Молча шагаю на кухню.
— Мне бы не составило труда.
— Отстань от меня! — разворачиваю к нему. — И да, ты никогда не говорил мне, какая я красивая! Даже на свадьбе, когда я вышла в офигительном платье! Окинул взглядом и промолчал! — делаю паузу и охаю. — Какой же ты урод!
— Посмотреть фотографии с нашей свадьбы у меня по плану ближе к рассвету, когда я совсем отчаюсь хоть что-то понимать в этом бардаке, — взмахивает рукой на документы перед собой. — Кстати, — переводит взгляд на меня, — где мы храним свадебные фотографии?
— Я тебе не скажу.
— Ладно, — улыбается, — я позвоню родителям. У них, вероятно, тоже есть альбом со свадьбы сына. Так?
Меня пробирает на истерический смех. Все-то у него продумано, всегда он на шаг впереди.
— Почему ты смеешься?
— А почему ты такой козел?
— И судя по всему, — окидывает взглядом свои бумажки и вновь на меня смотрит, — не очень умный козел. Некоторые мои решения меня просто обескураживают.
— Ты не был таким! — повышаю голос. — Что на тебя нашло? Что за внезапные откровения, что за шутки? Что за общение такое? Где твоя вечно мрачная рожа, будто ты выжрал бутылку скисшего молока? И если у нас тут такие перемены в Макаре Витальевиче, то дай мне развод. Окончательно удиви меня до потери дара речи!
— Как часто мы с тобой скандалили?
— Да никогда! — срываюсь я на крик. — Разве я могла на тебя рот открыть? На такого важного, сурового и молчаливого?
— А, может, стоило?
— И что бы ты сделал?
— я не знаю, — пожимает плечами. — Ты мне скажи.
— Ты бы сказал. — выдыхаю, как разъяренный бык, — я буду в кабинете, Улиточка!
— Улиточка? — приподнимает бровь.
— да! Маленькая склизкая улиточка! Слизняк! И я такой и была! И сейчас я такая!
Только очень злой слизняк, который никак не уползет от тебя! И до тебя не достучаться!
И вот тут я решаю снять кольцо с пальца, а оно не слезает. Макар терпеливо ждет моего злого жеста в котором я должна швырнуть ему обручалку в лицо, но у меня ничего не выходит.
— Я тебя прошу, только не вздумай себе отрубать палец, чтобы избавиться от кольца.
Поднимаю взгляд.
— У тебя красивые руки, — меланхолично отвечает он. — Не надо себя уродовать назло мне.
Делаю выдох и в следующую секунду рву все документы. Разбрасываю обрывки вокруг себя, и затем, вскинув подбородок, смотрю на Макара. У меня руки трясутся от ненависти к нему. Он раскрывает новые грани своего самодовольства.
— Это копии. И честно сказать, я хотел сделать то же самое.
— Ненавижу тебя.
— Я не моту чувствовать вину за то, чего в моей памяти нет, Ульяна.
— Да и так не чувствовал вины, — в отчаянии усмехаюсь я. — Ничего не поменялось.
— Говорят, перед комой я сильно буянил.
— зачем я тебе нужна? Вот сейчас. Зачем? Мы же по факту сейчас чужие друг другу люди. Ты в том времени, когда еще не искал жену.
— Я не думаю, что был к тебе равнодушен.
— Что? — у меня лицо перекашивает.
— Я запретил себе что-то чувствовать к женщинам после того, как получил от Лены сильную оплеуху, — Макара усмехается. — Сколько лет я был холостяком, который ни с одной женщиной не перешел к чему-то серьезному.
— я не стану этого слушать, — разворачиваюсь и шагаю прочь.
— И у меня не было цели создать семью, — спокойно продолжает Макар, —
жениться, родить детей.
Я почему-то останавливаюсь и замираю в проеме двери. Я не хочу внимать его откровениям, но не могу сдвинуться с места.
— И насчет того, чтобы однажды передать бизнес своей кровиночке? Нет Я ведь не жену себе присматривал до всего этого, а упертого, мозговитого и амбициозного управляющего, который бы смог после моего ухода справиться с бизнесом. Дети — это довольно рискованный проект, который в итоге может не оправдаться.
Оглядываюсь, и Макар хмыкает:
— Да, я был циником, но другим, Ульяна. Конечно, семейным дядькам больше доверия и уважения, но три года назад меня это абсолютно не волновало. Да и я повыше уровнем многих. Зачастую я решал, кто подходит под рамки серьезного партнера.
— Это никак не объясняет твоих изменю
— А что бы объяснило? Украли инопланетяне, подменили меня и накуролесили?
— Я устала от твоего сарказма, — вздыхаю я и цежу сквозь зубы. — Просто дай мне развод.
— Нет
— Почему?
— Потому что тот Макар в тебя влюбился! — повышает голос и бьет по столу кулаком. — И сейчас я пытаюсь понять почему!
Глава 40. Не там искал
— Что ты несешь?! — возмущенно восклицает Ульяна. — Изменял, потому что любил?
Да, звучит очень нелогично, но я могу лишь так объяснить, почему рядом со мной оказалась Ульяна. Вряд ли я признался себе в симпатии к ней, а после, когда начал привязываться к милой жене, ударил первым. Возможно, я не хотел, чтобы Уля однажды сделала мне больно, как было это с Леной?
Влюбленный я уязвим. Я помню этот дикий период, когда меня моя большая любовь выкинула из своей жизни, и сейчас бы я не хотел опять окунуться в это “волшебное” состояние, когда боишься быть отвергнутым, когда ты уже раскрыл сердце. Пусть меня отвергнут, когда все только начинается.
