Эти слова едва не заставили Ульдиссиана повернуться к ней, на что, может статься, она и рассчитывала.
– Что это значит?
– Неужели ты не удивлялся тому, сколь быстро набирает силу твой пресловутый дар? Неужели ни разу не задавался вопросом, отчего успехи всех остальных – кроме твоей возлюбленной, Лилии – до сих пор столь скромны?
В самом деле, этот вопрос он себе задавал, а в ее тоне уловил намек на ответ, да такой, что волосы на загривке торчком поднялись.
– О да, теперь-то он понимает, в чем дело, или, по меньшей мере, догадывается! Да, дорогой, милый мой Ульдиссиан… это я указывала тебе путь на каждом шагу! Все совершенное ты совершил только благодаря мне – мне, не себе! Без меня ты – пустое место! Ничтожество! Это я вызвала ту самую бурю, и направила в цель ту самую молнию, и воплотила в жизнь множество твоих желаний…
«И не только», – внезапно понял Ульдиссиан.
– И растерзала первого миссионера, а второго прирезала моим же ножом!
Лилия захихикала. Некогда ее смех ласкал слух человека, точно нежная музыка, но сейчас порождал в сердце только жгучую ненависть.
– Весь этот спектакль был разыгран ради тебя, любовь моя! Впрочем, кто они таковы? Всего-навсего пешки в руках вероломного возлюбленного и глупого братца!
Последнее заставило Ульдиссиана задуматься. Коли верить ее словам, выходит, и Примас, и Пророк хорошо ей знакомы. Один с нею в кровном – если, конечно, в ее жилах действительно течет кровь – родстве, а другой играл при ней ту же роль, что и Ульдиссиан, но до него. Эти новости лишь привели его в еще большее замешательство. Вся его жизнь оказалась не чем иным, как обманом. Считавший себя грозной силой, он все это время был лишь марионеткой, куклой в чужих руках!
Однако, возмущенный этой мыслью, крестьянин тут же вспомнил о том, что на такой поворот Лилия явно не рассчитывала: недаром ведь, не сдержавшись, помянула о Люционе! Вдобавок, если Ульдиссиан – просто-напросто никчемная пешка, зачем устраивать весь этот балаган? Отчего Люцион не уничтожил его без лишних затей? Одно из двух: либо Ульдиссиан чем-то для Примаса ценен, либо Люцион отчего-то не может расправиться с ним. И если последнее казалось Ульдиссиану сомнительным, то первое было очень похоже на правду – тем более, что слова Малика не раз могли послужить этому подтверждением.
А если так, выходит, растущая в нем сила что-то да значит. В ином случае, отчего Лилия – если эта демонесса вправду зовется Лилией – выбрала именно его?
– Я уже сказал, – отвечал он, изо всех сил стараясь держаться как можно увереннее и непокорнее, – убирайся, не то!..
И вновь Лилия захихикала.
– Ах, дорогой мой Ульдиссиан, как восхитительно это детское упрямство! Я бы сказала, оно унаследовано от меня, но ведь, может статься, и от него – они же столь чванливы, столь праведны!
Ульдиссиан непреклонно молчал.
– А ты ведь даже не знаешь об этом, не так ли? Не знаешь собственной же истории! Со временем, как следует подготовив тебя, я рассказала бы обо всем! Возможно, не стоит откладывать? Мы еще сможем остаться вместе! Ты сможешь по-прежнему дарить мне ласки…
Чувствуя, как воля дает слабину, Ульдиссиан отшатнулся назад. К несчастью, как раз в этот миг его конь шарахнулся в сторону, вырвав из рук уздечку. Развернувшись, Ульдиссиан бросился было за ним, но поймать коня не сумел. Провожаемый его взглядом, конь ускакал прочь и скрылся в ночной темноте.
– Бедный Ульдиссиан… а впрочем, к чему тебе эта жалкая тварь? Я могу научить тебя летать, или переноситься куда только пожелаешь! И нефалемы снова возвысятся, и на сей раз займут в этом мире достойное положение! Ха! Я займу здесь достойное положение, как бы сему ни противились Небеса с Преисподней!
В голосе Лилии зазвучали нотки безумной, маниакально одержимости. Ничего подобного Ульдиссиан за ней раньше не замечал и, забывшись, взглянул на нее.
Взглянул… и не смог отвести взгляда в сторону. Чуть приоткрыв рот, Лилия облизнула губы, словно бы в предвкушении лакомого угощения.
– Изгоняя меня отсюда – как полагал, навсегда, – он недооценил моего упорства! Ради детей я истребила их всех, так разве позволю ему невозбранно лепить из моих чад свой царственный образ? Они были неповторимы. Они были куда большим, чем демоны или ангелы! Я сразу же поняла: будущее за ними! Вот кто навеки положит конец всей этой адской грызне!
Тут Лилия подняла кверху когтистую руку, и Ульдиссиан почувствовал, как его правая нога скользнула вперед. Стоило Лилии поманить его пальцем, примеру правой ноги последовала левая. Напрягая все силы, крестьянин замедлил шаги, однако прекрасно понимал: дело только во времени. Еще немного, и он окажется прямо перед ней.
Очевидно, прекрасно все это сознавая, Лилия продолжала рассказ, да так, будто все между ними в порядке, будто он был только рад узнать, что делил ложе с чудовищем.
