Ждать ответа со стороны ланкастерцев, как он и предполагал, пришлось недолго. Улыбка Фоконберга разрослась, а глаза лукаво заблестели. В отличие от его лучников, эти мастера стреляли против ветра. Кроме того, густой снегопад не давал им разглядеть, что его люди отступили. Тысячи и тысячи стрел сыпались туда, где только что стояли его ряды – гибельно шипящий рубеж, по которому остервенело хлестал смертельный град, но вотще, не забирая ни единой жизни. Лучники Уильяма скалились, довольные своей недосягаемостью, а сам он смеялся дерзости очередной своей задумки. Фоконберг дожидался, когда стукотня стрел прекратится. Нет, это был еще не конец, совсем не конец.
– Лучникам собрать стрелы, – скомандовал Невилл.
Воины, чувствовавшие себя в безопасности только при полных колчанах, кинулись вперед, наперегонки выдергивая или поднимая стрелы там, где они вонзились или упали наземь. Были среди них и сломанные или треснутые, но в основном стрелы были целыми. Среди лучников развернулось даже что-то похожее на состязание: кто насобирает урожай больше и качественней. Все были довольны тем, как их командир обхитрил врага.
Когда колчаны наполнились, Фоконберг отдал капитанам новые приказы, и лучники вновь натянули тетивы, чтобы вогнать ланкастерские стрелы обратно в глотки тем, кто их выпустил.
18
При виде шагающего навстречу войска Эдуард Йорк удовлетворенно зарычал. На таком расстоянии из-за снега вражье воинство различалось сугубо условно – так, темная рябь силуэтов и частокол пик. С обеих сторон басовито гудели рога, а рать короля Генриха стекала по склону, идя на сближение. При взгляде на бледное небо Эдуард счел, что видимость мало-помалу улучшается. Местность просматривалась немного лучше, хотя снег все еще падал довольно густо. Шаги новоявленного короля похрустывали по искристой белой поверхности, которая тут же взбивалась в бурую кашу прущими сзади рядами. Иначе и быть не может. Не для того он вел за двести миль двадцать тысяч человек, чтобы вести себя, как робкий проситель. Его цель здесь – востребовать, точнее, взять. Положив противостоянию конец.
– Ну, что ж… Я исповедался в грехах и положил душу на алтарь Бога, – браво сказал Эдуард. – Полагаю, я готов, милорд Уорик. Ну а ты будешь стоять со мной?
– Да, – ответил граф. – Безусловно, буду.
Король широко улыбнулся, и они оба спешились. Впереди уже виднелись знамена Сомерсета и Перси – неприятельская рать, идущая под бой барабанов, становилась все ближе. Помимо барабанного боя, воздух оглашался завыванием рогов. Бесовски-игриво пели рожки и дудки, возжигая кровь.
Едва Ричард Уорик с королем Эдуардом коснулись земли, как окрик ближних капитанов остановил центральный квадрат, продемонстрировав недюжинную выучку. Тысячи глаз цепко отмеряли расстояние между молодым королем и близящимся воинством, настроенным на уничтожение. Этой рати, казалось, не было конца, и ее железные ряды внушали уважение к себе.
Уорик похлопал по шее свою лошадь, после чего выхватил у какого-то удивленного солдата секиру, повернул ее обухом и со страшным замахом хрястнул животное по широкому лбу. Лошадь тут же рухнула замертво. Солдатня вокруг разразилась приветственными криками, а Эдуард, хмыкнув, удивленно выругался.
– Прекрасный жест, Ричард! – компанейски воскликнул он. – Теперь я вижу, ты не побежишь. Но, боюсь, если то же самое проделаю я, под меня просто не подберут конягу нужного роста!
К удовольствию Эдуарда, люд вокруг рассмеялся, передавая слова короля тем, кто их не расслышал. Его огромного жеребца увели через ряды гордые своим делом мальчики. Вперед полезли водоносы, наливая воду тем, кто попросит. Все это время темные ряды неприятеля становились все ближе – все больше и больше людей прореза́лись по флангам из крутящейся снежной взвеси.
В пешем построении Эдуард с Уориком заняли место в третьем ряду. Вокруг них высоко подняли стяги, возвещая о присутствии высоких особ как союзникам, так и врагам. Свою взвинченность оба скрывали тем, что разминали плечи и свистом подзывали капитанов. Весь центральный квадрат, накренившись, снова двинулся, на этот раз вместе со своим королем. Труп лошади исчез среди марширующих рядов.
Шлем Эдуарда оставлял глаза и нос открытыми, хотя туго облекал подбородок и скулы. Он отвергал шлемы, стягивающие мир в щелку, и угроза получить стрелу в лицо на него не действовала. «Лучше видеть, чем нет», – упрямо твердил Йорк. Глаза его, оглядывающие строй неприятеля, были бледными и жестокими. В них не было ни тени сомнения.
– Прикончим этих слабаков! – громогласно воззвал он. – Никакого мира! Никаких сдач и выкупов!
Для тех, кто шел рядом, его голос звенел, как молот.
– За короля Эдуарда! – взревел Уорик.
На мгновение войско замерло подобно многоликому зверю, готовому к прыжку. И вот тысячи людей, срывая в крике глотки, подхватили этот клич еще громогласней, стуча при этом по топорам длинными ножами. Монарх захохотал в бесхитростном удовольствии, салютуя своим воинам поднятым мечом. Звук поплыл огромным железным гулом, отчего в рядах неприятеля некоторые поежились или сбились с ноги. Солдаты Эдуарда не умолкали, хотя шум превратился просто в бессвязный рык обозленных, которых, как быков за рога, приволокли в это гиблое заснеженное место, втиснув им в руки раскаленное от холода железо.
