– Судя по тому, как обстоят дела, я бы сказала, что я ее вовсе не знала.
И у меня нет на это времени. Мне нужно на работу, поэтому я проскальзываю мимо – осторожненько, бочком – к моему плащу, чувствуя напряжение, которое исходит от мужа, когда он пытается сдерживать свою ярость.
– Не понимаю, почему ты не хочешь. – Он идет за мной в коридор. – Деньги просто ни за что. Это помогло бы нам решить наши финансовые проблемы.
«Не мои проблемы, – так и просится у меня с языка. – Твои».
– Нет, ни за что. Это грязь. Низкопробность. Ты всегда так говорил обо всех, кто продает им истории.
– Ты ее словно защищаешь, – рычит он. – Всегда ее защищаешь.
– Не говори глупостей.
– Ты сама только что это сделала. Когда говорила о старухе.
Я останавливаюсь у двери:
– Я бы не хотела, чтобы Ава прочитала такую статью. В которой я бы говорила о них за деньги. Ей сейчас вообще некому доверять.
– Ты ее больше никогда не увидишь, какое это может иметь значение?! Почему ты никак не можешь взять это в свою тупую голову?
Я позволяю двери захлопнуться за мной. Два репортера – за неимением слова получше, говнокопатели – скучают в конце подъездной дорожки, но я не смотрю на них и, уж конечно, не отвечаю, когда они меня окликают. Я сажусь в машину, надеваю солнцезащитные очки и еду – превышая ограничение скорости в двадцать миль, – пока не теряю их из вида.
Если бы так же просто можно было сбежать от всего остального. Я думаю о тех сорока тысячах фунтов, которые предложила «Дейли мейл». Ричард сказал, что они ему сами позвонили, но он еще не окончательно выбил из меня весь здравый смысл, чтобы я купилась на его вранье. Это он им позвонил. Конечно же. И сказал все обо мне и Лизе, о нашей дружбе, о том, как хорошо я знаю ее повседневную жизнь. Нужно было видеть его лицо, когда я сказала «нет». Он ушам своим не верил. В особенности когда понял, что заставить меня абсолютно бессилен. Никому не нужна его история – рядом с моей она и гроша ломаного не стоит. И как я могла думать, что этот человек – сама любовь. Даже в начале, когда я помогала ему с его работой, изучала с ним формы и внутреннее пространство домов, я могла предположить, что все придет к этому. «Почему у тебя красная помада? Для кого ты мажешься?» Те маленькие обвинения много лет назад должны были насторожить меня.
Начинает звонить мой телефон. Он. Я даю ему вызвониться, а потом, когда останавливаюсь под светофором, отправляю короткий текст: «Я подумаю». Мне и правда стоит об этом подумать. Я ничего не должна Лизе. А Ава все равно не читает газет. С учетом всего остального вряд ли это будет иметь для нее значение. Но для меня будет. Я злюсь на миссис Голдман, потому что уж она-то должна бы понимать. «Она одинока. – Я слышу эти слова, сказанные голосом Лизы. – Может быть, она просто рада вниманию. По крайней мере, она теперь сможет позволить себе время от времени сладенькое». Я выключаю этот голос. Лиза больше не должна быть матерью Терезой в моей голове. Она – главная проблема, черт побери! Даже теперь, когда ее нет, я все еще должна отдуваться?
Атмосфера в офисе изменилась, я это чувствую, еще не дойдя до своего стола. Они слегка взвинчены, как щенки, спущенные с поводка. Точно стая, причем стая, к которой я больше не принадлежу. Стейси косит глаза в мою сторону, а с ней Тоби, шумок с моим появлением стихает.
– Что? – спрашиваю я. – Я что-то пропустила? Эмили, я выпью кофе, если ты приготовишь. Спасибо.
На всех лицах яркие улыбки. Я кидаю сумочку под стол. Неустрашимая Мэрилин. Встречает неприятности с открытым забралом.
– Это про Лизу, или Шарлотту, или как ее там? – говорит Джулия, после того как они все обменялись понимающими взглядами.
Я ощетиниваюсь. Что еще?
– Ну?
Она с хозяйским видом садится на край моего стола.
– Мы все вчера вечером ходили в бар, и Пенни сказала…
– Пенни? – спрашиваю я, прежде чем успеваю ухватить себя за язык.
– Мы решили, ей нужно отдохнуть от всего. – Она говорит «мы», но имеет в виду «я». В конечном счете она любимица учительницы.
– Очень мило с вашей стороны.
Я говорю в том же тоне, что и она, любезность и легкость, хотя сердце у меня колотится. Они все ходили в паб без меня. Хуже того, мне Пенни сказала «нет», а им – «да». Да, конечно, она просто могла передумать, но мне это не кажется правдоподобным. Ей теперь со мной не по себе. Я слишком близка…
– Так вот, Пенни сказала, что у нее из кассовой коробки пропадали деньги. Она считает, что их брала Лиза.
– Неужели?
Я представляю себе эту сцену: Джулия покупает вино, Пенни слишком быстро пьет, ей нужно расслабиться, а потом открывает свой большой рот.
– Ты не знала про деньги?
Ловко. Она знает, что я знаю.
– Да-да, про деньги я знаю. – Это мой предупредительный выстрел в ее сторону, в голосе обвинительная нотка, и, может, это мое воображение, но я вижу какую-то вспышку в ее глазах. «Осторожно, – говорю я себе. – Насколько тебе это важно на самом деле?» – Пенни мне сказала.
