– Это по моей вине? – тихо спрашиваю я. Несколько мгновений мне кажется, что она может сказать «да», хочет сказать «да», но тут она качает головой:
– Нет, это только его вина.
– Идем! – командует Брей, и они втроем поворачиваются. Я иду следом в коридор. Брей говорит о том, как они ищут улики в доме Джона, в нашем старом доме, говорит, что непременно найдут Аву, но я не слушаю. Я хочу схватить Мэрилин, хочу, чтобы она осталась. Что-то в ее мире очень нехорошо, а с кем она может поговорить? Это что-то новое, а если нет, то как я могла не заметить? Я все замечала. Мигрени. Выпивка. Я просто была слишком занята своими проблемами. Я была ужасной подругой еще до того, как она узнала о том, что я чудовище. И идет она по-другому – подробности, вечно подробности в моей голове, – осторожно. У нее повреждение? Ах, Мэрилин, моя Мэрилин, что с тобой происходит? Ава убежала, у тебя беда. Что сделал Ричард?
– Кто такая Девочка Б? Это Кейти? – слышу я голос Мэрилин от входной двери.
– Ее звали Кейти Баттен. Милая девочка, по всем данным. Лучшая подружка Шарлотты.
– Ну-ка иди сюда, Шарлотта Невилл. Ах ты, маленькая сучка, ах ты, воришка!
– Пошла в задницу, старая карга! – Шарлотта смеется, бросая через плечо эти слова, она бежит, и ее ноги уверенно чувствуют себя на пустыре, усыпанном кирпичами и строительным мусором.
– Тебе вход закрыт, слышишь? Закрыт!
Старая миссис Джексон одной ногой все еще стоит в дверях магазина. Она не может броситься вслед за Шарлоттой, когда брятья Тейлор сидят на стене и наблюдают за ней. Они прибегут в магазин и украдут все, что смогут унести, прежде чем хозяйка преодолеет половину расстояния до сносимого здания. Шарлотта останавливается, наслаждаясь обжигающим воздухом в легких.
– А мне пофиг! Сожгу к чертям твой дурацкий магазин. Кирпичами окна перебью! – Она наклоняется, подбирает обломок и, чтобы проиллюстрировать свои слова, вполсилы бросает. Она снова смеется и поворачивается, чтобы бежать. Идет третья неделя марта, но резкий ветер, хозяйничавший здесь в феврале, не собирается сдаваться и сейчас. Шарлотте все равно. Ей нравится чувствовать на щеках порывы ветра, от которого слезятся глаза и капает из носа. Здесь такой простор! Она чувствует себя свободной. Неприятности будут потом, а сейчас не стоит об этом думать. Не стоит. Никакого смысла.
Кейти сидит на корточках за остатками стены. Она присоединяется к Шарлотте, и они, взявшись за руки, смеются и бегут по пустырю, с которого снесли старые дома, а новые еще не построили. Шарлотта надеется, что, когда они переедут, она будет жить рядом с Кейти. Но она знает, что это только мечта. Там, где живет Кейти, нет никаких говенных муниципальных домов.
Они несутся по детской площадке с ржавыми детскими горками, жуткими качелями и старыми разваливающимися лесенками.
– Тут всегда будет здорово, – говорит Кейти, она смотрит на Шарлотту, и ее глаза горят. – Эх, научиться бы мне воровать, как ты.
Сердце Шарлотты сейчас разорвется от гордости. Иногда она думает, что Кейти – живая, дышащая кукла. Ростом она на три дюйма ниже Шарлотты и выглядит как настоящая девчоночья девочка, потому что мама так ее одевает, но внутри они одинаковые. Они обе ненавидят свою жизнь, хотя Шарлотта не очень понимает, что может ненавидеть Кейти. Эта девочка появилась как мечта, просто возникла в один прекрасный день на пустыре. И жизнь у нее тоже как мечта. У них хороший дом. Шикарная машина. У нее два родителя. Музыкальные уроки вроде того, где она и должна быть сейчас. Каникулы.
