И вот тут только Эдик почувствовал, что случилось что-то жутко неправильное, зловещее…
Двигаясь на автомате, он поднял фотоальбом с пола и постучал в дверь ванной.
— Уходи… — тихо ответила Инга.
— Доченька, милая… — прошептал он. — Открой…
— Не пытайся выломать дверь, — сказала она. — У меня твой пистолет…
— Я… — начал было Эдик, но замолчал не в силах произнести хоть что-нибудь.
— Я знала, что у тебя есть альбом, в котором хранятся ваши с матерью фотографии, — прошептала Инга. — Я видела эти фотографии — свадьба, мое рождение, ваши счастливые улыбки… Господи, как я тогда любила тебя, папа… за то, что после матери у тебя не было ни одной женщины… за то, что ты продолжал любить ее… Я и не подозревала, что есть еще один альбом.
— Но…
— Почему ты не сказал мне, отчего она умерла? — спросила Инга.
Эдик промолчал, бессильно прислонившись холодным лбом к дверному косяку.
— Открой первую страницу альбома, папочка.
Он не открыл ее — он и так прекрасно знал, что там будет.
Сырой каземат, решетка из толстых железных прутьев, бледная девушка в синем выцветшем вечернем платье. И лишь глаза — ярко-зеленые без черных точечек, что вообще-то нехарактерно для вампиров.
— Лера очень боялась смерти, — тихо сказал Эдик. — Поэтому она сама подставила шею под укус. Видит Бог, я не хотел этого…
— Переверни страницу, папа…
Здесь были две большие нецветные фотографии. Снимал близкий друг Эдика, Рой. Он же проявлял пленку и печатал снимки. Эдик ни за что не решился бы доверить это частной фотомастерской.
Подвал. Связанная по рукам и ногам девушка, без движения лежащая на грязном полу. Рядом — упаковка пива. Любимого пива Эдика — «Оболони».
На второй фотке диспозиция чуть изменилась. В кадре появился Эдик с бутылкой наготове.
— А я всегда считала тебя простым менеджером пивоваренной компании, — тихонько засмеялась Инга. — Но откуда у простого менеджера возьмутся такие пристрастия? И знания — профессионального убийцы.
Он промолчал.
— Еще раз переверни страницу… — вновь попросила Инга.
— Хватит! — властно приказал Эдик и кинул фотоальбом на пол. — Она сама сделала свой выбор, Инга.
— Она хотела жить, папа…
— Она хотела укусить тебя!
— Какая теперь разница… прощай, отец…
И тогда Эдик врезался плечом в дверь, с мясом вырывая щеколду из косяка.
Она вышла в круг света осторожной кошачьей походкой, готовая при малейшей опасности пуститься в бегство.
— Привет, Инга, — поздоровался Эдик.
— Здравствуй, папочка, — улыбнулась девочка, обнажив острые белые зубы.
— Ты все-таки покончила с собой, — тихо произнес Эдик.
— Нет, папа, теперь я намного живее тебя, — почти ласково ответила девочка, поглаживая невидимые порезы на левом запястье. — И сейчас… сейчас ночь и я тебя помню. Правда, здорово?
— Живее меня? — он вдруг болезненно засмеялся, срываясь на хриплый кашель. — У тебя ведь теперь никогда не будет детей, Инга…
— У тебя были… — улыбнулась она. — Ты был счастлив?
— Да, — кивнул Эдик.
Она промолчала, продолжая с пониманием улыбаться.
— Эдик, сбоку несколько вампиров ползут, — прошептал Рой. — Скажи своей девчонке, чтобы они убирались, иначе никаких переговоров не будет…
— Прости, Рой, — сказал Эдик.
Парень, словно немой клоун, подпрыгнул на месте и стал заваливаться вперед — в груди у него зияла огромная кровавая рана.
Винтовка была горячей, пахло раскаленным металлом и паленой плотью — Эрик отбросил оружие в сторону.
Инга, нахмурившись, посмотрела на него.
— Я хочу, чтобы это сделала ты, — попросил Эдик.
Его дочь с готовностью обнажила клыки.
Мир изменился почти мгновенно.
Осталось всего два чувства: легкий почти незаметный голод и спокойствие.
Почти мировое спокойствие, которое, говорят, обычно снисходит на известных философов, которые всю жизнь только и делали, что искали ее, жизни, смысл.
Его же спокойствие, впрочем, было связано немного с другим — Эдик знал, что теперь никогда не умрет.
И именно это больше всего испугало его человеческое «я», которое еще не успело полностью раствориться в новой сущности.
Эдик сделал шаг назад, затравленно глядя на серые лица, появляющиеся из темноты — Сережка, собственная дочь, мужичок, очень похожий на давешнего интеллигента… Все они ободряюще улыбались Эдику.
— Ну как, папа? — спросила Инга.
— Это здорово, — повторил Эдик слова дочери, наблюдая как обесцвечивается его кожа.
Он посмотрел в глаза своей девочки и не увидел отражения.
— И это ужасно, — сказал Эдик хрипло — его связки менялись, в горле щипало — организм перестраивался.
Инга замерла, удивленная:
— Но, почему?
— Я ведь пошел на это лишь для того, чтобы страдать, — тихо ответил Эдик, вдыхая будоражащий аромат крови Роя. — Чтобы понять, как мучалась она… моя… Лерочка… А это… это слишком хорошо.
