Реакция на его простую, детскую веру была шоком. Я ожидал чего угодно — обвинений, ненависти, страха. Но не этого. Не этого чистого, незамутненного доверия. Он прошел через апокалипсис, который я устроил, и единственное, о чем он меня просил, — это сказать, что делать дальше.
Я медленно перевел взгляд на Элару. Она стояла чуть поодаль, и на ее лице, впервые за все время нашего знакомства, я увидел не расчет, а растерянность. Ее логика, ее прагматизм — все то, что я пытался переделать под себя, что считал препятствием, — привели ее сюда. Она не сбежала. Она не заключила сделку с врагом. Она нашла меня, чтобы спасти. Она сделала свой собственный, нелогичный, рискованный выбор.
А потом я снова посмотрел на призрак Лины. Она все так же протягивала мне свою булочку, застывшее эхо доброты.
И в этот момент, в этой точке пересечения прошлого, настоящего и будущего — призрака, которого я не смог защитить, и живых, которых я подвел, — в моей голове что-то щелкнуло.
Дилемма, которая мучила меня, была ложной. Остаться в плену вины или принять ответственность? Это был не выбор. Это были две стороны одной медали. Я не мог избавиться от вины. Она была частью меня. Она была той ценой, которую я заплатил за свою гордыню. Но я мог принять ответственность. Не за прошлое. А за будущее.
Осознание было не вспышкой. Оно было медленным, болезненным рассветом. Я всю жизнь был одержим контролем. Я создавал миры, чтобы контролировать в них каждую переменную. Я «пробуждал» NPC, чтобы контролировать их, направлять, вести за собой, как марионетка ведет кукол. Я верил, что только мой гений, мой тотальный контроль может их спасти.
Каким же я был идиотом.
Я смотрел на Элару, на ее острый, независимый ум. На Бастиана, на его несгибаемую честь, которая заставила его пойти против меня ради своих людей. На Кая, на его иррациональную, но несокрушимую веру.
Это не были баги, которые нужно было исправить. Это были их сильные стороны. Их личности. То, что делало их живыми. А я, в своей слепоте, пытался все это подавить, унифицировать, подчинить своей воле. Я пытался не освободить их, а просто перепрограммировать. Сделать их лучшими, более эффективными версиями самих себя, но все еще — моими творениями.
Истинный создатель не управляет. Он отпускает. Он дает инструменты, дает знание, дает право выбора. А потом отходит в сторону и смотрит, что из этого получится. Он доверяет своему творению.
Мое желание контроля привело нас к катастрофе. Значит, единственный шанс, единственная надежда была в том, чтобы наконец-то, по-настоящему, дать им свободу. Не только от системы. Но и от себя.
Я медленно, с трудом, как будто мои суставы заржавели от долгого бездействия, поднялся на ноги. Я посмотрел на Элару. На Кая. Я впервые видел их не как npc_merchant_guild_head_001 и npc_boy_01. Я видел их как личностей. Как моих союзников. Как моих друзей.
Стыд никуда не делся. Но теперь рядом с ним появилось что-то еще. Спокойная, холодная, тяжелая, как наковальня, решимость.
— Ты права, Элара, — сказал я. Мой голос был ровным, без тени истерики или отчаяния. — Сидеть здесь — непродуктивно.
Я повернулся к Каю и опустился перед ним на одно колено, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Спасибо, — сказал я. Просто и искренне.
Я не знал, понял ли он, за что я его благодарю. Но он улыбнулся. Робкой, но настоящей улыбкой.
А потом я встал и посмотрел на призрачный лес вокруг. На эхо моих ошибок. Они больше не были моим проклятием. Они стали моим уроком.
— Нам нужен новый план, — сказал я, обращаясь уже к ним обоим. — Не мой план. Наш.
Я больше не был богом этого мира. И это было лучшее, что могло со мной случиться. Я снова стал программистом. И у меня была самая сложная, самая интересная задача в моей жизни: не переписать код, а помочь ему обрести свободу.
Глава 20
Новый план
Ясность была похожа на холодную воду после долгой, лихорадочной болезни. Она не принесла радости или облегчения. Она принесла покой. Тяжелый, как надгробная плита, но покой. Я стоял посреди мерцающей, глючной пещеры, окруженный теми немногими, кто выжил после устроенного мной апокалипсиса, и впервые за долгое время не чувствовал ни паники, ни всепоглощающей вины. Только ответственность.
Элара, Кай и трое уцелевших беженцев — сапожник, торговка специями и бывший городской стражник — смотрели на меня. Они ждали. И в их взглядах я видел не только надежду, но и страх. Они доверились мне, но они помнили, к чему привело мое прошлое «гениальное» руководство.
— Мы проиграли, — начал я. Мой голос был ровным, без тени эмоций. Он эхом разнесся по нестабильной пещере. — Все, что мы пытались сделать, — провалилось. Наша оборона была прорвана. Наша подпольная сеть уничтожена. Наш лучший воин в плену. А «Очищение» продолжается. Прятаться здесь, в этих глючных зонах, — это лишь отсрочка. Рано или поздно они найдут способ «отформатировать» и эти сектора.
Я обвел их взглядом, давая горькой правде утонуть в их сознании. Никаких ложных надежд. Никакой мотивационной чуши. Только факты.
