Я выдохнул со злостью:
– Даже не начинай про этого ублю…
– Вот! Вот это я понимаю – настрой! Выше нос. Совсем скоро ты будешь смеяться и пить «Жен Селье» с какой-нибудь знатной дамой!
– «Жин Сильве»? Это вино такое?
Рут довольно ощерился:
– А дьявол его знает! Слыхал, им торгуют у дворца. Поди разбери, чего они там у себя пьют. Вот разбогатеешь, попробуешь – сам мне и расскажешь. С твоими талантами на это уйдет не больше года.
Рут расплатился, вскочил. Открыл передо мной дверь, будто я был самым настоящим аристократом с землями и доходом. Затем накинул капюшон – на улице моросил дождь – и сказал еще увереннее:
– Не больше года. Вот увидишь!
IV. Не больше года
Я завел клинок мальчишке за спину, прихватил его за затылок и отправил на землю, ударив по голени. Меч выпал из слабой хватки, колени с локтями встретили пол. Обернувшись, я уже держал чужой подбородок на острие меча. Деревянного, тупого и совершенно бесполезного меча…
– А, проклятье! – проворчал Кин. – Еще раз?
Я кивнул и отошел в сторону.
Кин быстро отряхнулся и вернулся на ноги. Мальчишка смотрел на меня глазами, полными восторга. Как-то так смотрит паломник из Эритании, представ перед королевой Орон-До. За три года я так и не смог запомнить ее имени.
«Наверное, поэтому ты все еще не под флагом, а?»
Я сделал слишком резкий выпад, и Кин замычал от боли. Выдохнув, я отступил на два шага, сделал вид, что так и было задумано.
– Внимательнее. Ты зазевался.
Кажется, на мальчишке я оставлял куда больше синяков, чем Саманья – на мне.
– Есть, так точно! – пропищал Кин, подражая гвардейцам.
А может, в глубине души я, наоборот, желал, чтобы его отец вышвырнул меня за порог.
«Я не беру учеников», – огрызнулся я после очередного слитого боя. Три к одному. Семь золотых, второй год. Ни одной короны с турнира.
Аристократы Воснии отличались странным упорством: «Что же, я не отступлюсь. Мой сын достоин лучшего. Что насчет двенадцати золотых за сезон? Полагаю, с вашим мастерством было бы оскорблением предлагать меньше».
Я чуть не поперхнулся. И еле выдавил из себя, что мне надо подумать. Вместо унизительного: «Когда начинать, господин Лэнгли?»
И вот я здесь. Луплю знатного отпрыска, совершенно не представляя, как сделать из него бойца. Сам не бывавши под флагом…
В часовне отзвенел полдень. Мальчишка вытер пот со лба, но все еще был полон надежд.
– Может, покажете еще раз тот прием, как вы уронили того эританца на третьем бо…
Я вздохнул от скуки.
– Увы, мне нужно спешить на другое занятие. Ведь вы бы с отцом не простили меня, если бы я явился с опозданием? – Я очень быстро смотал ремнем тренировочные мечи и скинул их на стол.
Этот вопрос, как обычно, озадачил Кина надолго. Я переобулся и поменял рубаху, хоть после уроков практически не пачкал одежду. Меня и правда ждали. На бесконечный бой с трезвостью в Криге.
– Вы правы. – Голос выдал мальчишку. Кажется, его могло огорчить и облако в небе.
– Что же, увидимся через два дня, верно? Не забудь, четыре круга утром…
– И разминка через час от обеда, – угрюмо повторил Кин.
Интересно, хоть кому-нибудь нравилась эта рутина? И думал ли Саманья то же самое, пытаясь меня натаскать. В одном я был уверен точно: наставник не пил со странным приятелем, улыбаясь страшным женщинам. У него был выбор.
Меня же ждала непокорная чертовка Восния: улица Милль, улица Привоза, переулок Железногор…
Я надеялся, что не запомню их. Что уже год как буду колесить по Северному перевалу, собирая честную славу. Что суверен оценит мою верность и мастерство. Или на крайний случай приметит маршал похода. Предводитель второго, третьего Дола, двух Восходов. Пока что меня не боялся даже Гекли.
«Не больше года, как же. Ну ты и лжец, Рут. Или дурак».
Я смотрел на кирпичную башню Восходов и не испытывал ни волнения, ни азарта.
Через несколько дней я снова схлестнусь с новым противником на ристалище. Мне известно его имя, стиль боя, повадки, связи в Криге и еще кое-что. Самое главное.
Что я должен пропустить один удар в самом начале, повалять его в грязи на втором. И закончить бой один к трем. Иначе Симон потерпит убытки, я собью счет, расстрою династию, какого-то лавочника и его семейку. И Вард открутит мне голову на пути в «Перину». Улыбаясь вежливо, по-отцовски.
Я встал перед забегаловкой Шторха. Из-за закрытой двери можно было услышать, как Рут веселится. Я прикоснулся ладонью к ручке, не решаясь ее толкнуть.
Еще пара лет, и я забуду, как побеждать гвардейцев Воснии.
Кажется, я уже в четвертый раз клялся, что больше не потащу Рута до «Сухопутки». Мой приятель еле плелся впереди, собирая углы.
– Разве это моя вина? – я тяжело вздохнул.
Этот уверенный восниец, пока еще мог складывать слова без запинки, настаивал, что я глубоко несчастен. Пять раз предлагал мне заказать новую кружку. И смертельно обижался.
– Вот потому я и отказываюсь, – заметил я, прихватив его за шиворот и оттаскивая в сторону: по улице гарцевала конница.
