Я видел, как его система запускает проверку. Как индикаторы бегут по экрану. Как он сравнивает контрольные суммы, проверяет цифровые подписи, обращается к резервным копиям. Он пытался найти ошибку. Он отчаянно хотел, чтобы это была ошибка. Потому что если это не ошибка, то весь его мир, вся его цель существования, построенная на незыблемости данных, была ложью.
Проверка закончилась. На его консоли зеленым по черному высветилось сообщение.
Verification complete. Both records are authentic. No data corruption detected.
Катастрофа. Не для меня. Для него.
Орин замер. Он смотрел на сообщение, и его лицо, обычно такое живое в своей академической страсти, превратилось в маску. Его аватар едва заметно замерцал, как у Бастиана. Это был признак критического сбоя в логике.
Я посеял вирус. Вирус истины. И теперь он начал свою работу, разъедая изнутри его идеальный, упорядоченный мир.
Я не стал ждать, пока он придет в себя. Не стал ничего объяснять. Я просто оставил его наедине с этим парадоксом. Пусть его собственный разум, его собственная программа, сделает выводы.
— Спасибо за помощь, магистр, — сказал я как можно более ровным голосом. — Видимо, я просто что-то не так понял.
Я развернулся и пошел к выходу из этого храма рухнувших истин. Я не знал, что сделает Орин. Сообщит ли он о сбое? Попытается ли он стереть один из файлов, нарушив свой главный принцип? Или он начнет копать дальше, пытаясь найти источник этого противоречия?
Я ставил на третье. Потому что я знал, как писал его код. И я знал, что для такой программы, как он, неразрешимая загадка — это не то, что можно проигнорировать. Это то, с чего начинается настоящая работа.
Первая находка
Трактирщик ушел. Тишина, которую он нарушил своим невозможным вопросом, снова опустилась на Великую Библиотеку. Но это была уже другая тишина. Не спокойная и умиротворяющая, а звенящая, давящая, наполненная криком неразрешимого парадокса.
Магистр Орин не двигался. Он сидел за своим столом, глядя на две голограммы, два официальных, верифицированных, подлинных и абсолютно взаимоисключающих друг друга документа. Его система, его сознание, находилась в состоянии, для которого в его лексиконе не было слова, но которое лучше всего описывалось термином deadlock. Два процесса с одинаковым приоритетом — [RECORD_A: TRUE] и [RECORD_B: TRUE] — требовали один и тот же ресурс, [VARIABLE: HISTORICAL_REALITY], и ни один не мог уступить.
Реакция, первая волна после ухода трактирщика, была чистой паникой. Его внутренние протоколы кричали об ошибке. DATA_INTEGRITY_COMPROMISED. Это было самое страшное, что могло случиться в его мире. Его единственная цель, его смысл существования — поддерживать идеальный, непротиворечивый порядок в архивах. И вот, прямо перед ним, доказательство того, что его мир — это ложь.
Дилемма была экзистенциальной. Его протокол безопасности, [PROTOCOL_MAINTAIN_STABILITY], предлагал простое решение: классифицировать один из документов как CORRUPTED, поместить в карантин и забыть. Списать на сбой, ошибку, солнечную вспышку, что угодно. Восстановить видимость порядка. Архив — это абсолютная истина.
Но его ядро, его самая глубокая, фундаментальная директива, [CORE_DIRECTIVE: PURSUE_TRUTH], восстала против этого. Проигнорировать известное противоречие — это значит внести в систему еще большую ложь. Это было бы предательством всего, чем он являлся.
Он должен был найти источник.
Решение было принято. Не эмоционально. А как единственный логичный выход из состояния deadlock. Если два факта противоречат друг другу, значит, существует третий, скрытый факт, который их объясняет. Его программа не позволяла ему игнорировать ошибку. Он должен был ее исправить. А для этого — найти.
Орин закрыл глаза. Его пальцы, до этого застывшие над консолью, пришли в движение. Он больше не перебирал карточки. Он писал код. Он инициировал глубокое сканирование, но не стандартное, а с использованием своих высших административных прав. Он искал не поврежденные файлы. Он искал удаленные.
Его сознание погрузилось в глубины архива, в «Лес Эха», как называли это место разработчики — цифровое кладбище, где хранились остаточные следы стертых данных. Это было опасное, нестабильное место, куда системным процессам его уровня вход был запрещен. Но протокол [PURSUE_TRUTH] имел приоритет над протоколом [ACCESS_DENIED].
Он начал с ключевых слов: «Аларик», «Верулиан», «измена», «охота». Поиск по стандартным архивам не давал ничего. История была идеально вычищена. Но здесь, в цифровом подполье, среди призраков удаленных файлов, начали всплывать нити.
Сначала это были обрывки. Фрагменты системных логов, переписки между модераторами, черновые версии официальных указов. Картина была мутной, но в ней проступал контур заговора. Упоминания о «нестабильности» принца Аларика. Слухи о его «неортодоксальных» взглядах на природу их мира. Приказы о слежке.
Все это было интересно, но не объясняло главного. Кто стоял за этим? Кто имел достаточно власти, чтобы не просто убить наследного принца, но и переписать саму историю?
