– Вот и не сидится старику дома! Хоть бы сказал! – достаю мобильник, набираю вшитый в подкорку номер.
Гудки, гудки, еще раз гудки, и наконец хриплый голос старого вояки мне отвечает.
– Здравствуй, Малахов, – говорит он. – Сейчас попрошу, чтобы вас пропустили.
– А-а-а… – только и успеваю протянуть.
– Да твою машину невозможно не узнать, – смеется старый генерал. – Дай трубочку дежурному.
Протягиваю все еще стоящему рядом военному, мне не сложно. Тот внимательно выслушал, покивал и вернул мне телефон.
– Проезжайте, – кивает он и кричит своим: – Откройте ворота!
– Ну вот и славно, – бурча себе под нос, завожу мотор.
Хоть отдохнем пару часов и подумаем, куда ехать дальше. Новости местные узнаем. Уверен, обязательно найдется тот, кто что-нибудь да знает.
Бросив машину недалеко от КПП, мы с парнями двинулись напрямую к административному корпусу. Ребята осматриваются по сторонам, тихо переговариваются, спорят, а я смотрю строго вперед, отгоняя тяжелые воспоминания. Здесь было и хорошее, но кажется, что это лишь мой вымысел, и кроме кучи дерьма, свалившейся на меня, ничего нет.
Увидев совершенно седого, с залысинами по бокам, но все такого же гордого генерала, я тепло улыбнулся. Мы давно с ним не виделись.
Я замотался на работе, а он заслуженно отдыхал на даче, выращивая овощи и воспитывая внуков.
– Здравия желаю, – подал ему руку.
Астахов крепко сжал ее, потянул на себя и по-отечески меня обнял, похлопав по плечу.
– Где бы мы еще встретились, да, мой мальчик? – хрипит он мне в ухо.
– Я бы обязательно заехал, – оправдываюсь в ответ.
Максим Анатольевич только рукой махнул на мои слова.
– Идемте, расскажете, что вас сюда привело. – Он открыл дверь, вошел первым в полумрак помещения.
Нормальный свет здесь так и не сделали.
– Да нечего рассказывать, – говорю ему в спину, идя следом. – Помните Виктора? Ну того, что я спас.
Генерал кивнул, открывая дверь в выделенный для него кабинет.
– У него дочка пропала.
– Это Настенька? – сразу все понял правильно друг отца.
– Угу, – присаживаюсь на стул.
Мои парни размещаются на диване и не встревают в разговор, лишь внимательно слушая.
– Из дома сбежала.
– Надоели пьянки отца? – усмехается мужчина.
– Да он завязал вроде. А вы откуда знаете, что он запил? – вспоминаю, не говорил ли ему я. Вроде не говорил.
– Я все знаю, – смеется он. – И что ты помогал ему все эти годы. И что дочку его в университет устроил. Это правильно. Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили. И то, что он пить стал, я не удивился. Знаешь, если бы со мной так поступили, на его месте я бы давно уже умер от стыда и позора. Это ж надо было! Героя России сначала подыхать бросили, а потом просто списали, чтобы он не болтал лишнего, да за свои права бороться не начал. Испугались. И я сделать ведь ничего не смог. И тебя защитить не смог, но тут ты сам виноват. Не хрен было на рожон лезть! Как Камиля с тобой еще не выпер Тимохин, я ума не приложу.
– У меня выбора не было. Я должен был найти их. Или что? Так оставить?! Пусть дальше по земле ходят? По той самой, в которой мои дети лежат?! – подскочил со стула.
– Сядь! – рявкнул он. – Я тебе тогда говорил и сейчас скажу. Ты правильно сделал. Любой нормальный мужик, имея возможность, поступил бы так же! Но аккуратнее надо было быть. Ушел со скандалом. Тимохина аж распирало, когда ему не дали вынести это все на всеобщее обозрение. Мол, посмотрите, великий Сергей Малахов отдан под суд за отказ подчиниться, нарушение дисциплины, контракта и еще множества «И». В армии все равны и так далее. Еле угомонили старого дурака. Ты, когда уехал, он еще долго всем мозги полоскал из-за того, что ослушались и в отпуск тебя не отправили, как полагается. Но в морду ты ему дал зря, – хихикнул он. – Обиделся мужик.
