— Это останется тайной.
— Я у Вики узнаю, — с тихой угрозой говорит Юра.
— А я взял слово, что она никому ничего не скажет, — ухмыляюсь я.
— Муж и жена — одна сатана? — цепкой вглядывается в мой профиль. — Как у вас дела?
— Ну… — скрещиваю руки на груди. — Я делаю вид, что не замечаю в последние три дня того, что Вику по утрам тошнит.
— Подожди… — Юра весь напрягается и поддается в мою сторону.
— Она, конечно, всячески пытается это скрыть…
— Ты мне тут так не шути…
— Вот жду, когда мне тест с двумя полосками под подушку положат, — разворачиваюсь вполоборота к Юре и понижаю голос, — ты же понимаешь, что ты должен теперь молчать?
— А вдруг от нервов?
— Не-а, — улыбаюсь я. — Няня наша вся прям на иголках сидит и многозначительно с Викой переглядывается.
— Етить-колотить… — едва слышно говорит Юра, а лицо озаряется восторгом. — Я сейчас сам рожу.
— Молчком, Юра, — с предостережением шепчу я.
Быстрым жестом “застегивает рот на замок” и расплывается в улыбке. Я и сам глупо улыбаюсь. Возможно, я зря поделился с ним своими подозрениями, но смолчать не смог. Я должен был хоть кому-нибудь сказать, что мою жену тошнит от кофе по утрам.
— А как ты выеживался, Валер, — недобро щурится, — да?
— Был неправ, — не отвожу взгляда.
— И всё дядя Юра был козлом, сволочью и идиотом, который ни черта в этой жизни не понимает…
— Мне нечего на это ответить.
— Тебя то же самое ждет, — снисходительно усмехается. — Ты не думай, что не огребешь от той же Сони в свое время. Характер у нее мамин. Кашей точно будет плеваться. И ни у кого в нашей семье нет и не было простого и легкого характера, Валер.
— Предупрежден, значит, вооружен, — уверенно отвечаю я.
— Ну, я, если что, буду готов тебя утешить разговорами, что эти дети совсем распоясались, — Юра тяжело встает, вновь придирчиво оглядывает себя в отражении. — Будем втроем пить темном углу. Ты, я и твой отец. Можно за компанию и жен обсудить, какие они стервы и почему им все не так. Может, ты чего умного скажешь, потому что мы так и не нашли ответа на этот вечный вопрос. Мы пока пришли к мнению, что все бабы — дуры.
— И это ты говоришь такие слова перед свадьбой, — разочарованно вздыхаю я.
— Так я ж любя. Дуры, — оглядывается и мрачно продолжает, — но свои. И главное, чтобы мы тоже были своими козлами. Смекаешь?
Глава 59. Живи с нами и за нас
— Что ты плачешь, Темочка? — на крыльце стоит хрупкая темноволосая девушка и пытается укачать орущего ребенка на руках.
Я сама вышла подышать вместе с Соней, потому что меня резко замутило от канапе с сыром и оливкой. Кажется, я палюсь, и все кругом уже подозревают, что я в интересном положении. Особенно дядя, который при моем тосте отметил, что я не шампанское пью а лимонад.
Девушка оглядывается. Если я не путаю, то она жена Быкова, а у него в руках одни из самых крупных железорудных месторождений. Приглашениями занимался Валерий, и я не особо вдавалась в подробности, кого очень важно позвать, а кого лишь из вежливости. Чета Быковых была в списке важных.
Малыш на руках девушки резко замолкает, когда замечает насупленную Соню и обиженно шмыгает.
— Привет, — говорю я.
— Привет.
— Я Вика.
— Уля.
Темочка на ее руках опять шмыгает и хмурится, когда Соня отворачивается и тянется к моим волосам. И я ее понимаю. Она бы свои волосы намотала бы на пальчик, показывая, как она не заинтересована в новом знакомстве, но увы. Будет дергать мои.
— Мой тоже волосы любит, — Уля неловко улыбается.
— Давай-ка, их знакомить, — делаю шаг к ней.
Между нашими детьми сантиметров пятнадцать, и они устраивают молчаливые гляделки. Никто не улыбается и слюни от восторга не пускает.
— Это нормально? — спрашивает Уля.
— Без понятия, — пожимаю плечами.
— Это он в отца, — вздыхает и шепчет, вглядываясь в личико Сони. — Это Артем.
— Соня, — улыбаюсь хмурому малышу.
Моя дочь первая подает голос и как-то высокомерно агукает. За это удостаивается недовольным покряхтыванием. Опять замолкают.
— Вот и поговорили, — Уля смеется.
— Может, им надо время?
— Может быть.
На крыльцо выплывает сам Быков. Высокий, широкоплечий и темноволосый мужчина лет тридцати пяти. Напрягаюсь, потому что лицо у него мрачное и высокомерное. С таким выражением расхаживал Валерий и доводил меня до тихого бешенства, но Уля расцветает влюбленной улыбкой при его появлении.
— Юра там танцы устроил, — говорит он мне.
— Он забавный, — Уля ласковой кошечкой прижимается к мужу, а он ее с ленцой приобнимает.
— Я Вика.
— Я знаю.
В ответ я вскидываю бровь. Конечно, Валерий ему руку пожимал, когда встречал гостей, но вот я имени его не помню.
— Макар Витальевич, — наконец представляется он.
— Ну, тогда я Виктория Романовна.
Уля округляет глаза. Видимо, я слишком вольничаю с его важным мужем, но у меня самой такой же вредный и высокомерный супруг.
— А не Юрьевна? — Макар хмыкает.
