я семь минут. Целых семь минут мы не сможем уворачиваться от снарядов противника.
Но капитан все же отдал приказ:
– Начать маневр!
Я затаил дыхание, так как сейчас наступала решающая фаза боя. Левиафан ринулся вперед, набирая скорость, и все замерли в ожидании.
– Попадание в левый носовой бак! – поступил доклад с технического поста. – Фиксирую частичное разрушение!
Справа появилось схематическое отображение Левиафана, затем оно развернулось, показывая нос корабля, и левый передний бак подсветился красным. Капитан, жестикулируя в воздухе, вывел перед собой картинку с внешних камер наблюдения. В носовой части разлеталось множество мелких обломков, и я сам полез в системы мониторинга убедиться, что жизненно важных узлов не задето и уже начата герметизация сохранившегося объема. Тем временем Лукашевич не стал отступать:
– Продолжать сближение!
И тут же поступил очередной доклад:
– Попадание в носовую часть! Повреждена несущая ферма, незначительно задет средний левый бак.
На изображении с внешних камер появилась вспышка, а затем разлет очередных обломков.
– Рыскание, угол минус три градуса, – тут же среагировал капитан.
Фрегат слегка повернулся, подставляя правый, не поврежденный борт, и гонка продолжилась. Я почему-то не испытывал страха, может, дело было в гормональной коррекции, а может, был уверен, что все получится. Противник продолжал вести огонь с частотой один выстрел в минуту, и, по сравнению с началом боя, эта частота снизилась. Не знаю, чем это было обусловлено, возможно, разрядились накопители энергии и сейчас стрельба идет только на мощностях реактора. Тем не менее мы поймали все семь снарядов, которые просто разворотили нос Левиафана. Длина фрегата сократилась почти на треть, но после четвертого попадания снаряды уже не могли пробиться дальше через нагромождение обломков и просто вязли. Два последних бака с топливом оставались целыми, и можно смело сказать, что задумка конструкторов по поводу физического щита удалась на все сто процентов.
Лукашевич сжимал кулаки, и в десяти метрах от него я слышал, как скрипели его зубы от напряжения. Он поглядывал на цифры, отображающие время подлета наших снарядов, расстояние продолжало сокращаться, и, когда достигло значения пятидесяти километров, капитан решил, что пора.
– Захват цели, открыть пушечный огонь!
Две носовые турели были уничтожены, но восемь оставшихся, повинуясь командам оператора, развернулись и выплеснули в пространство огненный шквал. Скорострельность каждой пушки составляла две тысячи выстрелов в минуту, а подлетное время тридцать шесть секунд. Бортовой вычислитель распределил огонь между орудиями так, чтобы перекрыть возможные маневры противника. Движение орудий и трассерные следы вызывали ассоциацию с поливом водой из шланга, если быстро водить им из стороны в сторону.
Расстояние уже позволяло рассмотреть вражеский корабль в приближении, и мы наблюдали, как он пытался уйти с линии огня. Но площадь накрытия не оставила ему шанса, и через тридцать секунд я увидел первые вспышки попадания на корпусе противника. По мере сближения площадь рассеивания уменьшалась, и все больше снарядов находили цель. Когда количество попаданий достигло критического значения, на вражеском корабле что-то рвануло, и в космос полетели обломки. Корабль начало разворачивать левым бортом к нам. Его маневры прекратились, и в этот момент на нем скрестились все орудия Левиафана. Сначала серия мелких взрывов прошла по корпусу, а затем на какие-то секунды вспух шар огненной плазмы, распространяющийся во все стороны от корабля противника. Когда высвободившаяся энергия рассеялась в космосе, от места, где некогда был враг, разлетались обломки. Через мгновение экипаж просто взорвался криками.
– Да!!!
– Получи!!!
– Так ему!!!
Лукашевич обернулся посмотреть на ликующих курсантов и дал им немного времени порадоваться своей первой победе, но расслабляться было еще рано.
– Баллистики, рассчитать траектории обломков, при необходимости выполнить маневр уклонения. Техники, доложить о повреждениях. И оцените, сколько топлива у нас осталось. Нам еще домой возвращаться.
Пока все были на эмоциях, радуясь победе, меня отвлекло оповещение, приходящее от систем наблюдения корабля. Развернув перед собой окно, увидел изображение поверхности Марса и, ознакомившись с информацией, направился к Лукашевичу. Подойдя ближе, произнес:
– Господин капитан, вам нужно на это взглянуть.
* * *
Юрий вытащил гаечный ключ из чемодана для инструментов и с пыхтением залез в шкаф с оборудованием. Когда он начал затягивать прохудившийся патрубок, рядом раздался голос:
– Юра, ты чего полез? Нужна помощь?
От неожиданности он дернулся и стукнулся головой о трубу, после чего выполз наружу, потирая лоб рукой.
– А, это ты, Бетти.
Девушка, поняв, что именно она стала причиной травмы, прикрыла ладошкой свой рот, но тут же засуетилась вокруг раненого:
– Ой, прости, Юра, я не хотела. Сильно ударился?
Тот посмотрел на Бетти и с улыбкой отмахнулся:
– Да нет, пустяки.
– Так чего ты туда полез? – Девушка кивнула в сторону шкафа.
