Все это будет неважно, как только я загляну ему в глаза — пусть и во сне, раз нет другой возможности. Во сне человек не способен врать самому себе. И то, как он меня встретит, расставит все по местам.
Боялась этого, да. Снова сомнения, снова терзала неуверенность. Так мало времени было — неполные три дня прошли от недоразумения в дворцовом архиве, внезапного признания и умопомрачительных поцелуев с выплеском Света до помолвок с совсем другими людьми. А вот уже прошло два месяца, еще через два — его свадьба. Кто я ему сейчас?
Во вторую ночь мне удалось ненадолго проникнуть в сновидение Ронарда — это были мрачные топи в непроглядном тумане, сам же он бесцельно бродил по гиблым местам. Лишь на пару секунд мы встретились взглядом и сон-сфера снова растаяла. Он болен? Вымотан делами? Или подсознательно бежит от меня?
Греттен никак не комментировал мои ночные бдения, все же разум его был устроен довольно просто. Говорил отрывисто и коротко: «да», «нет», «хорошо, «плохо». Оперировал несложными тезисами, абстрактных понятий зачастую не понимал. Да и скорее просто транслировал мне свои мысли прямо в разум, где они складывались в понятные слова, нежели разговаривал сам. Вот и гадай, почему с одной только Тьмой в чужие сны было нельзя, а со Светом можно. По крайней мере, теперь безропотно вел по первому же требованию. Я же буду пытаться и дальше, пока не получу ответа. А пока наведалась еще к нескольким людям.
Манс довольно путано дал понять, что мои возможности в чужих снах-сферах напрямую зависят от подсознательного отношения спящего ко мне. Чем более расположен человек, чем сильнее он мне доверяет, тем проще управлять чужой сферой. И наоборот, в снах недругов я встречу в первую очередь сопротивление, как Греттен тогда стражников во сне Аландеса. Он их в тот раз запросто разметал хвостом, добавив наследнику новый бессознательный страх и усугубив чувство беззащитности. Но для манса сны — родная стихия. А будь я одна, без должного опыта, — эти стражники скрутили бы меня и поход в чужой сон обернулся бы уже моим собственным кошмаром.
— Эх, мне такой замечательный сон сегодня снился! — довольно потянулся как-то Хельме за завтраком. — Воо-от такую лакедру вытянул!
Я про себя улыбнулась. Совсем несложно оказалось, оставаясь незамеченной, заставить исчезнуть из сновидения Хельме пару неприятных подростков, видимо, доставлявших ему беспокойство в детстве, и приснить ему огромную желтохвостую рыбину на крючке. А настроение у друга поднялось на весь день!
Я лишь по разу наведалась во сне к близким мне людям — убедиться, что мне это удалось, а больше не стану. И то было немного стыдно — будто подсматриваю сокровенное. Особенно боялась увидеть во сне Хельме саму себя. Зато удостоверилась, что мое воздействие на чужой сон, пусть даже легкое и почти незаметное, остается в памяти наутро.
Ради того же эксперимента следовало бы наведаться и к Аландесу, проверить, смогу ли я сама справиться с отторжением, но об одной мысли о наследнике и том, что я могу там увидеть, стало противно.
— Греттен, давай сюда, — я послала мансу нечеткий образ человека в полумаске, которого видела только раз.
Манс долго нырял среди бесконечных сфер, выискивая нужную.
— Опасно, — предупредил он.
— Я только посмотрю, вмешиваться не буду никак. Ты же научил меня быть незаметной для спящего, — успокоила я проводника.
И мы нырнули в сияющую четко очерченную сферу. Обманчиво яркую, что свидетельствовало лишь о крепком стабильном сне спящего, но никак о том, что происходило внутри. Потому что проникнув в нее, я оказалась в сумрачной выжженной пустыне, только вместо песка повсюду был серый пепел. Такое же серое свинцовое небо нависало сверху и воздух был совершенно мертвый, словно застывший.
— Уходим, — зарычал манс, подныривая под меня и опрокидывая себе на спину.
Но было поздно. Я увидела пустыню — и Пустошь вдруг тоже посмотрела на меня.
— Оттавия.
Названная впервые новым именем Тварь удивленно приоткрыла и тут же прикусила соблазнительные губы, словно получила неожиданный подарок на день рождения. Сам Ронард старался на нее не смотреть. Взращенная ценой жизни одной из жриц Сагарты, пусть теперь без добавки в виде Света Изначального, за всего одну отпущенную неделю Тварь выросла в полностью сформировавшуюся девушку. Будь она, конечно, человеческой девушкой.
Все врожденные навыки обращения с противоположным полом, что юные девицы обычно отрабатывают на краснеющих и запаздывающих в развитии сверстниках, Тварь за неделю испытала на Ронарде. И томные взгляды, и якобы невзначай расстегнутая пуговица на упругой груди, и розовый язычок, облизывающий пухлые губы. Только на этих губах еще минуту назад была его, Ронарда, кровь, нацеженная в неизменную плошку. А потому ничего, кроме отвращения, Тварь вызывать не могла.
На этот раз Сагарта не удостоила его своим появлением, но Ронард и так знал: имя ей понравится. Арн Шентия убил Отте Воракиса и вырастил Оттавию ему на смену. По ее божественному разумению он вернул долг. По собственному же пониманию, взрастил еще большее чудовище, чем убил недавно. Собственной кровью и при помощи Света Изначального, подаренного Ардиной. В последнем он уже не сомневался. Это Тьму Изначальную в последний раз видели в Академии двенадцать лет назад, сам был свидетелем, носителей же Света там не появлялось лет восемьдесят, если не сто. По крайней мере, живых известных магов с этой силой уже не было.