Шарлотта из одного кармана вытаскивает конфеты, которые она украла в магазине, а из другого кружку-непроливайку, наполненную красным вином «Тандерберд», украденным дома. Она делает большой глоток, потом протягивает кружку Кейти – та делает глоток поменьше. Вкус ужасный, но ей нравится потрясающее тепло, что разливается по ее телу. Они сидят, прикасаясь друг к другу, едят карамельки и шоколадки «Диско», но одно слово стоит между ними. Каникулы.
– Так куда ты собираешься? – спрашивает Шарлотта, закуривая смятую сигарету и выпуская дым. Ей не нравится вкус, но она полна решимости привыкнуть. Один из окурков матери. Тоже украденный. Но мать этого даже не заметит. А если заметит, то решит, что Тони залезал в ее пачку.
– Ты же прекрасно знаешь. – Кейти подталкивает ее локтем. – На побережье. У моего дедушки дом в Скегнессе. Скоро будет принадлежать моей матери. У него рак. Он скоро умрет. Скоро, но не очень. Ему придется пожить с этим. Болезнь – это такая скука. – Она замолкает ненадолго. – Я тебе говорила, что он придумывал фокусы для циркачей? Такая у него была работа. Ты, наверно, думаешь, что с человеком, который таким образом зарабатывает деньги, весело? Так нет. Он такой же скучный, как моя мать.
Шарлотта может слушать болтовню Кейти хоть целый день. Это как музыка: все шикарно и вежливо. Иногда они пытаются подражать друг другу, и это самое смешное.
– Ах да, – говорит Шарлотта, – Скегнесс.
Она никогда не была на побережье. Ее мать ездила раз в Гримсби и видела море, но там оно совсем не такое, как в Клиторпсе или Скегнессе. Кроме рыбацких лодок, ее мать ничего там и не видела. Она говорила, что там воняет. Она приезжала туда к какому-то мужчине. Всегда у нее какой-нибудь мужчина. Это было давно – до Тони, – но Шарлотта помнит, потому что она тогда осталась сама себе голова. Мать заперла ее с несколькими сэндвичами, соком и чипсами, сказала, чтобы сидела тут тихо, что она всего на одну ночь. Одна ночь превратилась в две. Шарлотта много плакала на вторую ночь, но это не ускорило приезд матери.
– Я бы хотела, чтобы ты поехала со мной, – говорит Кейти и кладет голову на плечо Шарлотты. – Там будет такая скука. А я даже в парк аттракционов не могу сходить. Мама меня не пустит ни на какой аттракцион – боится, что меня покалечит. Или что я изгваздаюсь. Не знаю, что, на ее взгляд, хуже. – Она улыбается Шарлотте, и обе пожимают плечами. Кейти говорит, что мать ей вздохнуть не дает. Говорит, ее мать невротик, хотя Шарлотта не понимает, что это такое. – Проплачет над дедушкой всю Пасху. Ах, какая скука! Он старик, и он умирает. Ну и что?
– Может, тебя пират какой спасет, как в старых фильмах. – Шарлотта вскакивает и изображает, что вытаскивает саблю из своих поношенных джинсов. – Я буду твоим пиратом!
– Да, да! – Кейти тоже вскакивает на ноги. – Они заперли меня в каюте, а ты должна меня освободить. Я украла нож у капитана, и я ее выпотрошу, когда она отвернется!
Их переполняет энергия, когда они вместе. Всегда играют, всегда фантазируют. Половину в этом мире, половину в другом. Звезды кино, гангстеры ищут приключений вдвоем.
– А я убью всех остальных, и мы уплывем!
Они некоторое время кружатся в танце, автобусная остановка превращается в пиратский корабль, а район – в океан, полный чудовищ и других кораблей для захвата. Наконец они падают в объятия друг друга, запыхавшиеся, медленно затихают, и мир вокруг успокаивается.