– То, что ты зовешь даром, любовь моя, есть действительно дар и даже более! И ты… и все люди на свете… порождены нами, нашим союзом! Союз демонессы и ангела породил нефалемов – самое великолепное, что когда-либо было сотворено во вселенной! Сила, пробужденная мною в твоей душе, сила, молившая о свободе, принадлежит тебе – ни больше, ни меньше – по праву крови! Да, ему вздумалось подавить ее, обратить всех вас в бессловесный скот на службе собственному тщеславию… но я… я могу предложить много большее! Гораздо, гораздо большее…
С этими словами Лилия потянулась к нему.
– Единственное, что ты можешь мне предложить, это способ забыть обо всем происшедшем! – стиснув зубы, прорычал в ответ Ульдиссиан.
– Неужели ты вправду хотел бы забыть обо всем, дорогой? Неужели вправду хотел бы забыть обо мне?
Тут Ульдиссиану, наконец, удалось остановиться.
– Ничто на свете не доставит мне большей радости, – с искаженным от натуги лицом отвечал он.
– Вот как? – Глаза Лилии полыхнули мрачным огнем. – Вот как, любовь моя?
К немалому своему ужасу, Ульдиссиан, спотыкаясь, с головокружительной скоростью ринулся к ней. Только теперь он осознал, что все это время Лилия просто играла с ним, а его усилия попросту смехотворны. На деле он с самого начала не мог устоять против ее могущества. Все его «право крови», как она выразилась – просто пустопорожние сказки.
Едва он приблизился, Лилия привлекла его к себе, а Ульдиссиан, в свою очередь, обхватил, стиснул в объятиях ее чешуйчатую талию. Иглы, тянувшиеся вдоль спины Лилии, больно впились в ладони. Тело ее оказалось жарким, точно кузнечный горн, однако очень и очень мягким, нежным в нужных местах. Отвращение дрогнуло, грозя отступить под натиском восставшей похоти.
– Поцелуй же меня, и посмотрим, насколько тебе хочется все позабыть, – с издевкой промурлыкала Лилия.
Хочешь не хочешь, ослушаться он не мог. Телом его овладела неодолимая страсть.
«Нет! – мысленно завопил Ульдиссиан, крепче прежнего прижимаясь к Лилии. – Нет! Ее игрушкой я больше не стану!»
Резкая боль, пронзившая нижнюю губу, заставила вздрогнуть. Лилия укусила его. Почувствовав ее язык, пробующий на вкус кровь, Ульдиссиан задрожал.
В конце концов Лилия прервала поцелуй и слегка отстранилась. Выражение ее лица говорило ясней всяких слов. Она знала: с одной стороны, Ульдиссиан питает к ней невыразимое отвращение, с другой же – он целиком в ее власти.
Смерив его взглядом, демонесса хмыкнула. Ульдиссиан заподозрил недоброе, и…
Невероятная сила ударила его в грудь, швырнула ввысь точно так же, как сам он (якобы сам) расшвырял по поляне мироблюстителей Малика. С криком Ульдиссиан отлетел в заросли, не сомневаясь, что вот-вот разобьется об одно из деревьев.
Но несмотря на то, что все шансы были против него, в конце концов Ульдиссиан, даже не оцарапавшись, тяжко рухнул на землю и откатился прочь еще на полдюжины ярдов. Казалось, все кости его переломаны, каждый мускул визжит от боли. Остановившись, сын Диомеда замер, не в силах шевельнуть даже пальцем.
Да, расстояние Ульдиссиан пролетел немалое, однако тут же почувствовал: Лилия где-то рядом. И вправду, не успел он перевести дух, как она остановилась прямо над ним.
– О великий Ульдиссиан, преобразователь миров! Думаю, теперь-то ты понял, сколь на самом деле велик…
– Б… будь ты прокл…
Больше он не сумел выговорить ни звука: легкие все еще ныли, моля о глотке воздуха.
– По-прежнему непокорен? Что ж, иногда – черта очень даже полезная…
Лилия присела, позволив ему, несмотря на сумрак, во всех подробностях разглядеть ее прелести. Воспротивиться новому поцелую он не сумел. Прекрасно зная о его противоречивых чувствах, Лилия превратила этот поцелуй в еще более затяжной.
– Думаю, мы с тобою еще поладим, – промурлыкала демонесса, оторвавшись от Ульдиссиановых губ. – Но прежде тебе, любовь моя, предстоит еще один урок. Прежде я покажу тебе, кто ты таков без меня.
В тот же миг вокруг поднялся, завыл, точно стая волков, ветер необычайной силы. Иглы на темени Лилии задрожали, как будто живые. Выпрямившись во весь рост, демонесса вскинула руки кверху: очевидно, она-то и породила внезапную перемену погоды.
– Да-да, давай-ка посмотрим, кто ты таков без меня, – со смехом повторила она. – Давай-ка посмотрим, надолго ли хватит твоего непокорства! По-моему, в скором времени от него и следа не останется, а, любовь моя?
Призвав на помощь все силы, какие мог, Ульдиссиан отчаянно рванулся к ее лодыжкам. Чего он собирался добиться, кроме как повалить ее с ног? Этого человек и сам не мог бы сказать, но чувствовал: попробовать нужно.
Увы, попытка оказалась столь же никчемной, как и вся его прежняя самонадеянность. Пальцы едва коснулись чешуйчатой кожи, а Лилия, глядя на его ужимки, даже не шелохнулась.
– Не спеши, не спеши, дорогой мой Ульдиссиан! Обнять меня ты сможешь лишь после того, как понесешь надлежащее наказание… если, конечно,