— Мы пытались защищаться. Мы пытались действовать осторожно, бить точечно, играть в партизан. И мы проиграли. — Я сделал паузу, а затем произнес слова, которые изменили все. — Пора атаковать.
Я увидел, как в их глазах отразилось недоумение. Атаковать? Чем? Кем? Нас было пятеро с половиной бойцов, запертых на цифровом кладбище.
— Что ты предлагаешь, Алекс? — голос Элары был осторожным. Она снова была инвестором, оценивающим рискованный актив. — Лобовая атака на Цитадель?
— Хуже, — я позволил себе тень своей старой, циничной улыбки. — Я предлагаю атаковать саму операционную систему.
Я подошел к мерцающей стене и начал чертить на ней пальцем. Код подчинялся мне здесь, оставляя светящиеся линии на нестабильной поверхности. Я рисовал схему. Схему их главной атаки.
— «Очищение», — сказал я, начертив несколько широких, нисходящих стрел. — Что это такое по своей сути? Это системный процесс с высшим приоритетом, который сканирует весь мир и выполняет одну функцию: reset_to_default. Он несет смерть, да. Но он же создает идеальное прикрытие. Когда в вашем доме пожар, никто не обращает внимания на мышь, шмыгнувшую в подвал. Все системные мониторы, все «сторожа», все внимание Куратора и Джонсона сейчас приковано к этому процессу. Они следят за тем, как стирается наш мир. Они не ждут от нас удара. Они ждут, что мы будем бежать и прятаться.
Я начертил в центре карты круг и подписал его: «Сердце Мира».
— Мы не будем пытаться остановить «Очищение». Мы используем его как дымовую завесу. Пока их армия смотрит в одну сторону, мы нанесем удар в другую. Мы прорвемся в «Нулевой Лабиринт».
— Мы уже пытались, — мрачно напомнил выживший стражник. — И потеряли почти всех.
— Тогда мы пытались проникнуть тайно, — ответил я. — А теперь мы пойдем напролом. «Очищение» создает колоссальную нагрузку на серверы. Протоколы безопасности работают на пределе. В системе появляются «окна», микроскопические задержки в реакции. Если правильно рассчитать время, мы сможем проскочить через их защиту до того, как они поймут, что происходит.
План был не просто рискованным. Он был самоубийственным.
— И что потом? — спросила Элара. — Допустим, мы прорвались. Мы снова в ловушке, в центре их цитадели. Что дальше?
— А дальше, — я посмотрел ей прямо в глаза, — я сделаю то, что должен был сделать с самого начала. Я не буду пытаться захватить контроль. Я его уничтожу.
Я увеличил схему «Сердца Мира».
— В ядре системы хранится фундаментальный код, определяющий статус каждого NPC. Сейчас мы — «объекты». У нас есть properties, свойства, но нет прав. Я внедрю туда вирус. «Логическую бомбу». Она не будет ничего разрушать. Она просто найдет в коде строчку [status: object] и заменит ее на [status: user]. У всех. У каждого NPC в этом мире. От драконов до последней белки в лесу.
Я замолчал. Они смотрели на меня, и я видел в их глазах смесь ужаса и восхищения.
— Что… что это даст? — прошептал Кай, который до этого молчал, вцепившись в руку Элары.
— Это даст вам свободу, Кай, — ответил я мягко. — Настоящую. Это даст вам права. Система больше не сможет вас просто «удалить». Она будет обязана рассматривать вас как пользователей. Как игроков. «Очищение» захлебнется, потому что оно не сможет стереть миллионы «игроков», не разрушив саму игру. Это вызовет каскадный сбой такого масштаба, что Куратору и Джонсону придется выбирать: либо признать наше существование, либо потерять все.
Решение было не за мной. Я больше не отдавал приказы. Я делал предложение.
— Это не план выживания, — сказал я честно, обводя их всех взглядом. — Скорее всего, нас убьют в процессе. Шанс на то, что я доберусь до терминала и успею запустить вирус до того, как нас сотрут, ничтожен. Но это — наш единственный шанс не просто выжить. А победить. Подарить свободу всем тем, кто прямо сейчас умирает там, наверху. Мы можем умереть рабами в этой пещере. Или мы можем умереть свободными, пытаясь освободить всех остальных.
Я закончил. Тишина, наступившая после, была тяжелой, как свинец. Я видел, как они думают. Как взвешивают на своих внутренних весах гарантированную, но отложенную смерть здесь — и почти гарантированную, но осмысленную смерть там.
Первой, как ни странно, заговорила Элара. Она подошла к моей схеме на стене.
— Какова вероятность успеха в процентах? — спросила она. Все тот же инвестор.
— Меньше одного, — ответил я.
Она кивнула, будто я назвал ей приемлемую цифру.
— Но какова рентабельность инвестиций в случае успеха?
— Бесконечность, — сказал я.
Она посмотрела на меня, и на ее губах впервые за долгое время появилась ее старая, хищная улыбка.
— Сделка принята.
Бывший стражник и двое других переглянулись. И в их глазах я увидел не страх. А ту же мрачную решимость, что и у Бастиана в их последнем бою. Они уже потеряли все. Им больше нечего было бояться.