Нутро Уорику словно сковало, а дыхание в груди стало до странности легким, как будто легкие не втягивали достаточно воздуха. На его сюркоте поверх доспехов красовался фамильный герб, и те же цвета Невиллов украшали его меч и щит. Это он сделал так, чтобы Эдуард стал королем, совершив богохульство пред лицом короля Генриха и ланкастерским престолом.
– Твой дядя в прежние времена действовал безупречно, – вторгаясь в сумятицу мыслей, сказал ему на ухо Эдуард. – Мне кажется, в зимней погоде он разбирался лучше нас с тобой. Да и вообще лучше всех.
– Он славный человек! – крикнул в ответ Ричард первое, что пришло ему на ум.
Шум вокруг уже можно было сравнивать с громом небесным или с рыком стаи львов. Земля под ногами словно содрогалась. Уорика несло вперед, как на гребне немыслимой волны: он был вдавлен в непреоборимую силу, которой не мог противиться. При этом взгляд его сосредотачивался на тех, кого Эдуард якобы не замечал, – на шагающих встречно крепких копейщиках и топорщиках, горящих вожделением сойтись в бою с узурпатором, смеющим именовать себя королем. Вид знамен с белыми розами неудержимо влек их, как свет мошкару, и они уже загибали угол, чтобы подобраться именно к этому месту в строю.
– У тебя есть какие-нибудь известия о Норфолке? – ухватив Уорика за плечо, спросил на ходу Эдуард. – Я с самого рассвета ничего о нем не слышал. – Их шлемы, соприкоснувшись, скребнули друг о друга. – И начинаю уже опасаться наихудшего.
Ричард бросил на него быстрый взгляд, в очередной раз убеждаясь, что новый король все-таки очень молод. Прошло всего-ничего со времени объявления себя хозяином трона, прошло каких-то три месяца со дня кончины его отца и брата – и вот он уже идет на огромную рать неприятеля. Тем не менее речь сейчас шла не о нервном позыве выговориться. С каждым шагом ряды Ланкастера казались все необъятней, необозримей. Без Норфолка превосходство в числе может оказаться действительно роковым. Взгляд графа Уорика лишь растерянно вбирал все новые ряды неприятельского воинства.
– Норфолку Твое Величество может довериться вполне! – прокричал над общим гвалтом Уорик. Королевский титул он использовал намеренно, в напоминание и ободрение Эдуарду. Собранной им армии нужен предводитель дерзкий и неукротимый, а не точимый сомнениями ипохондрик. – Я уверен: нынче ночью из-за темени и снега он потерял ориентир. Однако сам Норфолк как раз из этих мест, и надолго отстать не может. Так что скоро он навалится со всей яростью, тем более, чтобы искупить свое опоздание!
Эдуард нагнул голову, хотя Ричард успел заметить, как потемнели его глаза и как стало еще жестче лицо. Они давно уже вступили в пределы попадания стрел, и до Уорика дошло, сколько жизней уберег Фоконберг, расшатав этим утром зубы ланкастерским лучникам. Пережив кромешный, ни с чем не сравнимый ужас давешнего обстрела, Ричард отчаянно благодарил его за это. Нет на свете звука, вселяющего больший страх, чем хищный посвист отвесно сыплющихся стрел.
Теперь две армии разделяло не больше сотни ярдов. В строю многие поначалу пересмеивались и пошучивали или же вслух припоминали старые счеты, думая поквитаться за них. Однако голоса обрывались по мере того, как пересыхали глотки. По-прежнему трещали барабаны, и капитаны зычно призывали своих людей ударить жестче да посильней, но смех и шуточки подходили к концу. Огромные движущиеся квадраты тянулись за пределы видимости, а снег все клубился. Уорик готовился, пожалуй, к самому тяжелому напряжению сил, которое ему когда-либо доводилось испытывать. Этому он обучался всю свою жизнь, от срубания кольев в детском возрасте до участия в бесчисленных турнирах. Силы и ловкости в нем и сейчас было в достатке. Дышал он мелко и часто, чувствуя под шлемом холодную испарину. Скорей бы прекратились эти чертовы снег с ветром! Зимой никто не сражается. Даже добраться к полю боя – истинное мучение, и это еще до схождения лучников с рядами пехоты.
Капитаны по обе стороны вобрали в грудь морозный воздух и рявкнули своим молодцам: «Вперед!» Над рядами взмыл противный медный рев, от которого, как под ударом кнута, валко рванулись во встречном броске две рати, вознося в замахе клинки с жадным стремлением обрушить свой первый сокрушительный удар на ублюдка-изменника с той стороны, кем бы он ни был. Девственный снежный покров под ногами в одно мгновение превращался в бурую кашу, которой суждено было окропиться, пропитаться и засочиться кровью, что через считаные секунды брызнет и зажурчит из рубленых, колотых и резаных ран первых погибших.
Из врачебной палатки Дерри Брюер выходил в глубокой задумчивости. Позади боевого порядка по лагерю с воем метался колкий льдистый ветер. Мелкий отряд Клиффорда – для армии потеря ничтожная, однако с трудом верилось, чтобы такое число людей пало под градом стрел, обрушившихся сквозь снежную завесу. Еще со времен Креси