– Значит, ты меня понимаешь, – стараясь звучать твердо, кивнул барон. – Это хорошо. Я, видишь ли… ценен для короля. – Чувствуя, что человеку, оставляемому на верную смерть, таких слов явно недостаточно, он несколько драгоценных секунд пожевывал губу.
Корбен заерзал в седле, а его лошадь нервно заржала и загарцевала вбок.
– Милорд, они почти уже здесь. Мне пора к моим людям.
– Да-да, разумеется, Корбен. Я лишь хотел сказать… Лучшего слуги я не мог и желать.
– Ну а как иначе? – бросил его подчиненный рассеянно, уже не глядя на своего господина.
Клиффорд смятенно смотрел, как его мрачнолицый капитан развернул и пришпорил лошадь, из-под копыт которой рванули мокрые куски дерна. Вот уже прянули и первые стрелы – на этот раз не для острастки, – словно зубами выгрызая клочья из его задних отступающих рядов. Защищаться при отходе они не могли, так что уцелеют немногие. Барон оглядел весь свой отряд, который сейчас с обоих флангов легким галопом окружали конники. Нервно сглотнув, Клиффорд сжался всем нутром, чувствуя, как замирает и бьет в голову сердце. Безусловно, это была хватка страха. Те, кто сейчас зловеще воет, этой ночью видели гибель своих друзей и наставников, безжалостно вырываемых из жизни жужжащими в темноте стрелами. Так что теперь пощады не будет – это знал каждый из отступающих.
Что-то холодное коснулось его лица, и Джон Клиффорд поглядел вверх. Оттуда медленно и невесомо падали снежинки, множась в числе, а с ними мир словно подергивала белая занавесь, из-за которой скрадывались и мост, и темные всадники за рекой, и готовые убийственно рвануться неприятельские ряды. Сердито отерев глаза, барон дернул поводья и дал своему испуганному коню шпоры: а ну пшел, галопом!
Эдуард Йорк мрачно следил за тем, что происходит в четверти мили за рекой. Чуя взвинченность хозяина, его боевой конь всхрапывал и вскидывал голову, отчего шевелились и позвякивали пластины доспеха на его могучей груди. Кони по всему строю тоже с фырканьем рыли копытами землю. Чтобы как-то успокоить жеребца, Эдуард протянул вниз руку и похлопал его по жаркой пыльной шее.
Подавшись вперед в седле, он нетерпеливо вгляделся туда, где над водой заканчивали работу плотники Уорика. Сейчас туда, на шаткий дощатый настил (в ширину проход всего для двоих пеших или одного конного), вкатили телегу с последним грузом досок. У моста уже выстроился весь передовой ряд построения, чтобы цепочкой без задержки пройти на ту сторону. Перед командирами стояла тактическая задача: подготовить команды копейщиков, которые переправятся первыми и оцепят там безопасный участок. Затем туда начнет съезжаться контингент из конных рыцарей, которому предстоит преследовать убегающего врага. Работа сложная и опасная, а тут еще снег на голову (в буквальном смысле) сыплется с белесого неба и тает в реке Эйр со звуком, подобным вздоху…
Вместе со своим королем и все войско чувствовало взбухающее вожделение битвы, напряженность, осязаемо витающую в воздухе. На другом берегу ревели охотничьи рога Фоконберга: слышно было, как его люди с лихим гиканьем – ни дать ни взять стая лесных разбойников – настигают и кромсают врага, оставшегося без стрел, которыми можно было бы удерживать дистанцию. Даже отсюда, с отдаления, было видно, что расправа творится лютая, и всем, кто стоял рядом с Эдуардом, не терпелось оказаться там, среди бучи – всем поголовно.
Внимание Уорика было приковано к людям, которые с запалом усердия вколачивали бревна в стыки и большущими гвоздями пришивали доски к опорам моста. Стремнина внизу была неистова, сильна и глубока – если без толку подгонять работников, а мост затем рухнет, то вместе с надеждами на переправу будут унесены и жизни всех, кто свалится в воду. Вместе с тем на сюркотах отступающих граф заприметил красного клиффордского дракона с шипастым хвостом. Разглядел его и Эдуард, который при этом буквально затрясся: еще бы, ведь именно этот негодяй в поле у замка Сандал убил его брата! Жизнь Клиффорда он жаждал как ничью другую – настолько, что думал было рискнуть и направить своего коня в поток, дабы не мешкая перебраться на тот берег.
Из хватки задумчивости Уорика вырвал голос Эдуарда. Поначалу он обращался лишь к тем, кто был рядом, но затем сделал паузу и уже громко, чеканно повторил свои слова для всех:
– Вы знаете обычай поля битвы: убивай всех простолюдинов, но щади ноблей, что сдаются или предлагают выкуп! – Он качнул головой с горькой усмешкой. – А вот отцу моему такого шанса не дали. Как и его великому другу эрлу Солсбери. И моему брату Эдмунду. Их этого права лишили. А потому вот что я вам скажу. Мой приказ: убивайте ноблей. Я велю и требую в этом подчинения. – Король медленно вздохнул, скрипнув доспехами. – Никаких выкупов. Никакой сдачи в плен. Я желаю, чтобы мой народ жил. Но не желаю жизни отравленным гнездилищам тех домов, что стоят против меня. Не будет моей пощады ни Нортумберленду, ни Сомерсету, ни Клиффорду. Он на мне, или же его покарает судьба. Если только он сам не свернет себе шею, я вгоню его в могилу нынче же, этим самым днем. – Эдуард снова утих, довольный тем, что не слышит ни одного встречного возгласа. Все, казалось, забыли даже дышать, не нарушая призрачного шороха снега, что скапливался на земле. – Этим утром прольется кровь, прольется потоком, не меньшим, чем та река, через которую вы перейдете. И пусть она омоет дочиста старые раны. Если врагов не истребим мы, то они изведут нас. Мы все палимы жаром; пусть же он остынет и утолится здесь, в этом снегу.
