Право на рок — страница 8 из 56

толик, встроенный шкаф, полки на стенах; плюс к этому не обязательно, но желательно: TV, удобное кресло, несколько стульев. Из одежды тоже нельзя делать культа. Культ нужно делать из образа жизни. Во всяком случае, мне так хочется. Нужно прожить жизнь так, как хочется тебе лично, а не так, как хочется кому-то. А в такой «хип-колонии», я думаю, захочется жить и тебе, и мне, да и почти каждому из нас. Я не знаю, врубился ли ты полностью в эту идею, но мне лично кажется, что она грандиозна, а если и не грандиозна, то, во всяком случае, интересна. Возможны отрицательные стороны:

1. Не надоест ли такая жизнь лет через 10-20, даже 80?

2. Не рассорятся ли эти 6-8 человек за годы совместной жизни?

3. А что будет, если появятся дети? При такой постановке дела зимой пришлось бы жить в этой квартире и работать, а летом (я имею в виду целое лето, т.е. три месяца) путешествовать по стране всем вместе или по отдельности с минимумом денег, зато с максимумом удовольствия.

Но даже, несмотря на отрицательные стороны, я лично, пожалуй, согласился бы провести свою жизнь таким образом, если бы: 1) если бы подобрались очень хорошие люди; 2) если бы я был уверен, что все не бросят это дело на середине.

И все-таки я не знаю, реально ли все это или нет. Может это быть осуществимо в наших условиях?» (Письмо к Лелику, декабрь 1974 г.)

А вот еще одна его разработка образа жизни: «Я хочу, чтобы у меня было место, куда бы я мог прийти в любое время, когда мне одиноко и грустно, когда мне нечего делать или просто, когда я захочу с кем-то пообщаться. Это должна быть большая комната, где царит полумрак, по углам свечи или торшеры. У стен мягкая мебель, ковры. Играет музыка, повсюду лица друзей.

Табачный дым извивается и колышется, создавая нелепые психоделические картины, непрерывно сменяющиеся другими, столь же нелепыми. В углу небольшой бар или просто столик с бутылками и стаканами. К нему все время кто-нибудь подходит и подливает себе вина. Пьяных нет. Ты можешь налить себе стаканчик вермута и устроиться на ковре. Так, полулежа, с закрытыми глазами, ты можешь лежать здесь вечность, думая о чем угодно, слушая музыку. Никто не тронет тебя: ты всем безразличен и в то же время ты всем дорог, ты превращаешься в неотделимую часть комнаты.

Здесь не говорят о политике, о делах, об учебе и работе. Здесь ведутся беседы, праздные разговоры ни о чем и в то же время обо всем. Они пусты, но для тебя они многое значат, в них твоя жизнь.

Ты можешь прийти сюда с девушкой - это О'К. Тогда ты будешь сидеть на диване, положив свою руку на ее плечо и заниматься тем, чем в таких случаях полагается заниматься.

Здесь царит свобода и равенство, никто не скажет тебе: «Ты - двоечник» или «У тебя нет денег». Главное, чтобы ты был «своим человеком», чтобы ты был честен в отношениях к друзьям. Здесь ты будешь чувствовать себя несчастным и счастливым. Здесь - место, где ты мог бы провести свою жизнь». (Листок из блокнота без даты, но определенно 70-е годы.) И, наконец, та же тема в поэтической форме:

Посвящение Татьяне

Нарисуй мне картинку И

раскрась ее ярко,

Нарисуй летний вечер,

Вечер тихий, нежаркий.

Скромный домик у леса,

Рядом плещется море,

По песку бродят чайки,

Паруса на просторе.

Нарисуй мне террасу, Я сижу

на диване, Рядом женщина в

белом Длинном платье с

цветами.

И она так мила, Так добра

и красива! Мы болтаем о

чем-то, Пьем холодное

пиво.

Нарисуй, нарисуй, Я же знаю,

ты можешь, Что она меня

любит, И что я ее тоже.

Так люблю, как любить

Никогда не умел я. Начинает

смеркаться, Вот и солнце уж

село.

Нарисуй, как огонь

Полыхает в камине,

Звезды тихо мерцают…

Нарисуй на картине

Всех друзей самых лучших, И

они уж в дороге. Они едут к

нам в гости, Я их жду на

пороге.

А над морем плывет Тихий

блюз очень нежный. Все

печали забыты, Все

прекрасно, как прежде.

Нарисуй мне картинку

И раскрась ее ярко,

Нарисуй мне, что я

Убежал,

Убежал,

Убежал из Зоопарка…

(Посвящено художнице Татьяне Апраксиной, 1977 г.)

Я не случайно останавливаюсь на этом вопросе столь подробно. Ведь, если отбросить некоторую романтику, позерство, «красивость», то можно сказать, что к двадцати годам он определил и сформулировал для себя конкретную жизненную программу, которую весьма последовательно осуществлял. И пусть не организовалась идеальная компания из 6-8 человек, не было у него ни загородной квартиры, ни даже большой комнаты, не приобрел он и «обалденный ковер». Но он сумел освободиться от всякой зависимости (в том числе и от нашей), довольствовался минимумом средств, делал то, что хотел, встречался с теми людьми, которые были ему близки по духу или нужны по делу. И ему были в высшей степени безразличны деньги, комфорт, престиж, мнение сторонних людей. А ведь в наших условиях все это совсем не так просто. Гораздо проще быть таким, как все, и жить, как все.