— Романовна, — голос мой твердый.
Красивая такая пара. Он суровый мужик, а Уля — милая скромная красавица в легком бирюзовом платье, но как-то мне неуютно. От Макара холодом веет.
— Я хочу дружить с Улей, — строго заявляю я.
— Что? — тихо отзывается она.
— Дружить будем, — улыбаюсь я. — Мы вынуждены, ведь наши дети уже дружат.
Макар переводит взор с молчаливого и надутого Артема на не хмурую Соню и приподнимает бровь, недовольно глядя на меня.
— Плюс наши мужья, видимо, хорошо знакомы, и мой дядя в этой схеме участвует, — продолжаю я с улыбкой. — Мы, что, будем в стороне сидеть? Подруги у меня нет, а теперь будет.
Уля поднимает удивленный взгляд на Макара, который молча кивает и уводит ее. Слышу голос Валерия, и до меня вместе с отголосками музыки долетает обрывки “все хорошо”, “свадьба явно удалась”. Соня на руках фыркает и утыкается в грудь личиком.
— Ты решила сбежать? — Валерий с улыбкой выходит ко мне. — Это привилегия невесты.
— Макар Витальевич мне не нравится, — сердито отзываюсь я.
— Да нормальный он мужик, — забирает у меня Соню и пританцовывает. — Своеобразный, но мы все такие.
Глаза горят, скулы чуток тронуты румянцем. Его веселье оправдано несколькими бокалами шампанского.
— Там Юра на шпагат сел.
— Да ну?
— Правда, пришлось ему потом помогать встать, — Валерий целует Соню в макушку и посмеивается. — Ему точно надо садиться на диету.
К горлу подкатывает тошнота. Я делаю медленный вдох и выдох.
— Вика, ты в порядке? Ты побледнела…
— Угу-м…
— Точно?
Прикрываю рот рукой, и по глазам Валерия вижу, что все он знает. Знает, молчит и ждет новости, что нас скоро будет четверо.
— Валер…
— Да? — шепотом спрашивает он.
— Я буду дружить с Улей.
— Что?
Я не это хотела сказать, но оно само вырвалось из-за жуткого волнения. Сердце бешено колотится, ладони мокрые и пальцы дрожат.
— Я…
— Так, — шепчет Валерий, а Соня распахивает глазки.
— Я…
— Что ты?
— Беременна… — едва слышно попискиваю я, готовая рухнуть без чувств к ногам Валерия, который рывком притягивает к себе и одной рукой прижимает к груди.
Соня незамедлительно хватает меня за волосы. Каждый удар сердца заполняет грудь солнечным светом и теплой надеждой, что все будет хорошо.
— Вика, я люблю тебя, — голос у Валерия хриплый и надрывный. — И готов умереть за тебя, за Соню… за вас, Вика…
— И я тебя люблю, — выдыхаю я и чувствую, как по щеке бежит слеза. — И не надо умирать. Живи с нами и за нас.
Минута молчания, в котором расцветает вечность вселенной, но она обрывается криками мамы Валерия:
— Ушлепок! Козел! Сволочь!
— Катюш, успокойся, — раздается приглушенный и пьяный голос дяди. — Прекрати! Мне все равно не больно!
Глухой удар, и дядя шипит:
— А теперь больно.
— Да как ты посмел?!
— Я же извинился!
— Завали пасть, жирная ты свинота! Ты кем меня выставил перед сыном?!
— Не ори ты так, — рычит дядя, — а то еще Аркаша услышит.
— Да он тебе за такое кишки через ноздри вытянет! — голос свекрови дрожи гневом. — Любовник?! Ты в своем уме?! Какой любовник, придурок ты эдакий?
— Катюша, милая, — дядя понижает голос. — Это была импровизация чистой воды, чтобы сына твоего встряхнуть.
— Вот урод, — Валерий возвращает мне Соню и решительно заходит в фойе ресторана.
— А давайте обойдемся без драк, — семеню я за ним.
Дядя зажат в углу возле горшка с фикусом, а перед ним, крепко стискиваю сумочку, стоит Екатерина.
— Я про твою маму нагло и подло солгал, — Юра закрывает руками голову, когда Екатерина бьет его сумочкой. — Катюш, пропусти Валеру ко мне. Это он должен личико мне подправить.
— Нет у меня любовника! — Екатерина разворачивается к Валерию. — И быть его не могло, потому что твой отец за каждым моим шагом следит. И кто ему однажды сказал, что за женами надо строго следить? А? Как ты думаешь?
— Мам, я ему все равно не поверил.
— Он и сказал! — вскидывает руку в сторону дяди, который поправляет галстук. — Он его вечно на всякую фигню подначивает! Это не человек, а дьявол!
— А он в ответ подначил меня этих голубков поженить, — дядя деловито приглаживает лацканы пиджака. — И посмотри! Какие красавчики!
— Ненавижу тебя, — Екатерина разворачивается к дяде.
— Есть за что, — Юра примиряюще улыбается. — Но я раскаиваюсь. Поэтому и признался, потому что я начинаю новую жизнь.
— Конечно… — Екатерина зло щурится. — Я тоже семья, Юра.
— Ну, что ты хочешь, Кать? — дядя сводит брови вместе. — Как мне загладить вину?
Екатерина щурится, задумчиво помахивая сумочкой, и тихо говорит:
— Есть одна идея.
— Кидаться с крыши я не буду, — скрещивает руки на груди.
— Я хочу открыть приют для животных, — Екатерина улыбается. — Большой, современный, со специалистами и волонтерами. Аркадий против. Говорит, деньги на ветер.