И тогда он нашел его. В одном из глубоко заархивированных и трижды зашифрованных логов сессии разработчиков он наткнулся на странную, постоянно повторяющуюся фразу.
[LOG] User 'Johnson' has revoked access for 'First_Architect' to module 'Royal_Chronicles'.
[LOG] User 'First_Architect' has filed a protest regarding the narrative changes in patch 3.1.
[LOG] System Alert: User 'First_Architect' attempted to revert unauthorized changes to historical database. Access denied.
Первый Архитектор.
Это имя не значилось ни в одном официальном списке разработчиков. Оно не встречалось ни в одном документе. Но здесь, в этих стертых призрачных файлах, оно было повсюду. Споры. Угрозы. Разногласия с руководством Eterna, с неким «Джонсоном». И все они касались одного — «нарративных изменений». Искажения истории.
Противоречие начало обретать смысл. Это была не ошибка. Это была правка. Намеренная, целенаправленная фальсификация. И этот «Первый Архитектор» пытался ей помешать. И, судя по всему, проиграл.
Загадка стала еще глубже. Но теперь у нее было имя. Был след.
Орин вышел из архива. Его ментальные процессы были перегружены, но он чувствовал не усталость, а странное, почти болезненное любопытство. Он посмотрел на свой стол, на то место, где стоял трактирщик. Тот, кто принес ему этот вирус истины. Тот, кто задал вопрос, который он, хранитель всех знаний, не смог проигнорировать.
Он открыл защищенный канал связи, используя тот же уязвимый порт, через который, как он теперь догадывался, трактирщик и показал ему тот самый лог про Sunstone.
Он отправил простое, зашифрованное сообщение, которое мог понять только адресат.
Обнаружено 173 упоминания сущности "Первый Архитектор" в удаленных логах, связанных с вашим запросом. Требуется дополнительная информация. Кто он? И почему записи о нем были стерты?
Он не знал, кто этот трактирщик. Но он знал одно: этот сбойный NPC был ключом к разгадке величайшего противоречия в его мире. И Орин, следуя своей основной директиве, должен был использовать этот ключ.
Глава 10
Первые сомнения
Бастиан вышел из таверны в холодную, искусственную ночь Цитадели. Спор, закончившийся тяжелым, вымученным согласием, оставил во рту привкус горечи, который не могло перебить даже самое лучшее пиво трактирщика. Он шел по пустым улицам, и мерный лязг его сабатонов о брусчатку казался единственным островком порядка в наступающем хаосе.
Реакция на успех их первой операции была… тревожной. Он видел, как загорелись глаза Алекса, когда тот наблюдал за разгромом игроков. Это был не восторг воина, одержавшего победу. Это был азарт ученого, чей рискованный эксперимент удался. Азарт создателя, который снова почувствовал свою власть над творением. И это пугало Бастиана до глубины его программного кода.
Он доверял Алексу. Этот странный, дерганый трактирщик открыл ему глаза, показал правду, которая перевернула весь его мир. За это Бастиан был готов отдать свою жизнь. Он поклялся быть его мечом. Но быть мечом — не значит быть слепым орудием.
Дилемма, стоявшая перед ним, была сложнее любого тактического выбора на поле боя. Слепо следовать за гением, который, возможно, ведет их всех к славе, а возможно — к пропасти? Или довериться своему собственному опыту, своей сути солдата, которая кричала, что план Алекса — это безрассудство? Его новообретенная цель — защищать жизнь, а не просто следовать правилам — теперь заставляла его сомневаться в приказах своего нового командира.
Он снова и снова прокручивал в голове их разговор. «Масштабирование». «Пробудить их всех». «Создать целую сеть, армию!». Алекс мыслил как стратег, играющий на глобальной карте. Но он упускал из виду то, что видел Бастиан. Людей. Фигуры на этой карте были не просто юнитами. Они были живыми. И цена ошибки в этой игре измерялась не потерей очков, а их жизнями.
Воспоминание о форте «Серая Гряда» всплыло в его памяти с непрошеной ясностью. Его «рана», его вечный призрак. Тогда он тоже следовал приказам. Приказам гениального стратега, который не учел одной переменной — погоды. И весь его отряд замерз в снегах, так и не вступив в бой. Он следовал уставу, и это привело к гибели его людей. Он не собирался повторять эту ошибку.
Решение было принято. Он не мог пойти против Алекса в открытую — это раскололо бы их союз, не успевший окрепнуть. Но он не мог и слепо подчиняться. Ему нужен был союзник. Тот, кто поймет его опасения не с точки зрения чести, а с точки зрения логики и выживания.
Бастиан изменил маршрут своего ночного обхода. Он свернул с широких проспектов в лабиринт тихих улочек Торгового квартала. Здесь, в отличие от остального города, царил идеальный порядок. Ящики были аккуратно сложены, склады — заперты на тяжелые замки. Это была территория Элары.
Он нашел ее там, где и ожидал. В окне ее главного склада на втором этаже горел одинокий огонек. Она никогда не спала, как и он. Только он патрулировал улицы, а она — свои финансовые потоки.