— ты продолжишь свою гениальную мысль, Макар? — Ульяна зло щурится.
Отвергнут, и в наказание нелюбви оставлю женщину с собой, чтобы… что?
— Макар!
— Да я сам ни черта не понимаю! Если бы во мне логика, тебя бы здесь не стояло!
Оставить рядом, чтобы доказать свою власть над своей жизнью и над человеком, который хочет сбежать? В прошлый раз я позволил уйти тому, кто меня не любил.
— Почему бы нам не сойтись на том, что ты изменял, потому что… потому что вот такой ты человек? Кобель? М? — Ульяна разводит руками в стороны. — Зачем тебе решать сложный ребус, который на деле вовсе не ребус?
— Хорошо, — улыбаюсь, — я тебе не дам развод, потому что вот такой я человек.
Самодур.
Возвращаюсь за стол, подхватываю один из обрывков и слышу тихое.
— Лучше бы ты умер.
Поднимаю взгляд, и бледная Ульяна отступает, прикрыв рот ладонью.
— 0го, — усмехаюсь. — Даже так?
Вот оно дно, к которому, похоже, я стремился. И тут на дне очень неприятно.
Холодно, темно и очень знакомо. Воздух спертый, меня окружает вонь мужского пота, страха, влажной земли, железа и пыли. Тесно.
— Макар.
Я тогда сам спустился в шахту, как только разгребли завал. Меня отговаривали, давили на то, что нужно укрепить проход, и были правы. Спустился и новый обвал Глупое решение, которое обернулось часами в компании испуганных мужиков, которые молились, разговаривали с тенями, узнавая в них жен и детей.
Столько ужаса во взглядах, вдохах и выдохах. Кто-то плакал, размазывая слезы по черным щекам. У Васи была пробита голова, и его за руку держал бригадир, который своим молчанием среди неразборчивого бубнежа казался мне мертвым. Грязная роба, тусклые фонарики на оранжевых касках и осознание того, что мы все здесь подохнем от нехватки кислорода. С каждой минутой воздух становился тяжелее и гуще.
Никто тогда не погиб, но никто и не вышел оттуда прежним. Все мы, в том числе и я, побывали за гранью, за которой прожили галлюцинации, задыхаясь и ныряя в обмороки.
У меня не было тогда облегчения того, что меня вытащили на поверхность. Этот ужас навсегда остался со мной, и я помню липкую и гнилую мысль:
“Лучше бы я там умер."
И у других глаза тоже были пустые, будто из нас в этой густой вонючей темноте выжрали души, а после вытолкнули в жизнь и к людям.
— Макар… Я не хотела этого говорить… Макар, я сгоряча.
После возвращения из ада, влюбленный взгляд тихой подчиненной, легкий румянец на щеках и смущенная улыбка, когда я ее заметил и поздоровался. Она меня ждала и была рада видеть. Она бы, наверное, плакала, если бы я не вернулся, но не сейчас.
— Макар! — Ульяна заносит руку, чтобы одарить меня пощечиной, но я перехватываю ее руку за запястье.
Кто-то должен был по мне проливать слезы. Кто-то вспоминать. Кто-то пронести память обо мне через года и оставить мой образ в головах моих детей. Любить должны были меня, но не я. Потому что тогда я умру в темноте со слезами, болью и тоской. я буду видеть в тенях жену и просить ее спасти меня.
— Макар…
Я использовал Ульяну, но сам мог стать жертвой ее любви. Бояться за нее, ждать предательства… если не будет ее любви, то я в ней не утону. Так ведь? Но, как обычно, у меня все идет не по плану. Пусть я не понял, но оказался под завалами, затем еще накинул сверху, и теперь мне не выбраться. И Уле не позволю выползти.
— Макар, я не хотела… Ты меня слышишь?
Хотела. Сначала делом, потом словом.
Какая у нее тонкая рука и аккуратная ладошка, к которой хочется прижаться щекой и почувствовать ее тепло. Женское тепло, в котором можно раствориться без остатка и забыться. И ведь Ульяна его мне дарила, а теперь ее чуткость и ласка обратилась в желание моей смерти.
Я хочу вспомнить те моменты, когда она улыбалась, обнимала и целовала меня.
Что она тогда говорила мне? Мой разум разыгрывает со мной злую шутку, и в ее ласковом шепоте из прошлого я слышу: “Лучше бы ты умер”. Ее улыбка обращается в лживых воспоминаниях в оскал, а лицо размывается, идет черными пятнами и остается только душная тьма.
— Иди к себе, — разжимаю пальцы и выпускаю тонкое хрупкое запястье, на котором, вероятно, останутся синяки. — Я исчерпал лимит на разговоры.
Пятится и торопливо выходит. Подпираю лоб кулаком и медленно выдыхаю.
Несколько минут в тишине, и я встаю. Окидываю взглядом обрывки договоров, в которых пытался найти себя, и усмехаюсь. Не там искал.
Через минуту поисков в телефоне не нахожу нужного контакта. Лезу в черный список. И вот она.
Жанна. Сестра Ульяны.
Глава 41. Я не такая
— Ты обещал, что уйдешь от нее, — говорит Жанна и обиженно вскидывает подбородок.
Они с Ульяной похожи. Видно одну кровь, только вот Жанна более порочна. Может, дело в макияже, которым она удачно подчеркивает глаза, брови и губы. Я не знаю, но это и неважно. В ней меня отталкивает что-то неуловимое, скользкое и липкое.