На десерт подавали крем «Бомарше». Но Пич была слишком расстроена, чтобы наслаждаться трапезой. С ужасом она осознала, что всю оставшуюся жизнь эти двое будут диктовать ей, что делать и чего делать не следует. Неужели Дрейк и в самом деле намеревался управлять ее жизнью даже из-под могильной плиты?
Поглощенная своими мыслями, она даже не упомянула о происшествии в Милане. А может, дело в том, что ее не очень радовала перспектива вновь приглашать Дугласа для охраны?
После ухода гостей Пич позвонила Стиву сообщить о том, что деньги он получит, но решила не упоминать о перспективе продажи винодельни. Нет смысла расстраивать его сейчас.
Она легла в постель, чувствуя себя разбитой и жалкой. Ей хотелось, чтобы рядом на подушке клубочком свилась Винни… Мужа тоже не было рядом, но о нем Пич не хотела думать. Впервые. Как мог Дрейк так бессердечно поступить с ней?
Внезапно Пич почувствовала вину за свою неблагодарность. Она должна быть довольна. Ей вполне хватает денег на безбедную жизнь. Пич может поехать куда пожелает и купить что пожелает. И все, что от нее требуется, так это советоваться с людьми, которые будут руководить ее финансовыми операциями. Всего лишь спросить у них совета. И жить в свое удовольствие.
Глава 8Жуткая шутка
Грэйс закончила причесывать Пич и заспешила к машине.
— Рудольф, пожалуйста, как можно скорее отвези меня домой. Уже через несколько минут она бежала к кирпичному дому на Беверли-Хиллз. Не взглянув на роскошную цветущую клумбу, всегда радовавшую ее, она побежала к подъезду. В эти минуты Грэйс думала только о дочери. Машины Евы у дома не было. Сердце сжала тревога. Благополучно ли прошел рейс? Все ли в порядке с Кейси?
Трясущимися руками она вставила ключ в замочную скважину. Открыв дверь, Грэйс не услышала зуммера. В том, что утром, перед уходом на работу, она включила охранную сигнализацию, Грэйс была абсолютно уверена. С некоторой опаской она приоткрыла дверь в фойе и огляделась. И вдруг две сильные руки обхватили ее сзади. Грэйс завизжала от страха.
— Сюрприз! — сказала Кейси, отпуская мать.
Она едва не лишилась чувств. Слава Богу, дочка дома и в хорошем настроении. Грэйс крепко обняла свое драгоценное чадо.
— Кейси, ты прямо как маленькая девочка. Чуть с ума меня не свела!
— Прости, мама. Но я просто удержаться не могла. Ты так забавно прокрадывалась в собственный дом…
— Дай мне на тебя посмотреть… Мы так давно не виделись.
— Мама, ты, как всегда, на высоте. Мне нравится, что ты осветлила волосы. Так ты выглядишь моложе.
— Я просто знаю один заговор против старости… Но на самом деле я прибавила в весе пару фунтов. Ты очень бледная, моя хорошая. С тобой все в порядке?
— Не надо надо мной дрожать, как курица над цыпленком. Все в порядке. Больше того, я в великолепной форме. А бледная я из-за того, что в Иллинойсе не так много солнца, как здесь.
— Но ты стала совсем худой — кожа да кости.
— Ну вот. С первых же минут ты начинаешь ко мне придираться.
— Все-все. Уже перестала. Пойдем в гостиную, поговорим.
Они сели рядышком на кушетку, и Грэйс задала вопрос, который мучил ее с момента получения телеграммы:
— Почему ты вернулась домой так неожиданно? Случилось что-нибудь?
— Ничего. Все просто прекрасно.
— Сколько ты собираешься пробыть дома?
— Посмотрим. Месяцев шесть, не меньше.
— Шесть месяцев! А как насчет университета?
— Я передумала. Преподавать я больше там не буду.
— Но почему? Мне казалось, ты полюбила мою старую альма-матер?
— Да, это так, но тут длинная история. Ты готова ее выслушать?
— Не знаю пока.
Грэйс тревожно посмотрела на свою красивую дочку. Светлые волосы и густые темные брови создавали впечатляющий контраст с оливковым цветом кожи и карими глазами. Дочка была вылитый отец в молодости, но Грэйс спрятала воспоминания о нем в дальние закоулки памяти. Она поднялась, подошла к бару, замаскированному двумя зеркальными дверками, и предложила дочери:
— Давай выпьем по стаканчику! Я чувствую, что немного алкоголя мне сейчас не помешает.
— Мне не надо, а себе налей.
Грэйс молча наполнила льдом стакан, плеснула немного джина, маленькой серебряной мерной пробкой добавила пару капель вермута и села.
— Уже давно я не брала в рот ни капли спиртного, — пояснила она.
— С чего начать?
— Наверное, лучше бы выпить бокал сухого вина, оно легче, да и калорий в нем меньше, но мне кажется, твои новости требуют чего-нибудь покрепче, или я не права?
— Возможно, и права. Мама, я полюбила одного человека.
Грэйс воспрянула духом. Кейси скоро исполнится двадцать восемь, и материнское сердце болело из-за того, что в жизни дочери доминирующее положение занимали учеба и работа, не оставляя ни времени, ни сил на личную жизнь.
— Это хорошие новости, — произнесла Грэйс, помолчав, — или я не права?