Свет Изначальный подарили Сагарте недавно, «подвернулся материал», как выразилась она. А, значит, сомнений не было. Ардина, его прекрасная нежная Ардина тоже стала жертвой этого чудовищного эксперимента. Но как?!.. Сагарта сказала, что люди сами дарят богам магию. Но подарить такой редкий Свет Изначальный — это не просто дар, это жертва. И ладно бы у нее это была единственная магия, но там еще остается Тьма. И Ронард узнал об этом только в тот день, когда Сагарта перестала кормить Тварь Светом. А что происходило с Ардиной все это время?
Неужели слухи о kilde til døden были не просто кляузой несносного племянника? Если так, то на что же она пошла, раз Свет оказался у Сагарты? Грорш бы побрал Нердеса с его клятвой…
Пока он размышлял об этом в какой раз, Тварь встрепенулась, обласканная мерцающим сиянием, и, кокетливо стрельнув голубыми глазами напоследок, растворилась в глубинах Единого храма. Что б ее грорши загрызли… Зато теперь можно отправляться в Лес.
Ощущение было не из приятных, словно не я тайком подглядывала за чужим сновидением, а сама угодила прямиком под микроскоп на исследовательском столе безумного ученого. Пустошь, а это была именно она, я поняла это сразу, даже не зная, как она выглядит, пристально изучала незваного гостя, рассматривала во все глаза. Постепенно вездесущий пепел начал складываться в человеческое лицо, а меня будто приморозило на месте. Бывают такие сны, когда нужно бежать со всех ног, а даже пошевелиться не можешь. Именно так я себя чувствовала сейчас, но была-то в осознанном сне!
Манс грубо выдернул меня из враждебной сферы, а для надежности еще и разбудил. Я резко села в кровати, проговорив мысленно La det bli lys и надеясь, что простейшее заклинание света не обернется шаровой молнией или чем похуже. Все-таки, дозировать свой Свет еще не до конца научилась, да и чему тут научишься за неделю до окончания года.
Куда там сладким грезам Аландеса с его стражниками — довольно слабенькой защитой… Здесь был маг, собравший в коллекцию почти всю радугу возможной магии, опытный хладнокровный убийца. С ментальной магией, в том числе. О чем вообще думала, когда полезла в чужой сон? Вдруг он тоже способен контролировать свой сонный мир и вспомнит о моем вторжении наутро.
Укорила себя за непредусмотрительность и снова легла спать — теперь уже без всяких приключений. А утром все это выветрилось из головы в предвкушении чудесного дня. Еще бы — мы едем в Ровель!
Мекса заранее связалась с отцом-астархом и предупредила, что теммедраг прилетит в последний день учебы, чтобы забрать нас в Лес. Отбудем сразу после экзамена, а значит, времени будет в обрез. Я робко поинтересовалась у Хельме насчет его планов на лето, все же он так скучает по своей родной Корсталии и по семье, но встретила лишь бурное возмущение:
— Я?.. Пропустить такое приключение? Да ни в жизнь!
То, что он едет с нами, оказалось давно решенным вопросом. Поэтому сегодня было последнее воскресенье, когда я смогла бы повидаться с Беатой, да и просто повеселиться в компании друзей. Пусть другие корпят в библиотеке, судорожно готовясь к экзаменам, а мы заслужили отдых!
В Ровеле-а-Сенна, залитом майским солнцем, одуряюще цвели яблони, сирень и куча других незнакомых мне прежде растений. Уличные торговцы сменили в бочонках согревающий глёгг на освежающие холодные лимонады, на главной площади заработал фонтан, а городские модницы обзавелись яркими разноцветными шляпками всех фасонов, прячась от лучей. А мне, наоборот, нравилось жмуриться на солнышке, чувствуя, как оно щекочет переносицу.
Беата если и сердилась на меня за то, что надолго пропала, то растаяла, стоило мне броситься в ее объятия. А уж после пересказа всех последних событий только и хлопала своими зелеными глазами, забыв об обиде.
— Вот уж не думала, что скажу такое, дорогая, — на лице Беаты отражался сложный мыслительный процесс. — А в книгах ведь так красиво пишут: прекрасные дворцы, замуж за принца… Ну все, как у тебя. Только мне вот почему-то начинает казаться, что… ну, что выдумки там это все. Сказки! Не взаправду…
Мы еле удержались от того, чтобы не расхохотаться. Моя наивная Беата, кажется, начала что-то подозревать. И прозревать. Она ведь на полном серьезе считала свои любимые женские романы реально имевшими место быть событиями…
Но какой бы простодушной она ни была в своих романтических грезах, а в том, что касается хозяйства и дел, крепко стояла обеими ногами на земле. Лавка «Нужные вещи» процветала, подруга даже подумывала о расширении. Завелись и свои постоянные клиенты, у Беаты оказался отменный нюх на всякие интересные предметы, которыми не прочь были обставить и украсить свои дома горожане. Она активно заводила связи с приезжими торговцами и ремесленниками из отдаленных земель, выбив себе, например, исключительное право единственной в Ровеле торговать изумительными абажурами из левандийского «огненного» стекла…