Грэйс целиком доверяла этому врачу. Именно он привел ее в чувство после аварии. И если он сказал, что дигиталис сработает, значит, так оно и будет.
Ее прибытие в Чикаго ознаменовалось сильнейшей снежной бурей. Она уже позабыла, какими бывают зимы на востоке. Долгая утомительная поездка на такси в район, где жила сестра, показалась Грэйс нескончаемой. Тем не менее скользкое месиво под ногами и пронизывающий ветер, несущий мокрый снег, помогли Грэйс отключиться от мыслей о предстоящем.
Бланш была искренне рада сестре:
— Грэйс, ты прекрасно выглядишь! Господи, да ты вся дрожишь от холода!
— Это точно, Бланш! — подтвердила Грэйс, ставя чемодан; другой она оставила в камере хранения аэропорта. — Я уже давно отвыкла от такой погоды. Как ты только ее переносишь?
— Я уже привыкла. Мне даже кажется, что я скучала по холоду в солнечной Калифорнии. Снимай пальто и присаживайся у батареи. Это самое теплое место в доме.
Грэйс осмотрелась вокруг. Квартира Бланш состояла из спальни, маленькой, но уютной, крохотной кухни и душа. Бедные сестры, как мало хорошего видели они в жизни…
Бланш налила в чашки чай и поставила второй стул поближе к батарее. Грэйс обхватила дымящуюся чашку холодными дрожащими пальцами и посмотрела на сестру. Бланш для ее лет выглядела прекрасно. Волосы оставались такими же густыми, каштановыми, едва посеребренными сединой. На лице появились морщинки, но их было немного, а глаза все так же сверкали из-под толстых очков, которые она носила с детства. Грэйс вспомнила, как много лет назад Бланш цитировала Дороти Паркер:
Под очками прячешь глазки,
От мужчин не видишь ласки.
Подумать только, как этот глупый ехидный куплетик исковеркал жизнь сестры.
Позже, когда сестры пообедали и помыли посуду, Бланш принесла бутылку шерри и разлила по стаканам. Она пила, закатывая глаза и облизывая губы.
— Вот это — одно из удовольствий, которое я могу позволить себе благодаря твоим чекам. Каждый вечер после ужина я балую себя маленьким стаканчиком шерри.
Грэйс смутилась. Ей стало стыдно за то, что при всей своей обеспеченности не может ни в чем найти того удовольствия, которое Бланш находит в стаканчике вина.
— Бланш, бросай это все и переезжай жить к нам с Кейси. Мы будем тебе рады.
— Спасибо, но я правда не хочу. Прости меня, но это так. Всю свою жизнь я делала вещи, которые на самом деле делать не хотела. И вот в день похорон Элли я решила, что остаток жизни проживу для себя.
— Но, Бланш, у меня так много всего! Позволь мне поделиться с тобой тем, что имею: домом, деньгами, слугами, солнцем, наконец. Представь себе, ни одного промозглого вечера у батареи. Мы могли бы путешествовать…
— Нет, сестричка. Все это твоя жизнь, мой мир — здесь. У меня много подруг, большинство из них вдовы. По вечерам мы играем в бридж. Мы, конечно, не можем вести бурную ночную жизнь, но зато у нас есть телевизор, а у меня еще и немного шерри.
— Бланш, как получилось, что ты не была замужем?
Сестра долго не отвечала, и Грэйс начала волноваться, что была слишком бестактна, но тут Бланш ответила:
— Да, это вопрос вопросов. Не знаю, есть ли у меня на него ответ. Думаю, что мы с Элли все ждали прихода принца, но или он не нашел нас, или его попросту не существует. А потом мы перестали мечтать… Мы были нужны друг другу, и этого было довольно. Мы всегда жили душа в душу, не то что другие сестры. Я даже не припомню, дрались ли мы в детстве. Элли всегда была такой доброй, такой выдержанной, настоящая леди. Мы были счастливы вместе.
— Но разве ты никогда не думала… о сексе?
И снова Бланш медлила с ответом.
— Да, думала, но думала и о той беде, в которую секс вовлек тебя, моя младшая сестричка.
— То, что я попала в переплет, не означает, что это грозило и вам.
— Я имею в виду не это, — процедила сквозь зубы Бланш.
— Тогда я не понимаю тебя.
Бланш подняла голову и взглянула Грэйс прямо в глаза:
— Мы с Элли жили в одной комнате, спали в одной постели в течение тридцати лет. Мы любили друг друга и заботились друг о друге. Я знаю ее тело так же хорошо, как она мое.
Грэйс вздрогнула и уставилась на сестру. Такое признание ошеломило ее.
— Ты меня удивляешь… Никогда бы не подумала.
— Не подумала о чем? О том, что мы любили друг друга? Элли всю жизнь нуждалась во мне. Она была так ранима и так боялась жизни. Вначале я просто принимала ее полную зависимость от меня, а потом стала осознавать, что и сама столь же сильно нуждаюсь в ней. Мы никогда не осуждали друг друга… в этом смысле. Я никогда не смотрела на других женщин, и она — тоже. То, что мы делали, казалось нам вполне естественным проявлением любви, только и всего.
— Вероятно, ее болезнь легла на тебя тяжелым грузом.
— Да, но жизнь не стоит на месте. Каждый из нас когда-нибудь умрет. Одного я желала, чтобы страдала она поменьше. — Бланш вдруг замолчала. — Давай лучше спать. Уже десять, а они отключают отопление до шести утра.
Кутаясь в электрическое одеяло на кушетке возле кровати сестры, Грэйс думала над тем, как бы опечалились родители, узнай они правду о трех своих дочерях. Нет, Грэйс правильно сделала, не став отягощать их своими проблемами.
Проснувшись в шесть утра, Грэйс увидела сестру сидящей у открытой духовки, потягивающей кофе и читающей газету.
— Иди сюда, — с улыбкой предложила она Грэйс, — скоро включат отопление. Кофе хочешь?
— Конечно, только черный. — И, поеживаясь, добавила: — Бланш, мне надо сегодня уезжать.
— Так скоро?
— Я буду очень благодарна, если ты не станешь никому рассказывать, что я уехала от тебя сегодня.
— Это никого не должно касаться.
— Я имею в виду Кейси. Ей особенно не надо рассказывать. Или если кто-нибудь позвонит с работы. Скажи им, что я… вышла. Сегодня вечером я тебе позвоню. Договорились?
В десять утра Грэйс поцеловала Бланш и вернулась в аэропорт. Надо было приехать в Сент-Луис к полудню в понедельник на открытие. Времени оставалось немного.
В аэропорту она обменяла в камере хранения свой чемодан на тот, что оставила, когда прилетела, и направилась в комнату для дам. Там оказалось слишком много народу, тогда она пошла в другой туалет, но и там было слишком много людей для осуществления ее плана. Увидев дверь с надписью «Только для обслуживающего персонала», Грэйс решила зайти туда. На этот раз ей повезло. В помещении даже оказалась кабинка с зеркалом и стулом, где можно было переодеться. Заперев за собой дверь, Грэйс достала из чемодана мужской костюм, смыла косметику и приклеила густые брови и усы. Надев на голову парик, Грэйс аккуратно развернула потрепанную шляпу, которую купила в магазине «Секонд-хэнд». Грэйс не удержалась от улыбки: забавное зрелище! Она попробовала снять шляпу, и парик тоже пришел в движение. Пришлось закрепить парик на голове с помощью резинки. Завершив работу, Грэйс попробовала пройтись «мужской» походкой. Надо было поторапливаться. Скоро ее рейс.
Через полчаса под именем Малькольма Дженсена она уже поднималась на борт авиалайнера, готового отнести ее к цели. Всего через сорок пять минут она ступила на землю того города, в который много лет назад поклялась себе не возвращаться никогда в жизни. Кто бы мог подумать, что она вернется на место преступления другого, чтобы совершить свое?
Грэйс попросила таксиста отвезти ее в отель рядом с университетом. Зарегистрировавшись под тем же именем — Малькольма Дженсена из Де-Мойна, — она оплатила комнату авансом, сообщив, что, возможно, уедет рано утром.
Оставшись в одиночестве, она позвонила Джерри Кейси. Второй раз за последние сорок восемь часов. На этот раз она не стала менять голоса. Кейси взял трубку после второго гудка.
— Профессор Кейси? Это доктор Дэвис. Я недавно приехала. Поселилась в комнате 320 в университетской гостинице.
— Замечательно. Надеюсь, путешествие было приятным, несмотря на погоду. Вы предпочитаете встретиться со мной у себя или придете к нам на обед? Мы с женой с удовольствием вас примем.
— Спасибо. Я бы предпочла принять вас у себя, если не возражаете. У меня назначена встреча с еще одним кандидатом на должность. Вы не возражаете, если мы встретимся в девять?
В голосе его прозвучало разочарование.
— О, во время нашей прошлой беседы вы ничего не говорили о возможности принять на работу еще кого-нибудь. Мне показалось, что я единственный претендент. Я имею в виду, из нашего университета.
Грэйс постаралась говорить как можно дружелюбнее:
— Простите, если я вас разочаровала, но вакансии случаются не столь часто, так что конкурса не избежать. Наши гранты, как вам известно, весьма престижны, оказывают серьезную финансовую поддержку…
Грэйс пригодилось все, что дочка рассказывала о своей профессии. Фонд Мастерсона считался одним из самых престижных, и выпускники высших учебных заведений Америки, специализирующиеся на американской литературе, считали большой честью стать участниками его программ.
— Понимаю, должен сказать, что по вашему настоянию я никому не упомянул о нашем разговоре.
— Прекрасно. Значит, договорились. В девять. Комната 320.
Грэйс повесила трубку. Руки у нее дрожали. Пока все идет как надо. Грэйс достала из сумки шелковое сиреневое платье и повесила на плечики. Коричневый свитер, галстук и кожаное мужское кепи она спрятала в ящик под раковиной. Сняв парик и шляпу и раздевшись, она прошептала:
— Прощайте, мистер Малькольм Дженсен.
Около часа Грэйс практиковалась в том, как незаметно вынуть из-под матраса ампулы и шприц для внутривенного вливания. Почувствовав уверенность, она несколько раз попробовала воткнуть иглу себе в бедро. Она была настолько возбуждена, что почти не чувствовала боли.
В семь часов Грэйс приняла душ. Осторожно наклеила на виски тоненькие пластинки лейкопластыря и потянула их вверх, пока у глаз не пропали морщинки. Остальное поможет скрыть грим. Закрепив концы пластинок на макушке, Грэйс проделала ту же процедуру с пластырем возле ушей, подтянув кожу подбородка. Довольная полученным результатом, она стала гримироваться. Таким образом оказались сброшены еще несколько лет. Когда с макияжем было покончено, Грэйс надела парик. Теперь она была почти такой, как в юности. Цвет парика был подобран точно в тон волос, какие у нее были в восемнадцать лет. Обидно, что никто, кроме пресловутого профессора Кейси, не увидит юную красавицу Дэвис! Искусство возвращать молодость кинозвездам оказалось более чем кстати.