Впереди над рекой люди Уорика подняли руки, подавая знак: работа завершена. После этого вся артель спешно сошла на противоположный берег, сторожко при этом оглядываясь. Но там их не встретило ни воинство Клиффорда, ни лорд Фоконберг. И тот, и другой со своими людьми были уже неразличимы, отчасти потому, что панораму застилала колеблющаяся снежная завеса. Эдуард с прищуром поглядел через реку, в которую с тихим шипением сыпались снежинки. На том берегу его людям уже никто не угрожал.
– К чертям это стояние! – нетерпеливо воскликнул он. – Если вы чтите меня, то давайте за мной!
Водрузив на голову шлем, Йорк ткнул шпорами бока своего коня, и тот понесся вперед. Огромный, в доспехах скакун загрохотал по непрочному мосту, и под совокупным весом коня с седоком застонал даже обновленный крепеж. За Эдуардом устремились знаменосцы и рыцари, пытаясь держать своего короля в поле зрения: белая завеса в воздухе по-прежнему колыхалась, застилая обзор.
Остальные шли торопливой цепочкой без промежутков – нос к хвосту, человек к человеку – спеша оставить за собой побольше места. Скапливаясь на другом берегу, многотысячное воинство образовывало квадраты. А снег все шел, наново выбеливая поля.
То, что конь сошел с дороги, стало ясно, когда цоканье копыт сменилось их глухим стуком по мерзлой пахотной земле. Останавливаться, а тем более разыскивать дорогу повторно Клиффорд не рискнул. Между тем весь мир сузился до пространства какой-нибудь сотни ярдов, куда ни глянь.
Конь во весь опор скакал вдоль какой-то долины, при оглядывании которой Джон не различал ничего, кроме земли с наметенными сугробами – остальное скрывала завеса из снежных хлопьев. В их однообразном унылом кружении была та беспрестанность, от которой стесняет дыхание, а пространство кажется удушающе тесным. Единственным утешением было то, что мальчишка-посыльный Энсон, по всей видимости, успел ускакать далеко вперед, а может, уже и доставил известие в королевский стан. Если Энсон действительно так проворен, как описал его Корбен, то сейчас по дороге на юг, наверное, уже мчится лавина всадников, готовая наброситься на тех, кто осмелился преследовать отряд барона. «Вот она, пресловутая ложка дегтя», – усмехнулся своей мысли лорд Клиффорд.
В дороге он продрог до костей и, смахивая с глаз морозные слезы, поминутно оглядывался: нет ли погони? Капитан Корбен и четыре сотни ратников, посланные порушить мост, остались, разумеется, далеко позади, и сейчас выполняли свой долг по сдерживанию тех, кто на них наседает. Поджав челюсть, барон смирился с мыслью, что всех их ждет неминуемая погибель.
В лагере короля к этому отнесутся с неодобрением. Надо же, какая несправедливость! Эх, если б они ушли с той реки, пока было еще темно! Снег бы еще не выпал, а в пути отряд никто не нагнал бы, и они благополучно вернулись бы в лагерь, да еще и с героическим рассказом. Джон процедил сквозь зубы ругательство. О, изменница удача! Теперь Сомерсет и Перси услышат лишь то, что он, Клиффорд, потерял четыре сотни человек, и среди них двести лучников, которые на вес золота. Какая, мол, неосмотрительность и тщеславие: остаться только затем, чтобы наутро посмотреть на следы содеянного в ночи!
Конь на скаку запнулся, накренясь так резко, что Джон чуть не слетел из седла. Кое-как усидев, он обругал и хлестнул животину поводьями: навернулся бы оземь – костей бы не собрал. Уф-ф, даже дыхание перехватило! После этого барон с минуту сидел, вслушиваясь в едва слышные отсюда крики и шум боя. Определить в эдакой пороше расстояние было, по сути, невозможно, но хорошо, что хоть никто не появлялся в поле зрения. Если коняга, не дай бог, падет, он сделается беспомощным и уязвимым, как распоследний пехотинец. Всадник наддал коленями, и конь, фыркнув, пошел неровной рысцой. Лицо и руки Клиффорда были открыты и вскоре занемели на холоде. Он уткнулся подбородком в грудь и, как мог, сносил непогоду, смаргивая назойливые снежинки.
Основной лагерь армии находился в каком-нибудь десятке миль к северу от Феррибриджа, но в эти минуты оно казалось запредельной далью.
Разумеется, Сомерсет вышлет вперед разведчиков. Еще немного – и вокруг будет уже тепло и безопасно, а на просьбу рассказать, как все было, он, Клиффорд, поведает о своей наиглавнейшей роли в упреждающем, обескровившем армию Эдуарда Йорка ударе, который помешал неприятелю подойти скрытно. Барон Клиффорд как-то случайно узнал, что в некоем графстве Кент, оказывается, нет человека, надзирающего за сборами в казну. Один из его капитанов за вином разговорил Дерри Брюера, и тот выдал сей любопытный факт. Если мыслить логически, то почему бы не представить, что такую должность можно доверить верному лорду, который под Феррибриджем встал на пути у всей армии Йорка? Ну а потеря какого-то там отряда, безусловно, забудется перед лицом куда более важных известий.