Он обернулся и посмотрел туда, где был минуту назад.
– Опреснительная установка снова потекла, работает на последнем издыхании. Скоро нечем будет ее чинить.
Бетти погрустнела и опустила голову.
Юра понял, что сказал лишнего, поспешил исправиться:
– Да ладно, не все так плохо. Запчасти пока есть, вон Лианг станочек собрал, что-то сами сможем изготовить из ненужного хлама.
Внезапно из лежащей рядом рации раздался голос того самого Лианга:
– Юрий, это Лианг.
Юра взял в руку рацию, нажал на боковую кнопку и ответил:
– Да, Лианг, слушаю тебя, что-то случилось?
– Даже не знаю, как объяснить, думаю, ты должен сам на это посмотреть.
– Где?
– Да просто выйди наружу, я здесь у входа в шлюз стою.
– Понял, сейчас иду.
Юра посмотрел на Бетти и пожал плечами, затем собрал инструменты в чемодан и направился на выход из технической зоны. Пройдя гермодвери, он попал в оранжерею, где стояли гидропонные установки с различными салатами и овощами. Бросив взгляд на растущую зелень, он слегка поморщился, вспомнив этот надоевший вкус травы, без приправ, соли и прочего. Преодолев очередные гермодвери, Юра оказался в центральном модуле марсианской базы. Этот модуль был самым большим по размеру, поэтому из него сделали мастерскую, так как здесь легко помещались габаритные вещи. Как раз сейчас Брайн пытался собрать из двигателя колеса марсохода и лопастей беспилотника что-то, напоминающее ветряк. Юра подошел к нему и несколько секунд рассматривал это последнее слово техники. Брайн ничего не замечал, продолжая пыхтеть.
– Думаешь, будет работать?
Брайн бросил свое занятие и обернулся, затем взглянул на свое детище и ответил:
– Не знаю, по идее должно.
Юра не стал выражать, что он думает по этому поводу, лишь похлопал его по плечу и одобрительно сказал:
– Хорошо бы, дополнительная энергия нам не помешает.
Брайн посмотрел таким взглядом, как бы говоря: «Знаю, что ты об этом думаешь».
– Брайн, – Юра протянул ему чемодан с инструментами, – я не успел закончить с опреснителем, Лианг срочно позвал. Там только патрубок затянуть, сделаешь?
Тот перехватил чемодан:
– Да без проблем.
Юра молча кивнул и направился в раздевалку. Подойдя к своему шкафчику, он достал свой скафандр и принялся в него облачаться. Взяв в руки шлем, он почти уже надел его, как обнаружил на рукаве скафандра порванный участок. Отложив в сторону шлем и взяв с полки скотч, он тщательно перемотал поврежденный участок и осмотрел получившуюся латку, затем осмотрел остальные пять и, вздохнув, снова потянулся за шлемом.
Пока шел к шлюзовой, размышлял над тем, сколько еще они здесь протянут. Все больше механизмов и агрегатов выходит из строя, медикаменты и витамины закончились. Он снова посмотрел на новую латку – скоро выйти наружу не сможем. Но все же он командир этой затянувшейся экспедиции и поэтому должен поддерживать и ободрять команду, хотя сам уже почти утратил надежду. Девять лет выживания на этой проклятой, безжизненной планете, запас прочности как железа, так и людей уже на исходе.
Войдя в шлюз, он закрыл внутренний люк и активировал откачивание атмосферы. Пока насосы выравнивали давление с атмосферой Марса, он периодически поглядывал на нарукавный монитор состояния скафандра, боясь, что плохо загерметизировал разрыв. Но все показатели держались в зеленой зоне, и он, наконец, нажал на кнопку открытия внешнего люка. Выйдя наружу, Юра увидел стоящего неподалеку Лианга, который прогнулся в спине и не шевелился.
– Что ты хотел мне показать? – спросил его Юра, подойдя ближе.
Лианг выпрямился, затем поднял руку вверх и, указывая пальцем в небо, произнес:
– Смотри.
Юра так же изогнулся и стал рассматривать область неба, куда указывал Лианг, но ничего не происходило.
– Так, что я там должен увидеть?
– Смотри, – снова повторил Лианг.
Юра пожал плечами и продолжил напрягать глаза в надежде, что-нибудь разглядеть. Он с минуту так и стоял, пока не увидел в небе яркий расходящийся круг, а потом еще один. Хандру как рукой сняло, сердце застучало быстрее, зрачки расширились, а в организм начала поступать изрядная порция адреналина. Он прекратил рассматривать небо, сразу активировав общий канал.
– Внимание, Брайн, Мидзу, бросайте все и срочно к электростанции. Брайн, захвати с собой инструменты.
– Что случилось, командир? – с ленцой спросил Мидзу.
– Потом, все потом. Кажется, у нас появился шанс.
Через двадцать минут они уже вчетвером, натужно дыша, тащили тяжеленный аккумулятор к стоявшему неподалеку марсоходу. Пять лет назад из-за ненадобности его разобрали на запчасти, но в нем осталась рабочая система связи с антенной, способной достать до орбиты.
Дотащив аккумулятор, Юра с Брайном кинулись прикручивать клеммы, а Лианг и Мидзу полезли внутрь. Наконец клеммы были установлены, и все замерли в ожидании.