— Он с тобой только из-за сына… — стервозно смеется, прижимает живот к урчащему животу и сдавленно рычит, — ты для него всего лишь инкубатор, домработница, а я… А я для него женщина!
На крыльцо выходит Юра.
— И, кстати, — машет в сторону красной хищной и двухместной машины, что припаркована у фонаря криво и косо, — это его подарок.
Хороший подарок, бобра Саше в одно место. Я не понимаю, что чувствую в данный момент. Ревность переплелась с ненавистью и жалостью к себе. Видимо, мой муж высоко оценивает эксперименты с “зайчиком”.
— И пошла ты, — цедит сквозь зубы. — Стерва.
“Плывет” к тачке. Несколько раз спотыкается, чуть не падает и шатается. И я снимаю ее королевскую походку. И особое внимание уделяю ее дорогому и люксовому авто.
— Тебе нельзя за руль, Аня, — ласково говорю ей вслед. — Это опасно.
Меня обкладывают трехэтажным матом, и оглядываюсь на Юру:
— Что ты стоишь?! Останови ее! Она же врежется куда-нибудь.
— Но… — вздыхает и спускается.
За ним выныривают его псы. Аня сопротивляется их рукам, орет, визжит и кидается оскорблениями.
— Заприте ее до утра где-нибудь. Она же в неадеквате, — прячу телефон в карман и шагаю к своей машине. Оборачиваюсь и щурюсь на Юру. — И не смей звонить моему мужу.
— Принято, Ева, — тихо отвечает он. — Я и не думал.
— Вот и не думай.
— Ненавижу тебя! Твое место у параши!
— Да кто бы говорил, — рычит один из охранников. — Ну и вонь! Я сейчас сблевану.
Уже в машине отправляю файл видео Лидии. Я чуток переборщила, потеряла выдержку, и мой витиеватый путь обратился в прямое шоссе, а впереди стена, в которую я сегодня въеду на полной скорости.
Лидия: “Ева, милая моя девочка, я приняла твердое решение бороться вместе с тобой. И какая же ты умница, что засняла эту прелестную машинку. Обнимаю.”
И меня накрывает. Я кричу и бью ладонями о руль, а затем, через минуту отчаянных криков, к горлу подступает ком тошноты. Я едва успеваю распахнуть дверцу. Меня выворачивает на асфальт, и накатывает знакомая слабость.
— Нет… — я жалобно всхлипываю, и с губ тянется вязкая капля слюны с желчью, — Умоляю… Только не сейчас… Только не это...
Глава 22. Ты не особенный, Саша
Саша ждет меня на кухне. С кружкой какао. Лицо бледное, мрачное и синяк его придает ему очень зловещий вид. Неужели Юра позвонил и сказал, что Анечка выдала его с потрохами? Но это уже неважно.
Сажусь, кладу телефон и разматываю наушники:
— Денис спит?
— Да, — глухо и хрипло отвечает Саша.
Втыкаю с тихим щелчком тонкий штекер в телефон и протягиваю их Саше.
— Ева… Мне надо с тобой поговорить.
— Возьми, милый, — улыбаюсь.
Саша подчиняется. Всовывает наушники в уши, а я включаю телефон. Нахожу видео с Аней, касаюсь бледного треугольника и придвигаю смартфон к мужу. После беру чашку с какао и делаю глоток. Меня мутит. Проклятье. Вселенная то подыгрывает мне, то дает оплеуху.
Саша с каменным лицом смотрит на экран смартфона. Даже без звука наблюдать за бесноватой Аней неприятно. Она вся дергается, шатается и машет руками. Я выпиваю какао до трети. Видео заканчивается, и Саша вытаскивает наушники. Минуту смотрим друг другу в глаза.
— Ты и вчера знала, — тихо отзывается Саша.
— Да.
Опять молчим. Тишина давит нас, как слабых муравьев.
— Она не права, — говорит Саша. — Ты для меня…
— Я буду бороться за Дениса до последнего издыхания, — шепотом перебиваю его я. — Я не позволю тебе его у меня отнять.
— Что?! — ошарашенно спрашивает Саша. — Ева… Я не думал Дениса лишать матери… Я не хочу лишать его семьи.
— Что же ты о семье не подумал, когда зайчику показывал родинки и шрамы? — слабо улыбаюсь.
— Ева…
— Ты за кого меня принимаешь, милый? — в груди клокочет злоба. — За ту, которая стерпит и проглотит? Да, — усмехаюсь, — ты ведь очень любишь, когда глотают, но не в этот раз, дорогой.
— Ева…
— Я устала, — допиваю залпом какао, отставляю кружку и поднимаюсь на ноги. — Я за эти почти два дня постарела лет на пять.
— Я совершил ошибку…
— Я тоже, — скидываю кардиган на пол, — когда вышла за тебя.
— Не говори так, — поднимает взгляд. — Давай поговорим.
— Саш, — тяжело вздыхаю я. — Серьезно… Что ты мне скажешь? Что ты утомился от семейной жизни, что тебе захотелось молодой и упругой попки? Экспериментов, легкости и громкой и безудержной близости? Страсти? Так вот, мой милый, — я смеюсь, — я чувствую все то же самое, что и ты. И я тоже хочу того же, что и ты. Я тоже устала, я тоже хочу вернуться в дикую молодость и тоже хочу страсти, которая бы плавила меня насквозь и от которой я бы летала. Ты не особенный, Саша. Представляешь? У меня тоже есть потребности, которые не удовлетворяешь. И в романтике, и в постели, и в семейной жизни, и вокруг меня тоже полно мужчин, которые бы могли меня заинтересовать, но я не смотрю по сторонам, а ты смотришь. Почему?