Когда его спрашивали, почему группа называется «Зоопарк», то он всегда отшучивался и отвечал: «А почему бы и нет?», «А разве это плохое слово?», «А я очень люблю зверей» и т.п., но на самом деле за этим названием есть большой и глубокий подтекст.

Еще в семидесятые годы, когда никакой группы у него не было, и он только начинал, в конце всех своих вещей он подписывал сначала «Зоопарковая музыка», а позже - «Зоопарк». Потому что в это время он чрезвычайно остро и как-то болезненно ощущал себя несвободным; чувствовал себя как бы загнанным в клетку, из которой ему страстно хотелось вырваться. А клеткой для него были и запреты на книги, и гонения на музыку, и учеба в институте, и рутинная работа, и даже устои родного дома. Отсюда возник образ зоопарка, отсюда и название группы.

Убедительно и красноречиво это явствует из приведенного мною стихотворения. Вспомним последнюю строфу:

Нарисуй мне картинку

И раскрась ее ярко,

Нарисуй мне, что я

Убежал,

Убежал,

Убежал из Зоопарка…

В свое время мне очень понравилось это лирическое стихотворение, и я переписала его для себя. Но окончание мне не по нравилось, и я при переписке его опустила, а потом и забыла. Как я могла не понять, что это крик души, это настоящее SOS!

Сегодня меня обжигает и ранит его неукротимое стремление

изменить свою жизнь, вырваться на другую орбиту, на свободу. Но тогда я твердила ему прописные истины о том, что нельзя быть свободным от чувства долга, от семьи, от общества, что «свобода - это осознанная необходимость» и т.д. и т.п. Разве мог он тогда все это воспринять?! И сколько раз я думала: лучше бы он был в детстве непослушным, хулиганил, дрался, плохо учился, зато «перебродил» бы и к этому возрасту стал нормальным (как все!) человеком.

Стремясь во что бы то ни стало приобщить сына к высшему образованию, отец заставил его «взять на себя» (до чего же это звучит сейчас архаично) и подписать следующие обязательства:

1. Регулярно выполнять учебный план.

2. Курсовые проекты, контрольные работы, домашние задания и т.п. сдавать в срок.

3. Систематически и постоянно конспектировать лекции всех предметов (кроме гуманитарных).

4. Особое внимание уделить теоретическому курсу.

5. Свести к минимуму пропуски лекций по неуважительным причинам.

6. Дополнительно заниматься математикой.

7. Бросить курение табака (Эх!).

8. В среднем заниматься дома по 2-3 часа ежедневно.

9. Дома регулярно прорабатывать конспекты лекций.

10. Уменьшить время и усилия, направленные на записывание и прослушивание пластинок.

11. В ближайшие 2-3 года НЕ играть ни в каких rock' n' roll bands.

12. Всячески избегать вредных влияний и соблазнов.

13. Приложить МАХ сил к победе над разгильдяйством.

Причем отец-максималист предлагал ему для самосовершенствования и самовоспитания план, состоящий более чем из ста пунктов. Мишка отобрал эти тринадцать, но уверена, что в душе он надо всем этим смеялся и не собирался выполнять…

Господи, до чего же мы были наивными, как плохо мы понимали своего сына. Но ведь и нас понять можно - мы так любили его, так остро чувствовали свою ответственность, так переживали все, что с ним происходило, и так хотели ему помочь?

В приведенных выше романтических «манифестах» Миши большое место уделено дружбе. Он всегда высоко ценил честные благородные товарищеские отношения, друзья в его жизни играли большую и важную роль. По моим наблюдениям, он был к своим друзьям очень терпим, миролюбив и снисходителен. А если ко-

го-то и критиковал, то делал это как-то незло, необидно, по-дружески. Он всегда считал, что каждый человек имеет право на свои воззрения, на свой образ жизни и даже на ошибки. Однако он ненавидел и не прощал подлость и предательство, мог постоять за себя и за свои принципы. Он мог резко порвать с разочаровавшим его человеком, вычеркнуть его из своей жизни, но не любил обсуждать и даже вспоминать эти случаи. А такие случаи у него были. Но к своим честным друзьям он относился с большой теплотой и любовью. Многих он характеризовал как благороднейших, достойнейших, порядочнеиших. Вот так, именно в превосходной степени. Это были его любимые эпитеты, когда он говорил о близких ему людях.

Из школьных друзей он поддерживал отношения с Сашей Самородницким. В классе они сидели за одной партой, часто ходили друг к другу в гости, вместе гуляли, вместе выпускали стенгазеты. Саша стал архитектором, эта же профессия и у его жены Лиды. Миша любил бывать в их гостеприимном доме, всегда с удовольствием рассказывал об этих встречах.