– Если ты никого не видишь, то это ещё не значит, что никто не видит тебя! – глубокомысленно изрекла я, отвернулась от Алексея и решительным шагом направилась к Светочке.
– Пойдём, – ласково произнесла я, беря её за руку. – Пошли, Свет.
Мы втроём миновали проходную и сонных охранников, после этого Молотов ретировался. А Светочка, когда он исчез, с надеждой в голосе вопросила:
– Мне привиделось? Наташ, скажи честно, это был глюк? Мираж, так сказать?
– Если бы, – я усмехнулась.
Несколько секунд подруга молчала, уставившись на меня растерянным взглядом.
– Слушай, ну я же не в жисть не поверю, что ты стала крутить шашни с директором по маркетингу…
– Сама в шоке!
Я усмехнулась ещё шире. Мы дошли до нашего кабинета, открыли дверь и ввалились внутрь. Светочка моментально села за стол и, закрыв руками голову, простонала:
– У меня сейчас мозг взорвётся.
Я сжалилась над ней. Подошла, взяла за ладошку, заставила поднять подбородок и посмотреть мне в глаза.
– Светочка, милая, ничего страшного не случилось, так ведь? Никто не умер и гром не грянул. Просто Молотов так настойчиво за мной ухаживал, я поначалу сопротивлялась, а потом подумала – какого черта? Почему бы и нет, а? Почему другим можно, а мне нельзя?
– Ну, – Светочка вымученно улыбнулась, – потому что ты не такая, как остальные. Ты… благородная и честная. И я не могу себе представить, что ты с этим кобелем… в постели! По доброй воле!
Я даже обиделась.
– Н-да. Свет, ты извини, конечно, но я с ним не сплю и спать не собираюсь. Как поймёт это – сам бросит. А пока… Он интересный человек, подруга, хоть и бабник.
– А ты уверена, что сможешь устоять? – кажется, Светочке полегчало от моего признания. И теперь в её глазах я увидела огонёк любопытства.
– Абсолютно. Если не устою, обещаю тебе, что приду на работу в балетной пачке. Договорились?
Света расхохоталась и кивнула. В том, что мне никогда не придётся приходить на работу в балетной пачке, я была уверена – всё-таки Молотов не Антон, ему я уступать не намерена.
На этой неделе Алексей меня удивил. Во время встреч он себе ничего не позволял, но вот в машине перед моим домом его действия становились всё менее двусмысленными. Из-за него я перестала надевать юбки – незачем облегчать противнику жизнь.
В пятницу от его напора я чуть не задохнулась. Нет, не так – я чуть не превратилась в лепёшку между ним и сиденьем машины. Я не могла даже отвернуть голову и сказать несколько слов, чтобы прекратить эту пытку. Наверное, если бы я была обычной девушкой, то уже бы превратилась в кисель от его поцелуев и ласк, но… увы! У меня не было никаких желаний, кроме как отдышаться.
– Ну перестань упрямиться, милая, – видимо, расценив мою неподвижность как «доход до кондиции», наконец оторвался от моих губ Молотов.
Набрав воздуха в лёгкие, я рявкнула:
– Слазь с меня!
Его физиономия меня рассмешила своей озадаченной вытянутостью.
– Чего это? – спросил Алексей очень обиженно. – Зачем?
Ну вот, кто со мной ведётся, все начинают страдать чрезмерным задаванием вопроса «зачем».
– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – угрожающим тоном произнесла я, сузив глаза.
Кажется, понял наконец. Отодвинулся. И смотрит ещё так обиженно, как будто я только что из-под носа у него тарелку с борщом вырвала!
Я спокойно выпрямилась, поправила прическу, выровняла дыхание. Так, теперь главное – не убить Молотова. От его напора у меня даже заболели ещё не до конца прошедшие синяки.
– Наташ, – он не выдержал первым. – Ну чего ты так, а? Ты мне нравишься, я тебе нравлюсь… Зачем ты так со мной?
– А ты слова «нет» не понимаешь, да? – я сложила руки на груди и холодно посмотрела на Алексея. – Может, мне на каком другом языке повторить, кроме русского? Я тебе ещё в понедельник сказала, что не буду с тобой спать!
– Но почему?!
О боги, скажите мне, отчего, когда девушка спит со всеми, вопросов не возникает, зато появляется мнение о её распущенности. Но вот когда девушка отказывает… начинаются бесконечные «почему» и «я что, тебе не нравлюсь?»
– Скажи-ка мне, Молотов, – Алексей понял, что я в ярости, потому что начала называть его по фамилии, – ты спишь со всеми девушками, которые тебе нравятся?
– Э-э-э, – протянул он и настороженно на меня посмотрел. – Ну, вообще да… Но только с теми, кто нравится больше всего!
Я хмыкнула. Ну да, второй Антон. Какой ещё он мог ответить?
– Так вот, Молотов, – я тряхнула волосами и с изумлением заметила, как он проследил за моим жестом с нескрываемым восхищением, – я – другой человек. Мне нравятся многие, многим нравлюсь я. Если я буду спать с каждым, то через месяц превращусь в обыкновенную шлюху. Понимаешь?
– Да, – Алексей кивнул, переведя взгляд с моих волос на вырез кофточки. Легче разговаривать со стеной, толку больше будет.
– Ну и чего ты тогда талдычишь свои «почему?» – фыркнула я. – Разве непонятно, что я буду спать только с тем, кто будет мне больше, чем нравиться?!
