– Значит, измена? – проговорил Эдуард, все еще пытаясь понять, что происходит. Рядом с архиепископом он увидел и Джона Невилла (маркиза Монтегю, до которого он его урезал). Смятение монарха рассеялось, и он утвердительно кивнул своим мыслям.
Видя смиренность короля перед своей участью, архиепископ ухмыльнулся и подвел свою лошадь ближе. К изумлению и даже к замешательству Эдуарда, Джордж Невилл вытянул в его сторону меч и, бестрепетно держа клинок, произнес:
– Сдавайтесь, Ваше Величество. Молвите слово, или я отдам вас моему брату, и он лишит вас головы. Так же, как вы лишили его титула.
Король выпучился на него немигающими глазами.
– Вот как, – выдавил он. – Значит, Невиллы обернулись против меня…
Несмотря на плечистость, истинным воином Джордж Невилл не был. Эдуарда ожгло желание рубануть сейчас мечом по горизонтали и начать исступленно пластать всех и вся вокруг. Но это обернется неминуемой гибелью. А потому король, посидев со сжатыми кулаками, снял с себя перевязь и проводил взглядом свой меч, отданный кому-то из напавших на него людей. Без оружия он вдруг ощутил себя слабее, словно урезанный.
– Значит, и Уорик тоже? – спросил он неожиданно. – Из-за замужества дочери?
– Вы сами дали нам повод, Ваше Величество, – ответил архиепископ. – Молвите слово. Спрашиваю в последний раз.
– Будь по-вашему. Сдаюсь, – надменно бросил монарх.
Видя облегчение на лицах кое-кого из этих людей, он принялся злословить:
– А какая печать храбрости – прятать свои знамена! Не оттого ли, что вам известно, что я не прощаю своих врагов? Понимаю ваш страх, парни. Будь я на вашем месте, я бы тоже его чувствовал, причем самым жестоким образом.
Он с издевкой наблюдал, как его обступают лучники, натягивая тетивы в готовности выстрелить при первом же резком движении.
– Ваше Величество, – обратился к нему архиепископ. – Я вынужден связать вам руки. Не хочу, чтобы у вас возник соблазн бежать. Все это для вашей же пользы, во избежание вреда.
Эдуард яростно засопел при приближении незнакомого рыцаря с бечевой, которой тот стал обвязывать ему запястья. То, как этот негодяй отвел глаза, вызывало мстительное удовлетворение. Король буквально ожег его взором, сулящим неминуемую месть.
– Ну вот, Ваше Величество. Впереди у вас долгий путь к приготовленному для вас месту. Насчет ваших людей не журитесь. Они теперь не ваша забота, а мой брат Джон их для начала хорошенько просеет, – сообщил Джордж.
Эдуард встретился взглядом со своим тестем. Старик грустно пожал плечами, всем своим видом показывая: ничего не поделаешь. Монарх, стиснув зубы, позволил взять под уздцы своего коня. Путь лежал к югу, и вместе с королем туда отправились примерно шесть десятков всадников. Его людей непроницаемым кольцом окружило скопище неприятелей. Через силу отведя глаза, Эдуард принялся размышлять о собственной участи.
– Так твоему брату Уорику об этом известно? – еще раз спросил он Джорджа. – Он тоже часть этого заговора с изменой?
– Он – глава семьи, Ваше Величество, – ответил тот. – Срезая одного из нас, вы тем самым срезаете его. Возможно, он приедет навестить вас в замке Уориков… Вам вообще это не кажется странным? Получается, у моего брата под стражей два короля Англии – Генрих в Тауэре и вот теперь вы. Надо же…
От самой этой мысли архиепископ благоговейно поцокал языком.
– Ты глупец, что говоришь мне такие вещи, – медленно покачал головой Эдуард. – Я этого не забуду и не прощу. Ни это, ни что-либо другое. А король может быть только один.
Вдыхая мягкий запах утра, Уорик улыбался. На дуврской пристани рыбаки уже выложили на продажу свой первый на дню улов, который за утро раскупят купцы, чтобы затем с барышом продать рыбу подальше от моря. Море и корабли, острые брызги прибоя и белопенные барашки волн нравились Ричарду, пожалуй, даже больше, чем погожее весеннее утро. А вон и открытая карета с кучером стучит навстречу по доскам причала, а с другой стороны, держась за руки и о чем-то мило воркуя, идут его дочь с мужем. Чтобы привлечь их внимание, графу пришлось свистнуть, иначе они прошли бы мимо кареты. Чуток подумав, Уорик устроился на дальнем краю, давая молодоженам сесть вместе.
Изабел, румяная от восторга, постоянно находила возможность коснуться Джорджа Кларенса то рукой, то нежно-круглым коленом. Судя по ее упоенным взорам, этой ночью жених был со своей невестой весьма нежен.
Щелкнул бич над лошадями, и карета тронулась. От Ричарда не укрылось, что, наряду с нежностью, его зять испытывает еще и задумчивость.
– Все ли хорошо, Джордж? – спросил Уорик.
– Лучше и не бывает, сэр! – отозвался юноша. – Хотя, признаться, никак не могу отделаться от раздумий, как же все-таки отреагирует на известие мой брат. Хотелось бы одного: пусть он примет все как есть и мы больше не будем к этому возвращаться. Как вы и говорили, сэр. Мы с Изабел отныне женаты, и этого не изменить. Вы как думаете, Эдуард с этим согласится?