— Как сказать… Он женат.
— Так ты из-за этого уехала?
— Он собирается просить жену о разводе. Они не спят вместе уже много лет.
Да, такие новости счастливыми не назовешь.
— Кто этот мужчина? — спросила Грэйс.
— Мама, ты взяла не тот тон.
Грэйс постаралась говорить более дружелюбно:
— Продолжай, моя девочка, я вся внимание.
— Он профессор английской словесности. Заведующий нашей кафедрой.
— Сколько ему лет, моя милая?
— Сорок восемь, — ответила Кейси.
— Сорок восемь! Да он тебе в отцы годится! Он даже старше меня!
Грэйс содрогнулась от мысли, что какой-то старый греховодник мог совратить ее красавицу дочку. Хотя она не считала Кейси девственницей — едва ли в наши дни можно сохранить девственность до такого возраста, — но все же такой альянс вызывал брезгливость.
— Мама, прошу тебя, не суди его, пока не познакомишься с ним.
Грэйс вынуждена была сделать над собой усилие, чтобы перебороть неприязнь. Жизнь складывалась так, что ей приходилось работать с людьми эгоистичными и трудными в общении. Едва ли нужно придерживаться той тактики, то есть возводить барьер, в общении с дочерью, вполне интеллигентной и умной женщиной. Грэйс взяла руку дочери, посмотрела на ее длинные тонкие пальцы с короткими, лишенными маникюра ногтями. После всех этих рук, унизанных кольцами, с заостренными, безупречно отполированными и покрытыми коралловым лаком ногтями, которые Грэйс видела каждый день, руки дочери показались ей по-детски трогательными.
— Прости меня, моя хорошая, продолжай.
— Все началось три месяца назад, — начала Кейси. — Мы вместе работали над планом на следующий год, и я захотела продолжить изучение сексизма в американской литературе. Он предложил мне стать руководителем и рецензентом темы. С самого первого дня знакомства он относился ко мне очень тепло, как друг. Как-то раз мы задержались допоздна, и он пригласил меня поужинать. Все рестораны оказались закрыты, мы зашли ко мне, и слово за слово… Короче, он провел ночь у меня.
Грэйс постаралась отогнать от себя возникшую в воображении картину их близости.
— Как я поняла, он не был у тебя первым?
— Нет, мама, но до него у меня было только двое. Регги Маршал в колледже… Да, первый он, но все было так противно, что я думала, ни с кем не вступлю в подобные отношения. Потом был Билл Уотли на первом курсе.
— По-моему, ты встречалась с Биллом около двух лет.
— Но все это было несерьезно. Я спала с ним только потому, что это было принято. Все говорили о каком-то особом наслаждении, которое испытываешь в постели с мужчиной. Хотя я ничего подобного не чувствовала. Ни разу.
Грэйс не могла выразить свое понимание и сочувствие словами, поэтому она только пожала руку дочери и продолжала внимательно слушать.
— И еще мне не хотелось принимать эти противозачаточные пилюли. От них толстеешь и голова болит. После выпуска я порвала с Биллом и ни с кем не встречалась, пока не защитила степень доктора.
— Трудно было держаться? — спросила Грэйс.
— Вовсе нет. Я по уши была в работе, и мне едва хватало времени на сон. Затем я стала встречаться с Генри Хартманом, но, когда отказалась лечь с ним, он совсем расстроился. У него самого были какие-то сексуальные проблемы, и чтобы их не усугублять, я сказала, что отказываюсь с ним спать, потому что лесбиянка.
— Кейси! — Грэйс едва не подавилась.
— На самом деле это сработало. Мы стали хорошими друзьями. Он больше не чувствовал скованности и не заботился о том, каким предстанет в моих глазах, и я тоже.
Грэйс протянула дочери пустой стакан:
— Милая, пока хватит. Налей мне еще немного, чтобы я могла выдержать следующую порцию. Ты уверена, что тоже не хочешь немного выпить?
— Мне нельзя пить.
— Почему?
— Я беременна.
— Господи!
В душе Грэйс все разом перевернулось. Она сразу же вспомнила тот момент, когда сама поняла, что беременна. И вновь ее захлестнуло чувство вины. Неужели и правда грехи матери ложатся на детей? Она обняла дочь за плечи и притянула ее к себе.
Кейси отстранилась:
— Все хорошо, мама. Не надо меня жалеть, а то меня саму начинает бить дрожь.
— Ты ему сказала?
— Конечно, и он счастлив. Как и я! У его жены не может быть детей, а приемных не захотел брать он. И я оказалась той самой женщиной, которая родит ему ребенка.
— Он рассказал ей о тебе?
— Нет. Он не хочет этого делать раньше времени, решил, что мне лучше уехать, пока он закончит дела с разводом. В университете жена на хорошем счету, и ему не хочется, чтобы их разрыв связывали с моим именем. Он считает, что так будет лучше и для меня, после того как мы поженимся.
— Но разве он не хочет быть рядом с тобой, пока ты беременна?
— Нельзя получить все сразу, мама. Если не будет проволочек, он сможет приехать за мной во время летних каникул. Он хочет быть здесь, когда родится ребенок.
Грэйс вздохнула с облегчением. Личный опыт приучил ее к мысли, что большинство мужчин — циники, по крайней мере в том, что касается секса. Но, может быть, этот окажется другим, порядочным.