Ожидание закончилось. Я купила дом и призвала к жизни паспорт номер три. Позволила моей новой личности обрастать подробностями, наблюдала за вами обеими, медленно интегрировалась. Нашла себе идеальную позицию для изучения Шарлотты. Легче легкого. Конечно, именно тогда мне и понадобился Джон. Не сам он, конечно, но проникновение в его жизнь. Я знала, он не мог слишком уж измениться – все они состоят из привычек, – а для обновления у него кишка была тонка, и он так жалостливо радовался моему возвращению. Очевидно, что недолго.
Когда я проникла в ваш дом, остальное не составляло труда. Я сняла отпечатки пальцев со стаканов, нашла ее волосы в ванной и подбросила их в дом Джона, чтобы полиция думала, будто она побывала там. То же и с коттеджем – я сняла коттедж с помощью его ноутбука, который и украла у него. Я знаю: он был твоим отцом, но не смотри на меня так. Он был и слаб, и глуп. Ты бы разочаровалась в нем, можешь мне поверить.
Я открыла от его имени аккаунт в «Фейсбуке», стала лайкать те же страницы, что и ты, а когда была готова, начала отправлять тебе послания. Боже мой, как же легко было тебя уболтать! Тебе так хотелось любви, малютка Ава! Ты была так решительно настроена на то, чтобы вырасти. Тебе хотелось приключений. Страсти. Всего этого говна.
Я и твою мать припугивала. Маленькие сюрпризы, которые, как я знала, повергнут ее в панику. Заставят звонить надзирающему инспектору, искать успокоения и в то же время выставлять себя немного сумасшедшей. А потом, когда пришло время и сцена была подготовлена, потребовалось всего лишь столкнуть ребенка в реку – и пожалуйста: фотография в газете и анонимный звонок человека, который сказал, что узнал в ней Шарлотту Невилл.
И вот мы здесь. Все еще ждем. Она скоро позвонит, я знаю. Так что давай приведем тебя в надлежащий вид. Подготовим для шоу.
– Это я.
Несколько секунд на том конце ничего. Я стискиваю трубку, крепко прижимаю ее к уху, а сама вжалась в уголок кафе, уткнулась лицом в стекло так, что само оно и грязь на нем тут же запотевают от моего дыхания.
– Шарлотта, – произносит она. – Значит, добралась.
– Я хочу поговорить с Авой.
– И поговоришь. Когда придешь. В наше убежище. Бонни и Клайд наконец в бегах.
– Мы больше не дети, Кейти. Я не хочу играть в эти игры. Дай мне поговорить с дочерью. Я хочу знать, что ей ничто не угрожает.
– Я хочу разбить, в задницу, твое лицо, сумасшедшая ты лоханка!
– Ты говоришь так, будто насмотрелась этих жутких триллеров на компакт-дисках.
Отвечает она легко. Она по-прежнему владеет талантом убедительной речи. Прежняя Кейти. Чистейшая и идеальная.
– Успокойся. Она в порядке. С нетерпением ждешь встречи со мной?
– Давненько не виделись, – отвечаю я.
– Ко мне это не относится – я тебя видела, – говорит Кейти. Голос ее падает, становится ниже, весь юмор исчезает. – Я дам тебе адрес. Если ты придешь сюда одна, я отпущу Аву. Обещаю. Она меня не интересует. Но я Богом клянусь, Шарлотта, если ты кому скажешь, она будет мертва, прежде чем они переступят порог. Ты понимаешь?
Я стопроцентно ей верю. Она столько вложила в эту нашу встречу, что теперь не остановится.
– Понимаю, – отвечаю я.
– Не тяни резину, Клайд! – Она дает мне адрес, сообщив, что передняя дверь не будет заперта. – А то я стану подозрительной. И кроме того, мне не терпится поговорить.
– Я иду, Кейти, – говорю я. – Можешь не сомневаться.
Мне кажется, что я проторчала здесь уже несколько часов, – одни и те же вопросы, одни и те же ответы, один за другим, кругами. Я рассказала им все, что могу, – по крайней мере, про Лизу. Адвокат, которого прислал Саймон, посоветовал, что так будет лучше всего, – вероятно, так оно и есть. Я сказала им, что Лиза села в мою машину, и я сняла ей номер в отеле. Рассказала про ее мысли о Кейти. Про Скегнесс я им не говорила. Если ее найдут там до того, как она успеет найти Кейти, Ава будет мертва. У нас был десятиминутный перерыв – Брей вызвали из комнаты, но теперь она вернулась. «Что дальше? – спрашиваю я себя. – Что они нашли?»
– Мой клиент понимает, – начинает адвокат, – что она совершила серьезную оценочную ошибку, не сообщив вам сразу же о том, что ее нашла Шарлотта Невилл, но она имела намерение позвонить вам сегодня. Ее главная забота – благополучие Авы Бакридж, об Аве болело ее сердце, и она действовала, подчиняясь голосу сердца. Я полагаю, что с учетом личной ситуации – серьезная семейная травма, а также переживания, связанные с раскрытием реальной личности Лизы Бакридж, – предъявление ей обвинений не даст никаких результатов. Она в высшей степени сожалеет о своих действиях, объясняемых ограничением способности выносить правильные суждения, что было вызвано эмоциональным утомлением и неправильно понятым чувством преданности человеку, которого она считала лучшим другом.
– Она серьезно повредила моему расследованию, – говорит Брей. – Шарлотта Невилл – опасный убийца.