– Мне через минуту уходить, – говорит Кейти. Ее уроки музыки длятся всего полтора часа, и Шарлотта не очень понимает, как Кейти умудряется отделываться от них так, чтобы не знала мать. Но ей это как-то удается, и Шарлотту это не удивляет. Кейти вообще может делать все, что угодно.
– И мне тоже. – Она выпивает еще «Тандерберда», чувствуя кислотное жжение в животе и грусть, оттого что Кейти нужно уезжать на две недели. Кейти ненавидит мать, а Шарлотта – Даниеля. Идеального Даниеля. Этого маленького говнюка, с появлением которого все стало только хуже. Сегодня ему два.
– Жаль, что тебе нужно уезжать, – выпаливает Шарлотта, и, хотя она и не плачет, ее лицо кривится от злости и грусти, и она с силой ударяет три раза кулаком в стену автобусной остановки. С Кейти она чувствует себя сильной. Ничто не имеет значения, когда рядом Кейти. С ней Шарлотта могла бы ограбить один из пустых домов, как это делают взрослые, украсть там металлический лом или еще что-нибудь и укокошить Тони, мать и этого противного Даниеля. Иногда она видит все это в своем воображении. Как она расправляется с ними. А Кейти наблюдает, смеется и хлопает в ладоши.
– И мне жаль, и мне, – говорит Кейти и крепко обнимает ее. – Ненавижу, когда тебя нет рядом. – Отпрянув от Шарлотты, она роется в своем портфеле. – Но это всего две недели. Ощущение такое, будто вечность, а всего четырнадцать дней. Один чек пособия по безработице.
– Точно. – Шарлотта знает: Кейти разбирается в чеках по безработице так же, как она в музыке, но ей нравится, что Кейти ей подыгрывает.
– Ой! – восклицает Кейти. – Чуть не забыла. Я тебе кое-что принесла. – Она театрально достает подарок и засовывает в руку Шарлотты. Магнитофончик «Вокман». Хороший. Маленький, металлический, не из какого-то там дешевого пластика. Замечательный!
– Пиратское сокровище! – говорит Шарлотта, потому что от эмоций у нее всегда сдавливает горло и она никогда не находит для них слов, но черные тучи в ее голове растворяются, снова светит солнце, и это тепло лучше, чем от любого количества дешевого вина. – Это мне?
Кейти кивает:
– Я скажу, что сломала его или потеряла. Мне купят новый. – Они сидят рядышком, бок о бок, шмыгают носами на холоде, и Кейти показывает Шарлотте, как работает магнитофон. – Тут пленка. Всякая сборная солянка. Я для тебя записала. Четырнадцать песен. По одной на каждый день моего отсутствия. У меня такая же дома. Поняла? Мы на самом деле и не расстаемся.
– Наконец-то! Решила все же объявиться? Ишь, маленькая чертовка!
Когда Шарлотта возвращается домой, вечеринка в полном разгаре, ее мать пьяна и ей море по колено, она еще на этих таблетках, которые ей прописал доктор от болей в спине, или что она там придумывает, чтобы получить рецепт. Она зло смотрит на дочь, стоя в дверях гостиной, и Шарлотта без слов протискивается мимо нее. Детей здесь нет, здесь на всех местах сидят местные – из их района. Джек из пятого номера – все время проводит со своими дурацкими голубями, Мэри – вот уже год как не работает, а парня у нее нет, и она скоро пойдет по пути матери и будет раздвигать ноги в одной из комнат над обжоркой, и еще несколько человек – все сжимают в руках кружки или бумажные стаканчики с выпивкой. Никаких чашек чая. Шарлотта полагает, что у матери Кейти на день рождения будет совсем по-другому: чашки чая, варенье и мороженое. Она не смотрит на Тони, который разглагольствует со своего кресла. Он называет себя ее отцом. Но он ей не отец. Он часть черной злой грозовой тучи в ее голове.