– Серый, ты реально дал в морду генералу?! – у Коса глаза чуть не выпали на раскрытые ладони, которые он до этого сосредоточенно разглядывал.
– Почему мы еще не знаем эту историю? – подключилось любопытство Тима.
– Такое рассказать, – ответил за меня Астахов. – Душу наизнанку вывернуть и оголить сердце. А он его только собрал, обратно рассыпаться может.
Я закрыл глаза, сделал глубокий вдох.
– Никогда никому не позволю сказать хотя бы одного плохого слова в адрес своей семьи. Убью! И мне плевать, бомж это с соседней улицы или генерал, – процедил сквозь зубы.
– Это верно, – с какой-то родительской гордостью произнес Максим Анатольевич. – Я сейчас распоряжусь, вам выделят комнату для отдыха. Поедите в столовой. Там все еще Рая работает, – усмехнулся он, видя мой сморщенный нос.
– Пересоленый суп? – смеюсь. – Или она все же научилась класть специи дозированно?
– Ну вот и узнаешь. А как отдохнешь, вернешься и мы поговорим. Может подскажешь чего дельного, раз уж ты здесь.
– По поводу? – напрягаюсь.
– Отдыхать, я сказал! Это приказ! Все остальное позже, – рявкнул Астахов, указывая нам на дверь и выдав направление движения в один из общажных корпусов, расположенных недалеко от того, в котором мы сейчас.
– Вы идите, – говорю парням уже на улице. – У меня есть дело, – махнул рукой в неопределенном направлении и тут же пошел в сторону тех самых зеленых ворот.
Перешел через дорогу, дальше по узкой тропинке, протоптанной местными, пиная камни, дошел до кладбища. На автомате двигаясь между крестов, иду туда, где рядом стоят три: один большой и два маленьких.
Опустился на колени и тихо прошептал:
– Привет, а вот и я.
Глава 20. Сергей
Взял в ладони горсть земли, раскрошил ее, бросил обратно. Сухая, потрескавшаяся. Здесь даже трава не растет. Все горит на солнце. На холмике лежат давно высохшие цветы в пыльной, шелестящей на ветру, блестящей бумаге. Здесь давно никого не было. Люда с Камилем уехали, Николаев перевелся, а больше следить некому.
Стряхнул грязь с крестов и фотографий. Сердце качает кровь с такой силой, что сейчас разорвется, и я останусь здесь, с ними. Ватные ноги категорически не хотят держать своего хозяина, они так и норовят подогнуться и уронить его со всего немеленого роста. По щекам бежит соленая вода, неприятно стекает по подбородку, шее, попадает под футболку и замирает в районе груди. Судорожно, рвано дыша, я навожу порядок вокруг. Откидывая в сторону камушки, собирая мелкий мусор, который приносит сюда ветер. Вновь и вновь глажу пальцами фотографии своих детей, пытаясь представить, каким бы они сейчас были. Не выходит. В грудь словно влили раскаленное железо. Оно льется по
венам, причиняя невыносимую боль каждой клетке.
– Я так и не нашел всех, – говорю жене. – Думал, уйду со службы, развяжу руки, но пока не выходит. Но я ведь обещал тебе, Насть, а ты знаешь, слово я свое держу. А еще я сволочь, родная. Твой муж похоже влюбился… – тяжело вздыхаю, не понимая зачем я ей все это говорю.
Не дурак ли? Жене о таком! А кому?
– Насть… – продолжаю, пересиливая себя.
Я должен ей объяснить иначе просто сойду с ума от мук совести. Знаю, поймет, простит и примет, ведь любила и всегда хотела мне лишь добра.