О! Кажется, допёрло. Взгляд более осмысленный стал. Но какой-то… странный, что ли. Как будто я только что на его глазах решила сложную задачку, над которой он бился больше месяца.
– Наташ, – сказал Алексей тихо и, придвинувшись ближе, взял меня за руку. – А если я скажу, что ты мне больше, чем нравишься? Если я скажу, что я… тебя люблю?
От таких слов я оторопела, пытаясь разглядеть выражение его глаз в темноте. Вторая рука Молотова метнулась к моим губам, легонько обвела их и спустилась ниже, к вырезу кофточки.
– Ты… позволишь мне… получить больше?
Голос его был тихим и вкрадчивым. Я задумалась, чувствуя, как он осторожно расстегивает пуговицы на кофточке. Одна, вторая, третья…
Что-то было не так. Но что? Я никак не могла понять, что же меня настораживает. Думай, Зотова, думай! Что-то во всей этой ситуации заставляло меня внутренне сжиматься. Как там говорил Бриар? «Вы, Натали, очень проницательная женщина». И где же моя хвалёная проницательность?
Я сознательно позволила Молотову расстегнуть и снять с меня кофту. Мне отчаянно хотелось понять загадку этой ситуации. Почему же я так странно себя чувствую? И в чём именно эта странность? Как будто… как будто…
Думай, Зотова!
– Какая же ты красивая, – Молотов явно любовался результатами своих трудов. В его голосе мне послышалось торжество. Особенно когда он потянулся к застежке лифчика, при этом еле слышно шепнув: – Кожа такая молочная, белая, вся светится… А давай посмотрим, что у тебя там…
Нет, ну это уже чересчур. Даже разгадка тайны этой ситуации не стоит того, чтобы он сейчас начал мне грудь обцеловывать. Дома подумаю!
– Не здесь же, – сказала я, останавливая его. – Тут неудобно и не романтично совсем… И потом, у меня сейчас не очень удачные дни…
Алексей, кажется, очень расстроился.
– Давай подождём до понедельника, хорошо? – я постаралась изобразить сексуальный мурлыкающий голос. Шут его знает, как его правильно изображать, ни разу не пробовала. Но, видимо, это у каждой женщины в крови, потому что Молотов внезапно расслабился и, легко поцеловав меня, сказал, рассмеявшись:
– Хорошо. Буду с нетерпением ждать понедельника.
Ну и жди – мстительно подумала я. Ничего ты от меня не дождёшься.
15
Дома, перед сном, я вновь прокручивала у себя в голове всю эту ситуацию в машине. Что же не так, что…
И тут меня осенило. Я поняла. Молотов играл! Все эти жесты, как будто бы заученные слова… Я словно не жила сама, а видела плохой спектакль с посредственным актёром.
Итак… Осталось только понять, зачем ему понадобилась разыгрывать эту сцену. Неужели ему настолько хочется секса со мной? Ерунда какая-то…
А вообще забавно. Надо их с Антоном столкнуть, пусть посоревнуются за место в моей постели. А ещё лучше – вдвоём её поделят, только уж как-нибудь… без меня.
Я хихикнула, представив эту картину, а потом повернулась на другой бок и уснула. В конце концов, Молотов – не Крутова, насильничать не будет, так что разберёмся.
В понедельник я с успехом смылась с работы без пятнадцати шесть на машине Громова – ему нужно было забрать дочь с каких-то занятий. Во вторник назначила визит к стоматологу и ушла в три часа дня. Но в среду, когда я уже успела проигнорировать целую кучу звонков Молотова, мне не удалось избежать кары. Его секретарша позвонила мне по внутреннему телефону и сообщила, что Алексей Михайлович ждёт меня у себя.
Дошло наконец! А я думала, он никогда не догадается просто вызвать меня в свой кабинет – и я не смогу это проигнорировать – вместо того, чтобы ошиваться у женского туалета, привлекая к себе недоуменные взгляды всех сотрудниц издательства.
Когда я вошла к Алексею, он встретил меня холодной яростью. Заперев дверь (а вот это зачем, интересно?), он зашипел, потащив меня к стулу за руку:
– Ну и что ты скажешь в своё оправдание?!
Посадил меня на стул, чуть не вырвав руку. Поморщившись, я потерла запястье. Заметив этот мой жест, Молотов смутился.
– Извини, если сделал тебе больно. Я просто…
– В ярости, – я кивнула. – Я заметила.
Несколько секунд мы молчали, а затем Алексей произнес более осторожным тоном:
– Так что ты скажешь по поводу своего поведения вчера и позавчера? Почему ты не отвечала на звонки? Избегала встречаться со мной в коридорах? Почему, Наташа?!
Молотов почти перешёл на крик, и я, привстав, легонько ударила его по щеке.
– Цыц. Не ори, мы на работе, а не в борделе.
Он молчал, глядя на меня уже спокойнее, но всё равно весьма хмуро.
– Опять твои «почему», – я ухмыльнулась. – А ты ведь не понял ничего из того, что я говорила тогда в машине. Признался мне в любви и ждал, что я брошусь на шею. Извини, Лёш, но ничего не получится – я же сказала, что должна чувствовать к тебе то же самое.
– А ты не чувствуешь? – вздохнул он. В этом горестном вздохе мне опять почудились отголоски той игры, что была в пятницу.