Граф повернул голову, оглядывая пыльную ленту дороги впереди.
– Я в этом уверен, – ответил он. – Мы все должны принять то, чего не можем изменить. Так что беспокойства, Джордж, я не испытываю. Ни малейшего.
30
– Теперь ступайте по домам, – скомандовал Джон Невилл. – А мои люди будут вершить здесь суд.
Он вызывающе оглядел обтрепанные остатки королевской охотничьей свиты: пусть только попробуют возразить! После того как увезли короля Эдуарда, люди Невилла взялись прочесывать плененных, бесцеремонно орудуя топорищами. Луки, мечи и вообще любое изделие из металла, представляющее мало-мальскую ценность, сразу изымалось. Бдительно срезались кошельки и побрякушки, а тем, кто упирался, доставалось по шеям. При таком численном превосходстве о сопротивлении не могло быть и речи. Королевские рыцари сносили грубое обращение, в основном, со стоической невозмутимостью. При лучниках из ценного были разве что их луки, которые те с притворным безразличием скидывали в кучу (истинность чувств выражали лишь взоры, провожающие свое оружие, с которого недруги стягивали тетивы, заматывая тисовые рукояти в тряпье). Когда от отряда отсекли Вудвиллов, самые храбрые зароптали. Графа Риверса вместе с сыном заставили спешиться, связали им руки и повели в сторону от остальных королевских рыцарей и компаньонов. На недовольство и роптания Джон Невилл был вынужден продемонстрировать свой нрав. Одним резким жестом он направил на смутьянов людей с дубьем. Усмирение вышло коротким, но крутым: двое убитых, четверо в крови и без сознания.
Оставшихся охотников сбили в кучу и пинками выгнали на дорогу – те едва успели подхватить своих раненых и убитых. Джон Невилл смотрел им в спины лютыми глазами смерти – так, что мало кто посмел обернуться. Когда последние из них затерялись в просторе полей, он приказал разбить рядом с дорогой лагерь, отрядив нескольких из оставшихся конников в ближайший городок – спросить насчет использования тамошнего суда, а заодно и эшафота.
– У вас нет таких полномочий! – воспротивился граф Риверс. Старик уже понял поистине смертельную серьезность своего положения: вокруг одни враги, на которых сейчас нет управы. – Мы сдались, сэр, в расчете на достойное обращение. Зачем нам еще потерянные жизни? Если так уж надо, то в вашем праве запросить выкуп с соответствующим ожиданием платежа. Не нужно грозить мне всякими там судами и эшафотами. Ведь вы же, смею полагать, человек чести?
– Кем я только ни был, милорд, – криво усмехнулся Джон Невилл. – И сегодня, и особенно вчера. Меня, помнится, звали ищейкой Эдуарда, когда я излавливал и убивал для него ланкастерских лордов. Взять того же Сомерсета – герцога, между прочим, – голову которого я лично пристроил на пеньке и срубил, как капустный кочан. – Видя, как побледнел от этих слов граф Риверс, Джон довольно кивнул и цыкнул щербатым зубом. – Еще какое-то время я побыл графом Нортумберлендским. Только это, по всей видимости, не понравилось вашей дочери. И она попросила своего мужа отнять у меня и земли мои, и дом.
– А вы в ответ, я вижу, нарушили клятву верности. Измена, между прочим, за которую гореть вам в геенне огненной. Полыхать веки вечные.
Невилл на это рассмеялся зловещим, рыдающим смехом.
– Вам бы надо сказать это моему брату, милорд. Это у него разум полыхает от подобных мыслей. А я что? Я исповедаюсь – и тем самым смою грех, стану чист, как младенец. Но сначала я свершу над вами суд. Где свидетелями будут мои люди.
К ним приблизился сын Вудвилла, имеющий возможность ходить, хотя руки у него были связаны за спиной.
– Сэр, если вы посягнете на кого-нибудь из семьи королевы, обратного пути у вас считай что уже нет. Вы понимаете это? Ни мира, ни прощения, ни возможности искупить вину – вообще ничего. Если же вы нас сейчас отпустите, то мы можем доставить ваши требования моей сестре. Вам нужен Нортумберленд? Пожалуйста, он снова может стать вашим, со всеми пергаментами и печатями, такими, которые уже никогда не позволят его у вас отнять!
– Боже правый, юноша! Вы, наверное, законотворец? – бешеными глазами поглядел на него Невилл. – А я и не знал, что существуют такие великолепные уложения! Безусловно, я доверюсь вашим словам, особенно после того как у меня уже отчуждены титулы и земли!
Он с рыком пнул молодого рыцаря по ногам, и тот свалился наземь.
– Теперь я уже не граф, а маркиз Монтегю. Единственное, что осталось у меня за душой, помимо обрезков моих бывших владений. – Он обвел глазами напряженно застывшие лица вокруг. – А ну принесите сюда топор и позовите еще людей, чтобы были свидетелями! Какое же место может быть сподручней для суда, чем божья мурава на просторах Англии? – возвысил Джон Невилл голос над скованными страхом отцом и сыном. – Может, для этого годней дубовые скамьи и железные решетки? Нет, мой честный люд! Единственный мой судия – это Всевышний и моя собственная совесть, а потому объявляю сей суд открытым.