже погашены, и лагерь окутал сумрак. Погасли и факелы над рекой: плотники побросали их в воду. Уорик чувствовал, что его душит паника, вызванная внезапностью и общей сумятицей. Тем не менее враг на том берегу продвинуться вперед не мог и оставался на дистанции пары сотен футов. Постепенно в сбитом с панталыку графе прорисовывалось решение.
– Отступить по всей позиции на триста ярдов! А ну пшли! – рявкнул он.
Его команду подхватили остальные. Голоса растерянно взносились поверх воплей, зубовного скрежета боли и стонов умирающих. Ощущение у Уорика было такое, будто стрелы своей гибельной дугой устремляются именно на него, хотя над ним теперь был щит. А остановиться он не осмеливался. Свет над рекой окончательно угас, и вода сделалась полосой непроницаемой тьмы. На том берегу не было ни единого огонька, зато оттуда доносились глумливые крики и хохот врагов, словно бы пьяных от ощущения своей безнаказанности.
В лагере царил доподлинный хаос.
Ричард отвернулся от уреза воды, ощущая леденящий ужас от того, что подставляет лучникам беззащитную спину, когда вокруг по-прежнему жужжат стрелы. Кто-то из людей пробовал загородиться щитом со спины, однако единственной защитой было выйти за порог досягаемости вражеских лучников. Правила и рамки приличий в этом слепом бегстве отсутствовали. Сзади, отступая, наваливались и перли незнакомые люди. Под этим напором Уорик с трудом устоял на ногах и стал проталкиваться сквозь давку, перебарывая довлеющий страх внезапной смерти.