– Это не она, – в тысячный раз говорю я, несмотря на предупреждающий взгляд юриста. – Это Кейти. Кейти жива. Ее тело не было найдено. Она – мать Джоди. Я все время вам это повторяю. Если бы вы видели Лизу, вы бы знали. Она убеждена.
– Я уверена, что она убеждена, – кивает Брей. – Возможно, она верит, что так оно и есть. Может быть, мы имеем дело с раздвоением личности. Возможно, теперь она – Шарлотта и Кейти. Но мы тщательно обыскали дом Амелии Казинс – ничто там не вызвало у нас подозрений. Но мы нашли свидетельства того, что там побывала Шарлотта. Кассета с ее и Кейти инициалами на кровати Амелии и большая раковина. Лиза поехала в какой-то прибрежный город, Мэрилин?
– Я не знаю, – отвечаю я. На кончике языка у меня Скегнесс. – Но возможно, Кейти оставила эти вещи там как послание Лизе? Я не могу называть ее «Шарлотта». Для меня она Лиза.
– Или их могла оставить Шарлотта – как фальшивую наводку.
– Вы говорили с Амелией Казинс?
– Ее и Джоди телефоны выключены или вне зоны прохождения сигнала. Мы знали, что они обе в отъезде. Амелия сказала, что, возможно, присоединится к дочери, которая находится в Испании на финке[20]. Это не вызывает никаких подозрений. – Брей наклоняется над столом. – Я пытаюсь проявлять к вам терпение, Мэрилин. Но вы должны согласиться, что своими действиями вы могли поставить под угрозу жизнь Авы. А может быть, еще и жизни Амелии и Джоди Казинс. Ваш долг – помочь нам.
– Хотя моя клиентка убеждена в справедливости ее версии, она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь вам. – Голос адвоката звучит бесстрастно. Спокойно и размеренно на фоне раздражения Брей и моей усталости.
– Давайте еще раз. С самого начала. Все подробности. Вероятно, мы что-то упустили. Давайте еще раз пленку.
Я издаю протяжный вздох. День обещает быть долгим.
Я предполагала, что дом стоит на берегу. Ребенком в те долгие часы, когда я предавалась фантазиям о приезде сюда с Кейти, цеплялась за единственную надежду в моей беспросветной жизни, я всегда воображала, что входная дверь открывается прямо на песчаный пляж, залитый солнцем, как на тропическом острове, а не на английском курорте, где воздух пахнет солью и дешевой жареной едой. Дом стоит даже не в городе, а уже за его пределами. Подъездная дорожка больше напоминает тропинку, впереди вырисовываются очертания дома. Он фасонистый, большой и почти в стиле ар-деко. Выглядит более современно, чем должен бы, судя по его возрасту. Когда его построили? Может быть, в 1920-е? Я останавливаюсь, взвешиваю имеющиеся у меня варианты. Входная дверь не будет заперта. Чего она опасается? Что если я позвоню и она придет открывать, то я всажу нож ей в грудь, прежде чем она скажет хоть слово? Такое предположение не совсем уж неверно, но я не собираюсь наносить ей смертельную рану. Я хочу только обезвредить ее, чтобы гарантированно найти Аву.
С того места, где я стою, чуть правее здания, я ищу взглядом какие-нибудь признаки камер наблюдения. Не вижу ни одной. Может, у нее есть камера над дверью, тогда она будет знать, когда я появилась. Черные лужи окон во мраке не выдают никакого движения за ними. Может быть, изнутри за стеклами опущены жалюзи или задернуты шторы. К задней двери не подойти – сад огорожен высоким забором. Она не оставила мне выбора. Либо войти, следуя ее инструкции, либо уйти и вызвать полицию. Если я войду, она попытается меня убить. Если уйду, она убьет Аву. Кейти – режиссер-постановщик. Кейти – великий составитель планов.
Руки у меня вспотели. Я знаю: Ава здесь. Ава и Кейти ждут меня. Она обещала отпустить ее, убеждаю я себя. Не Ава ей нужна. Я думаю о Даниеле. О том, что сделала. О том грузе, который несла все эти годы. Спасение Авы – вот единственное, что имеет значение. Если мне придется при этом умереть и покончить со всем этим, значит так тому и быть. И все же я вытаскиваю нож, крепко держу рукоятку.
Я иду по подъездной дорожке в эту пугающую тишину, где только шелест капель дождя по листьям кустарника да хруст гравия у меня под ногами. Я стреляю глазами в одну, другую сторону, ищу чего-нибудь или ничего не ищу. Невидимую угрозу. «Сразу она тебя не убьет, – убеждаю я себя. – Она хочет поговорить. Ей нужно восполнить пробелы. В этом мое преимущество. Я знаю». Если мне удастся застать Кейти врасплох, вонзить нож в ее тело, одолеть ее, то у меня появится шанс.
К ярко-белой входной двери ведут три бледные ступеньки, я делаю глубокий вдох, поднимаюсь и распахиваю дверь. Осторожно переступаю через порог, оставляя дверь открытой. Внутри холодно, и, хотя деревянные доски пола отшлифованные и гладкие, ощущение пустоты, заброшенности сразу же возвращает меня назад во времени – в дом на Кумз-стрит. Несколько картин, современное абстрактное искусство, все еще висят на стенах, у одной – туалетный столик, но это забытые предметы, неухоженные. Более дорогие, чем мусор в полуразрушенном доме на Кумз-стрит, но такие же. Время замкнулось в самом себе. Нет, поправляю я себя. Время всегда замкнуто в себе самом, прошлое – как тени, от которых мы не в силах отделаться, а теперь я чувствую, как время окружает меня, собираются призраки, чтобы меня задушить. Кейти, Даниель, Тони, мама.