Взгляд Эдика упал на так и не раскрытую бутылку пива «Оболонь».
— Мое любимое, — сказал он, поднимая ледяную бутылку.
Вампиры отшатнулись, и лишь Инга осталась на месте, с ужасом наблюдая за отцом.
Удивительно вкусное и живое пиво смыло в пищевод пыль сегодняшнего дня и приятной прохладцей ухнуло в желудок, который еще не был против таких напитков.
За пивом в желудок полилась шипящая, словно погашенная уксусом сода, кровь, стекли плавящиеся, будто пластилиновые, зубы.
На какой-то миг Эдик почувствовал себя свободным, свободным от всего этого проклятого мира.
А потом даже чувства растворились в напитке, сваренном из хмеля и солода.
— Папочка… Я люблю тебя, папа…
Тихо, так тихо, что слышно как бьется сердце. Или это часы? Да нет же, они электронные…
— Папа, не молчи… пожалуйста, отец…
Он открыл глаза и посмотрел вверх. Все та же серая Труба, все тот же запах гари и плавленного пластика. А он-то надеялся, что все приснилось…
Над ним склонилось лицо его дочери. Она плакала.
— Что со мной? — прохрипел Эдик, чувствуя ужасную боль в горле. — Почему я… выжил?
Она не ответила, лишь продолжала тихонько плакать, не отводя от него своих больших серых глаз.
Он протянул руку и легонько смахнул с ее щеки слезы.
— Как ты красива, — прошептал Эдик. — Моя доченька…
Инга кивнула, растерянно улыбаясь. Потом посмотрела на его часы и прошептала:
— Они разбились, папа… И показывают сейчас одну минуту до рассвета. Когда я тебя укусила, оставалось всего несколько минут до восхода солнца. Поэтому не хватило времени… на полную трансформацию… а сейчас рассвело и… и ты остался человеком, отец.
Эдик кивнул, словно и не сомневался в этом.
— Тогда почему ты меня до сих пор помнишь? — спросил он тихо.
— Я не знаю… — прошептала она.
— У тебя цвет кожи стал темнее… — сказал он. — Но все равно очень бледный… надо будет съездить на юг, там у них прекрасные солярии…
— Хорошо, отец, — серьезно сказала она. И добавила еле слышно: — Прости меня, папа.
Инга помогла Эдику встать, и они вместе зашагали по Трубе мимо удивленно хлопающих глазами и растерянно улыбающихся друг другу вампиров.
У них был всего один день, чтобы вернуться в город.
Но они верили, что успеют до заката.
Владислав КаланжовПРАВО НА ПИВО
Я проснулся раньше обычного. Даже во сне меня не покидало чувство тревоги и нервозности. Сегодня мы с Рилитом должны явиться в Штаб-квартиру Межгалактического Содружества, и по своему опыту я знал: ничего хорошего этот визит не сулил.
С момента образования Содружества, а это, ни много ни мало, тысяча с лишним лет назад, и по сегодняшний день Председатель и Высшая Палата организации только и занималась разработкой военных операций по присоединению к Содружеству новых планет-государств. Нам же, военным летчикам, прозванным жителями Содружества «звездными палачами», приходилось претворять в жизнь самые сумасбродные решения, принятые нашими властями. К сожалению, чиновники из Высшей Палаты выполняли сугубо теоретическую работу. Все грязные процедуры взваливались на плечи простых парней. Таких, как я, к примеру.
Разрушив оболочку слизистого кокона, я поплелся в ванную. Как же утомляла меня эта ежедневная процедура! Каждое утро я завидовал представителям иных биологических видов, населяющих пространство Содружества. Они нежились в роскошных постелях, а их утренний туалет состоял, как правило, в чистке костных образований ротовой полости, именуемых зубами. Конечно, даже самая лучшая спальная мебель не идет ни в какое сравнение с уютом наших защитных коконов, однако, кожа, вырабатывающая такое количество слизи, нуждалась в тщательном уходе.
Когда-то, на заре объединения соседних галактик, тогдашнее Правительство Содружества ввело Закон «О распорядке дня», пытаясь таким образом связать представителей разных форм жизни в нечто целое, создать новый народ. Но, поскольку, в силу объективных причин этот закон не выполнялся, Правительство издало директиву «О равенстве физиологии граждан Содружества». Поначалу мало кого заботило это причудливое распоряжение, юридическая формальность — не более. Но вскоре межпланетная и межгалактическая миграция привела к полному смешению живых существ во Вселенной. Вот тогда и начались неурядицы. К примеру, велисиглы с Напто-5 семьдесят процентов суточного времени проводят в состоянии сна. Поэтому у них всегда имеются проблемы с трудоустройством. Никто не желает видеть в своем штате сотрудника, дрыхнущего часами напролет. А шалколоиды из созвездия Самоцвета настолько малы, что остаются незаметными для большинства полноправных граждан Содружества. Вот и таскайся по судам только из-за того, что, неосторожно ступив, уничтожил колонию микроскопических созданий. Больше всех же хлопот доставляли альтрамты, населяющие периферийные планеты межгалактического объединения. Во время брачных игр они испускали такой омерзительный запах, что членам Высшей Палаты пришлось выделить специальные участки для размножения этих необычных существ…