– Не могу один больше. Мне вот только кажется, что жизнь надо мной издевается, ведь ее тоже зовут Настя. Она маленькая совсем, ей на днях исполнится двадцать один. Я не понимаю, можно ли мне любить ее. Эта невыносимая девчонка сбежала! Она привела меня сюда, сам бы не приехал. Не могу. Но ты всегда внутри меня. Я во снах тебя вижу. Вот недавно снова видел, Насть. Видел, где совершил ошибку. Как ты просила меня взять тебя с собой, а я дал слабину и позволил. Это моя вина, что все вышло именно так, и мне никогда ее не искупить, сколько бы крови своих врагов не пролил я на этих землях. Все,
что было у меня эти восемь лет – любовь к вам, память и желание отомстить. Сейчас спектр чувств стал расширяться, я стал оживать, снова видеть краски. Их пока мало, но они есть. Я всегда буду помнить о тебе, о наших детях, вымаливать у вас прощение. Пока, родная, – коснулся губами ее фото. – Люблю вас, – прошептал детям, резко развернулся и быстрым шагом направился обратно в городок, глотая по дороге новую порцию непрошенных слез.
И чем дальше я отхожу, тем больше понимаю, что сделал правильно. Я должен был сказать жене, произнести вслух то, что старательно загонял в самые темные уголки своей души. Найти бы теперь Настю и все не испортить. Это второй шанс, который я не могу упустить. Заслужил значит, раз сама жизнь подкинула мне его. Слезы высохли, я, улыбаясь, вошел в зеленые ворота. Прошел по алее, нашел тот самый кран с водой, про который спрашивал у караульного. Открутил вентиль и, жмурясь от удовольствия, стал глотать ледяную воду.
– Ну что ты творишь! Мы детей ругаем, а тут взрослый мужик присосался, – смеется генерал Астахов у меня за спиной.
– Вкусно, – вытираю мокрый подбородок ладонью.
– Проветрился? – мужчина понял, что я не отдыхал вместе со всеми в выделенной комнатке.
Кивнул в ответ.
– Ну вот и славно. Я рад, что ты приехал, Сереж. Идем, расскажу тебе, что за зверь завелся в окрестностях. Ты любишь таких, – похлопал он меня по спине, подталкивая вперед.
Мы устроились в его прохладном кабинете. Максим Анатольевич разлил по стаканам хороший коньяк, поставил на стол блюдце с тонко нарезанным лимоном.
– Вам нельзя, – напоминаю мужчине. – Давление.
– Коньяк, – смеется он, поднимая стакан. – Это не алкоголь, это лекарство для души. Пей! – не чокаясь мы махнули по порции вкусного алкоголя с ароматом темного шоколада.
– Рассказывайте, Максим Анатольевич. Раз дернули вас, значит, дело серьезное, и сами не справляются.
– Объявился тот, кого ты ищешь, Сергей, – с его лица вмиг исчезли все эмоции, выдавая в мужчине бывалого военного с огромным опытом.
– Его люди в течении всего последнего года устраивают набеги на мирные поселки,
отбирая продовольствие, скот, угоняя в рабство женщин. Было несколько нападений на рейсовые автобусы. Они появляются из ниоткуда и так же исчезают. Приведения, твою мать! – ругается он. – Местный спецотряд смог-таки взять двух пленных. Узнали мало. Поняли вот что. Смешанная группировка. Опуская разнообразие национальностей, скажу так: там и беглые преступники, и дезертиры, и опытные боевики. Хорошо выдрессированные, преследующие пока непонятные нам цели, ведь на контакт они не идут, требований не выдвигают, заложников не выдают. Все нападения происходят ночью в те дни, когда небо затягивает тучами и даже луна не освещает улицы. Наркоты в крови тоже не обнаружено. Такое ощущение, что наш «друг» отвоевывает себе территории у более мелких банд. Он хочет, чтобы о нем знали, чтобы его боялись даж