Молчит, оскорбленный моей честностью, что, оказывается, и я недовольна жизнью с ним.
— Потому что ты наглый мерзавец, — окидываю его разочарованным взглядом. — Ты приходишь домой, не удосужившись даже смыть с себя запах своей потаскухи. Тебе ведь было так важно поглядеть на ее красные кружева. А жена? А жена съест отговорки, что у тебя встреча с инвесторами. Верно? Куда денется твоя чмошница-жена? Она подождет своей очереди.
— Ева, — Саша прячет лицо в ладонях. — Она для меня ничего не значит… я… господи…
— Бес попутал? — предполагаю я.
Поднимает взгляд:
— Что бы я сейчас ни сказал, все будет звучать неубедительно.
— Именно так, Саша, — киваю я, разворачиваюсь и плетусь прочь. — Именно так.
Жить не хочу. Вся эта моя агрессия, манипуляции с моей стороны были для меня кратковременным спасением. Я хотела оттянуть момент истины, почувствовать власть над ситуацией, а в итоге я чувствую себя выпотрошенной рыбой.
— Ева, я люблю тебя. Я в этом тебе не лгал. Моя связь на стороне этого не отменяет.
Я не отвечаю, потому что я разрыдаюсь и затем меня вывернет вязкой желчью на паркет. Поднимаюсь на второй этаж и прокрадываюсь в комнату Дениса. Только его присутствие удержит меня на плаву.
— Ма, — сонно прижимается ко мне, когда я ложусь к нему под одеяло, — спасла девочку?
— Да, спасла.
— Мммм… Мам… С папой поговорила? Он хотел тебе сказать что-то важное и честное.
— Поговорила.
Со вздохом обнимаю его и прижимаюсь щекой к макушке. Он все-таки втянул Дениса в наши разборки.
— Злишься?
— Злюсь.
— И я.
По щеке бежит предательская слеза. Может, мне стоило закрыть глаза на интрижку Саши ради Дениса?
— И он там сейчас один? — шепчет мой золотой цыпленок.
— Да.
— Я хочу и не хочу идти к папе, — тихо отзывается Денис. — Когда я… когда я сделаю что-нибудь нехорошее и ты злишься, а я сижу один… я тоже очень злюсь, но хочу, чтобы меня обняли… И ты приходишь и обнимаешь.
— Я не буду против если ты пойдешь и обнимешь папу, Дениска, — сдавленно говорю я, глотая слезы. — Он тебя любит, ты его любишь и… он обидел только меня, а я не могу… не могу… пусть и хочу тоже его обнять.
— Наверное, ему надо посидеть и подумать о своем поведении?
— Все так сложно, мой милый мальчик, — закрываю глаза. — Мама очень устала.
— Тогда спи, а я буду тебя обнимать.
— Спасибо тебе, мой хороший, — хриплым и дрожащим голосом отвечаю я. — И я тебя никому не отдам. Ни за что и никогда.
Я не знаю, что меня ждет завтра, но сейчас в моих слабых руках сопит настоящее сокровище. И нет, я бы не пошла налево, пусть я очень устала, потому что мне важно было сохранить хрупкую семью, которая сейчас дает трещину из-за эгоизма Саши. И нет. Было бы бессмысленно терпеть его гульки, потому что я бы потеряла себя среди ярости, желания отомстить и унизить мужа за его похождения. За два дня я обратилась в чудище. Жестокое, беспринципное и лживое, но я не хочу быть такой.
Сквозь сон и мутные пятна тревожных грез слышу, как поскрипывает дверь. Темная тень нависает надо мной и Денисом, поправляет одеяло и замирает. Будто на целую вечность, а после опускается на пушистый ковер и спиной приваливается к кровати. И тяжело вздыхает. Как раненный зверь.
— Па, это ты? — шепчут размытые сновидения.
— Я, Дениска, — отвечает темнота. — Спи. Маму разбудим.
— Па, ты сильно обидел маму.
— Я знаю.
— И тебе стыдно?
— Стыдно, сына, как никогда прежде.
Я неразборчиво мычу, ворочаюсь в желании разогнать тихие голоса, которые настороженно замолкают. Только меня увлекают вспышки сновидения в медленный танец, как солнечные зайчики под ногами шепчут:
— Па, все ошибаются, да?
— Прости меня, сына, — тоскливо ухает туча над головой, и я ныряю в густую тьму липкого сна.
Глава 23. Ты у меня на крючке, милый
— Мам, — летит голос Дениса сквозь прозрачные грезы. — Мам.
Прижимает ладошки к щекам, трется носом о лоб, и я размыкаю опухшие веки:
— Да, милый? — сонно причмокиваю.
— Мам, я придумал, — всматривается в глаза.
— Что ты придумал? — щурюсь от солнечного света, что бьет в окно.
Реальность медленно, но верно подкрадывается ко мне.
— Ты тоже должна поцеловать другого дядю, — сердито хмурится. — По-взрослому, как папа.
— Что? — касаюсь его щеки.
— Когда Даша поцеловала Егора, мне было очень обидно. И сейчас обидно, — тараторит шепотом и последние слога взбудоражено глотает. — И решил, что поцелую Милу.
— Милый…
— Это как в драке. Если ударили, то тоже бей, — воинствующе шепчет Денис.
— Ну, есть в твоих словах истина, Дениска, — вздыхаю, — однако… если я не хочу целовать чужого дядю?
— Найди того, кого захочешь поцеловать. Я вот выбрал Милу.
— Нельзя использовать других людей, Денис, из-за обиды, — приглаживаю его торчащие волосы. — Это неправильно. И нечестно. Радости это не принесет.