Некоторым людям удивительно везет. В отличие от меня.
– И как тебя раньше здесь не затоптали, Рут?
Он обиженно махнул рукой и притих. Его молчание не продлится долго: сливянка память не бережет.
– Зачем ты так много пьешь? – Я спрашивал, зная, что останусь без ответа. – Зачем я пью?..
Хорошо, что ноги его пока держат. Воснийское пьянство опаснее войны. Мы прошли мимо постоялого двора для высокопоставленных рож. Знак династии – золотые шахты на севере, желтая нить на бордовом полотне, – большой стяг. И пять помельче. Их меняли каждый сезон. Выслужился – и флаг твоей семьи висит над входом. Не выслужился – сопровождаешь пьяниц до дома…
В нос ударил приторный аромат. У дверей расселась торговка маслами. Я остановился, признав запах.
Левкой. Сиреневые, белые, розовые цветы. В Содружестве так же пахли клумбы перед учебным корпусом. Кто бы из пантеона знал, для чего их там высадили. Приторный, почти медовый запах, совершенно не соответствовавший тому, что творилось в академии.
– Мне бы пригодилось… немного помощи. – Рут забыл не только обиду, но и как стоять без опоры.
Я подал ему руку. Посмотрел на результат. Вздохнул, закинул его локоть за шею.
– А я предупреждал.
Рут то веселился, то извинялся на моем плече, когда его совсем заносило в сторону. За каким-то дьяволом ему приспичило тащиться по самой людной улице в этот час. Мы прошли здание банка.
– Это в последний раз, слышишь? – Я не вызывался таскать мешки. Или людей, похожих на мешки.
Вместо ответа приятеля я услышал женский крик в спину:
– Какого дьявола ты тут ошиваешься? Пошел прочь!
Рут вздрогнул. Я вздохнул, придержав его вес. Осталось пройти всего два десятка домов.
В Криге меня и правда уже знали. Увы, совсем не тем образом, на который я надеялся.
– Простите, молдая гоп-псожа, – оправдался приятель, каким-то чудом хватаясь за мое плечо, – я вас никак н-не могу припомнить!
Я не оборачивался, узнав хамку по голосу, грубому и одновременно звонкому. Каждое слово – команда. Дочь первого банкира, как иначе?
– Сьюзан! – крикнула она еще громче. – Запомни это имя, червяк!
– Это не тебе, Рут, остынь. – Я заметил очевидное, так и не повернувшись: – Он страшно пьян, не сердитесь…
– Мой отец тебя вздернет! – крикнула Сьюзан нам вслед. – Слышишь? А?!
Я не оборачивался, привыкший к местному хамству.
Уже через пять домов Рут заупирался:
– Вот сучка. Эт-то вообще кто? В-вы знакомы? Я пдумал…
Думать, того более в пьяном виде, – явно не конек воснийцев.
– Понятия не имею, шагай прямо. Еще немного.
– Н-ну я и перебрал, во даю. Миленькое дело. – Рут выглядел абсолютно ошеломленным. Будто бы не надирался раз в месяц как черт. – Ты простишь? Меня? Сты-доба какая. Хорошие друзья, говор-рю же… они как враги!
– Не отвлекайся.
Мы прошли еще три дома.
– Нет, вот же сука! – вспылил Рут, обернувшись. – Как она псмела т-тебе такое сказать? Давай-ка вернемсь и все ей…
Его ноги перестали шевелиться. Нет, так мы никуда не дойдем и до утра. Я попытался его успокоить:
– Я не в обиде.
– Зато как я-а-а обижен! За тебя! – Он снял руку с плеча, пошатнулся и постучал по сердцу. – О-ой, не ценят себя люди, не… Золотой ты челов-ик-ечище, Лэйн.
– Мг-м.
– Я запомнил. Ее! Кожа да кости, раз-зве же это баба? От и злая как собака. – Рут пошатнулся. Я поставил руку. Терпел, как и всегда – не хуже столба для висельников. – Т-ты мне одно обещай, вот прям щас…
– Ты после этого пойдешь в «Сухопутку»?
Рут стал мазать лоб, будто и правда уважал Мать двойного солнца.
– Клянусь м-матушкой, какую захочешь…
Я кивнул. Оглянулся в сторону прохожих. Над нами не смеялись: в Воснии быть трезвым к вечеру хуже смерти.
– О-обещай, что накажем эту козу. Как-нибудь. Пр-роучим. Чего она х-худая такая?..
– Обещаю, – я усмехнулся.
Память у Рута избирательная, бояться нечего. Это и хорошо, и временами паршиво: иногда он забывал, что я держу свое слово.
– Т-точно?
– Я даже придумал как, – заверил я Рута. В его глазах загорелся азарт. – Но расскажу только в «Сухопутке».
Рут просиял и зашевелил ногами. Он и не догадывался, что после того, как я скину его бренное тело, Сьюзан сама придет в гости. Придет наказывать меня.
Руки затекли под поясницей. Прохлада сквозняка касалась ног. Я не жаловался: меня грели женские бедра. В комнате отчетливо кружил запах левкоя и пота.
– Он тебя точно вздернет, только… – выдохнула Сьюз, зажмурившись, – попробуй за… икнуться!
Я промычал что-то в ее ладонь. Неразумное, честное. Лишь потому, что меня не слышали.
– Молчи. В Воснии мужчины кричат в одном случае…
Она облизала губы, подалась бедрами вперед и вверх. Один раз, другой. Я и забыл, о чем мы говорили. Пока меня не обхватили ладонями за голову. Сьюз наклонилась и сказала чуть тише: