— Валер, телефон…
— Да, я знаю, — делает глоток кофе.
Лезет в карман, достает смартфон и, разблокировав его, бегло пробегает глазами по экрану. Едва заметно хмурится и прячет телефон в карман. Имею ли я право сейчас спросить, кто и зачем ему написал?
— Ты меня сейчас прожжешь взглядом.
— Кто тебе написал?
Переводит на меня взор и спокойно отвечает:
— Мой новый бух.
Лжет. Я просто знаю это, пусть и глаза у него спокойные и не бегают.
— И что пишет? — отставляю чашку.
— Пишет, что у него проблемы.
— Какие?
— Серьезные, — Валерий вздыхает и резко переводит тему. — Вика, ты не думаешь, что тебе надо к психологу?
— Прости?
— Меня беспокоит твое состояние. А тебя?
Оскорбительно и обидно слышать такое, даже если ты согласна с тем, что тебя сильно штормит в последние дни, поэтому я молчу.
— Еще одна ваза, Вика, и тебя переклинит, — продолжает Валерий. — Пойдешь вены вскрывать?
— Я так не поступлю с Соней, — шепчу я.
— То есть не было бы Сони, то ты бы наложила на себя руки?
Я отвожу взгляд.
— Ты же понимаешь, что нездоровая ерунда? — задает очередной сложный и неприятный вопрос. — Я, конечно, не идеальный отец, но ты вот прячешься за грудничка. Это не она должна тебя защищать, а ты ее.
Больно, но правда. Я действительно прячусь за Соню и ищу в ней утешение, что неправильно. Это я тут родитель, а не милая слюнявая крошка.
— И это только одна из твоих проблем.
— Прекрати.
— Например, чего ты от меня ждешь и хочешь? — новый глоток кофе, и он отставляет чашку. — Мы разобрались, что до определенного момента ты ждала любви и розовых единорогов. Сейчас ты чего хочешь?
— Хочу, — смотрю ему в глаза, — чтобы ты разблокировал свой телефон и дал его мне. Вот чего я хочу на данный момент.
— Ты уверена?
— Да. Ты спросил, чего я хочу, и я тебе ответила, — холодно улыбаюсь, загоняя трепетную девочку под бетонную плиту.
— Я тебе телефон не дам.
— Почему?
— Ты не увидишь того, что тебя порадует, Вика. И ты сама это понимаешь, — Валерий щурится. — Ты с таким настроем вчера явилась к Ладе и что в итоге? Истерика из-за разбитой вазы.
Он мне ее будет припоминать до самой смерти? И чего он так не хочет мне показать телефон?
— Так это тебе Лада написала? И какие же у нее проблемы нарисовались?
Валерий сжимает переносицу и сидит так около минуты.
— Она беременна? — шепчу я и сжимаю мокрые холодные ладони.
— Что? — Валера смотрит на меня, как на умалишенную.
— А почему нет? Или для тебя новость, что от близости бывают дети? — вскидываю подбородок, чтобы скрыть в себе ревность и смятение.
Валерий вздыхает, встает и через секунду нависает надо мной, вглядываясь в глаза. Вздрагиваю, когда он касается моего подбородка, разворачивая и поднимая лицо к себе.
— Кажется, я уже это говорил, но я повторюсь, Вика, — обнажает зубы в улыбке, — если дети, то только от тебя.
Наклоняется и шепчет, почти касаясь уха губами:
— Соня у нас с тобой замечательная получилась. В папу иногда вредная, а в маму красивая.
Я никогда не понимала фразу “растаять от мужчины” и лишится на несколько секунд всех когнитивных функций.
— Согласна?
Ухо плавится под его шепотом, который пронизывает мое сознание шелковыми нитями.
— Да… — выдыхаю я, не осознавая своего ответа.
Пробегает пальцами по щеке и на выдохе, который я вдыхаю, касается моих губ в легком поцелуе. Время останавливается, столовая исчезает, сердце пропускает удар и по телу прокатывается волна мурашек.
Поддевает кончиком языка верхнюю губу, и я готова упасть в обморок от жара, что накрывает меня. Этот мощный поток бежит по всему телу и уходит вниз живота, где сворачивается в тугую пружину. Не хочу, чтобы поцелуй обрывался, но реальность жестока.
Валерий отстраняется, мягко сжимает мой подбородок и улыбается:
— Хорошего тебе дня.
— И тебе…
Разворачивается и шагает прочь, а я хочу еще одного поцелуя, потому что мне мало. И можно объятий еще добавить, тихого шепота и ладоней на голой коже. Непроизвольно свожу колени вместе и крепко сжимаю их в желании хоть немного унять требовательный жар под юбкой. Я ничего подобного не испытывала прежде, и шокирована тем, что я могу быть подвластна тому, о чем говорят шепотом и глупо хихикают.
Валерий выходит из столовой, а срываюсь с места на кухню. Врываюсь к кастрюлям и тарелкам, и Инга замирает у духовки с противнем в руках. Наливаю в стакан воды из графина и залпом осушаю его, пытаясь потушить в себе угольки неконтролируемого желания. Опираюсь о стол кулаками и тяжело дышу, глядя на лужицу воды у графина.
— Вы в порядке?
— Я этот вопрос в последнее время очень часто слышу, — медленно моргаю.
Дыхание выравнивается, и выныриваю из слабости и растерянности. Возможно, Валерий прав. Мне надо к специалисту, чтобы хотя бы за деньги с кем-то поговорить о ситуации, в которой я внезапно очнулась. И как было, оказывается, просто, когда я отстранилась от всего мира и ушла под ледяной панцирь. Какого черта я решила нос свой высунуть, зубки-то оскалить и обратить на себя внимание?
— Прости, что напугала, — улыбаюсь Инге и покидаю кухню.
Подхватываю телефон со стола, сажусь и набираю дядю. Вслушиваюсь в гудки, поглаживая колено.
— Да, Викусь?
— У меня есть вопрос на засыпку.
— Слушаю, — голос дяди становится тверже.
— Ты понял, что я влюбилась в Валерия?
— Да, — коротко отвечает и хмыкает.
— Серьезно?! — возмущенно охаю я. — А почему мне не сказал?
— А что бы ты мне ответила?
— Что ты идиот, — подпираю лицо кулаком.
— Я не люблю быть идиотом даже на словах, — дядя зевает. — А ты когда это поняла?
— Вчера!
— И что думаешь?
— Ничего не думаю, — закрываю глаза. — Знал, наблюдал и ничего не делал.
— Кстати, фотографии готовы. Их тебе мой помощник закинет через пару часов. Соня там просто прелесть получилась. Из всех самая красотка.
Глава 36. Юный и дерзкий
Моя жена все еще подросток в душе. И другого ждать от нее не стоило, учитывая ее опекуна дядю Юру. Обескураживает своей непосредственностью, эмоциональными всплесками в самые неожиданные моменты. Да ни одна женщина на меня голого так не смотрела, и это учитывая тот факт, что близость между нами была. И она еще родила от меня ребенка. Ей Соню не ветром задуло.
Вдох и выдох. Надо сосредоточиться и успокоиться, чтобы не поддаться желанию вернуться в дом, повалить Вику на стол, сорвать провокационное платье, которое подчеркивает тонкие ключицы. Что-то мне подсказывает, не оценит моя жена подобного агрессивного порыва. Ей подавай невинные поцелуйчики, которые я давно оставил в своей юности. Не спорю, заводят, что аж дым из ушей, но за ними должны последовать стол, разорванная одежды и крик. Крики Вики.
— Черт, — сжимаю кулаки и закрываю глаза.
Несколько минут медитирую и выезжаю за ворота. Отвлекаюсь на дорогу, светофоры, знаки, и возбуждение отпускает меня, однако только стоит зацепить мыслями образ моей ненаглядной жены, как меня начинает накрывать.
— Да куда ты прешь, урод?! — рявкаю я на белый хэтчбек, который нагло меня подрезает, и бью ладонью по рулю.
Нагнать, вытащить из машины и отмудохать. Из меня прет агрессия. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Все внимание на дорогу и тихую музыку. Я спокоен и умиротворен, но это не помогает.
Всю дорогу я-то рычу, то клокочу, то матерюсь, и неважно: соблюдают или не соблюдают правила дорожного движения другие водители. Меня всё бесит, раздражает и нервирует.
С ругательствами и матерками паркую машину во дворе унылой многоэтажки. Пять минут сижу в тишине, затягиваю галстук и выхожу. Ничего примечательного. Типичная детская площадка, газончики с печальными полудохлыми цветами. В принципе, неплохо. Не бизнес-класс, конечно, но чистенько, дворник сердитый метет крыльцо у одного из подъездов.
— Какая тачка, — в нескольких шагах останавливается на электросамокате угловатый подросток с огромным красным прыщом на носу. Переводит на меня взгляд. — А я тя тут не видел раньше.
— Шуруй отсюда.
— Я бы тебя по тачке запомнил, дядь, — щурится. — К шкуре что ли какой приехал?
Я молча приподнимаю бровь. Улыбается, обнажая крупные зубы в брекетах.
— Я даже знаю к какой.
— Да ты что?
— Ага, — трет нос. — Вчера угорали над телкой, которая устроила тут шоу со слезами, криками на грузчиков и жалобами подружке по телефону. Задница у нее, конечно, огонь. Мы заценили.
Тужится, нарывается на неприятности и играет уличного альфача, брекеты которого оплатили его родители.
— А че ты ее сюда-то притащил, — окидывает меня оценивающим взглядом, затем кивает на машину. — При деньгах же. Или ты просто водила?
— Не твоего ума дело, — прячу руки в карманы и неторопливо шагаю ко второму подъезду.
— А зовут-то ее как? — едет за мной.
— Так понравилась?
— Я могу за отдельную плату палить, будет ли еще к ней кататься на рандеву.
— Ты и такие слова знаешь?
— Я так-то умный, — хмыкает. — Пять тыщ в неделю, дядь, и будешь обо всем в курсе. Двадцать за то, чтобы морду начистить новому хахалю.
— Ты-то и начистить? — удивленно оглядываюсь.
— Так я не один буду. По пятере на каждого, — уходит на самокате влево и резко равняется со мной. — У меня все продумано.
— А потом на малолетку загремишь, — сворачиваю к подъезду, — а тем, у кого брекеты там тяжко.
Недовольно фыркает:
— Ну, как знаешь, дядь, но твою телку тут без внимания не оставят.
— Пусть кроме внимания готовят чемодан денег, — притормаживаю у железной двери.
— Подтверждаешь, что все бабы продажные?
— Не все, но с теми, кому не интересны деньги, — оборачиваюсь, — сложно.
— Короче, бабки рулят, — недовольно подытоживает мой юный друг. Чешет щеку и торопливо проговаривает. — Код от домофона: звездочка, решетка один один четыре два, если опять не поменяли.