– Ты никогда не видела, чтобы Лиза делала что-нибудь подозрительное?
Они теперь все слушают. Головы повернуты в мою сторону. Что еще они вчера обсуждали? Наверняка меня, но в каком качестве? К какому выводу пришли? По какому пути провела их Джулия, эта маленькая, пронырливая, нечистая на руку сука? Я потрясена агрессивностью моей мысли и теперь верю словам Лизы. Джулия волчица в нашем офисном стаде овец.
– Нет. Если бы видела, то сказала бы.
– Конечно сказала бы. – Она улыбается, всплески кроваво-красной помады на ее губах подчеркивают идеальную белизну зубов. Явно выбеленных. Еще один трюк, чтобы казаться моложе. Лиза и тут была права.
Жалюзи на стенах кабинета Пенни опущены, и я прикидываю: то ли она прячется от них, то ли от меня, то ли от всех нас. Может, у нее похмелье. Как бы то ни было, я не могу поверить, что она готова возложить вину на Лизу. Я хочу ворваться к ней и сказать: «Она детоубийца, а не какой-то мелкий воришка!»
– Думаю, мы очень скоро будем знать, возникали ли у нее проблемы с деньгами, – мурлычет Джулия. – Все это появится в новостях.
У меня спазм в желудке. А что, если они узнают о том, что Ричард затащил меня в финансовую дыру и мы живем на кредитки? Тогда я стану подозреваемой номер один?
– Или, может, она делала это, потому что могла? – говорю я.
Улыбка Джулии победно кривится, она все понимает. Пытаюсь пробраться назад, соглашаясь с ними. Как они прореагируют, если я сделаю то, что хочет Ричард, и продам им свою историю? На этом моя карьера закончится. Примет ли меня кто-нибудь другой? Женщина сорока лет при такой рабочей атмосфере; женщина, которая за деньги готова выложить все?
– Мэрилин Хасси?
Я сначала слышу свое имя и только потом замечаю мужчину и женщину в нескольких футах от моего стола. В офисе наступает тишина, все – сплошное внимание, наблюдают.
– Слушаю. – Внутри я немного обмираю, но сохраняю выдержку. Что еще?
– Секретарь внизу сказал нам, что мы сможем найти вас здесь. Не могли бы мы поговорить?
Женщина показывает значок и представляется как сержант уголовной полиции Брей, но при их темных костюмах и удобной обуви вкупе с хмурым, серьезным выражением в значке не было нужды. Они из полиции – тут двух мнений и быть не может.
– Конечно, – говорю я. – Пройдемте в переговорную. – Я не даю себе труда спросить, зачем я им понадобилась. Лиза. Что еще может быть? Лиза, Лиза, Лиза… Я так устала от Лизы.
Речь идет не о Лизе. По крайней мере, не напрямую о ней. Речь идет об Аве, а к этому я совершенно не готова. Они задают вопросы: «Видели ли вы ее после того, как оказалась рассекречена личность ее матери? Не контактировали ли вы с ней вчера вечером или сегодня?» – и тревожные колокольчики звучат в моей голове, а они не сообщают ничего, что могло бы меня успокоить, и тут я говорю, что они лучше меня должны знать, где Ава. Она ведь с Лизой?
Их вежливые улыбки, их бесстрастные глаза встречаются с моими – озабоченными. Я спрашиваю, не убежала ли она; они не отвечают, а задают встречные вопросы: «Есть ли еще какие-нибудь взрослые, кроме тех, что в ее школе, с которыми она могла быть близка? С кем бы она могла еще выйти на связь?» Я тщетно роюсь в памяти, но единственное, что мне приходит на ум, – это ее плавательный клуб. Может быть, тренер? У Лизы не было среди взрослых близких друзей, кроме меня, а поэтому по умолчанию – Ричард. Но Ава его толком и не знает, только «здрасьте – до свиданья».
Они благодарят меня, хотя я им ничего и не сказала, и только когда они собираются уходить, я вспоминаю одну вещь об Аве, которую не знает, вероятно, больше никто. То, о чем я раздумывала в тот вечер: говорить Лизе или нет.
– Если она пропала, – начинаю я, надеясь на какую-нибудь их реакцию, может, хоть на какую-то кроху информации, – может быть, вам стоит обратиться в местные гинекологические клиники. Я у них в доме в мусорном ведре в туалете видела обертку. Самый краешек, но это обертка теста на беременность. Я в этом не сомневаюсь. – Уж мне ли не знать? Сколько я таких тестов себе делала. – Думаю, Ава может быть беременна.
Они снова благодарят меня – на этот раз искреннее, их приход больше не бесплодная трата времени, – а сержант Брей дает мне свою визитку. Неудачная фамилия, думаю я, глядя ей вслед: неуклюжая поступь в тяжелых туфлях – в ее походке нет изящества. Она похожа на ослицу[14].
Подленькая мысль, и я понимаю, какой сукой делает меня это невыносимое напряжение. Будь Лиза здесь, мы бы, вероятно, посмеялись над этим, но, когда я одна, мысль кажется злой и подлой. Но если бы Лиза была здесь, ничего этого и не происходило бы.
Ава убежала. Эта мысль догоняет меня, когда я возвращаюсь в офис под любопытствующие голодные взгляды стаи. Мое беспокойство завязывается узлами. Маленькая Ава где-то в жестоком мире, обозленная и одна. Надеюсь, что она не одна. Надеюсь, что кто-нибудь из ее друзей знает, где она и под давл