Возможно ли излечиться? Любят говорить, что время лучший лекарь, но оно не избавит меня от воспоминаний, например, о нашем первом поцелуе. И да, эти осколки можно закинуть в темный угол, но я буду возвращаться к ним. С годами все реже, однако мне их не выкинуть из головы.
И как легко любить человека, который не ошибается, не предает и не спотыкается на жизненном пути. Любишь и наслаждаешься партнером, собой и окружающим миром.
— Уля… — говорит сквозь сон Макар.
— что?
— Я посмотрел фотографии с нашей свадьбы.
Я тоже их на днях пересматривала. Я там такая дура счастливая, что хотела все снимки порвать, но Дина бессовестно отобрала альбом и куда-то спрятала.
Сказала, что когда я буду в состоянии поплакать, то тогда и буду рвать фотографии.
Я в ответ легла на ковер и тут же заснула.
— и на всех фотографиях я испуган.
— вовсе нет.
Макар на снимках — строгий, надменный и самодовольный.
— Да, Уля, я очень испуган. И не спорь. А, может это я сейчас испуган. — замолкает и приоткрывает левый глаз, — не спросишь почему?
— Почему?
Когда он уже заснет? И мне бы сейчас уйти, ведь он забудет этот ночной разговор, а для меня он может обернуться сожалениями и тоской.
— Потому что я хочу пригласить тебя на свидание
— что?
— Прямо сейчас, — зевает и хочет встать, но я его толкаю обратно на матрас. — Пошли на свидание?
— ты пьян.
— Ну да, — хмурится он и накрывает лоб ладонью, — тогда завтра?
— Какое свидание, Макар, если мы разводимся? — шепчу я, а голос дрожит.
— Обычное свидание… — ворчит он и переворачивается на бок. — Я, что, зря няню нанял? Она для этого и нужна. Папа и мама на свидание, а она с ребенком …
— Макар.
Молчит, и слышу его тихое посапывание. Заснул, да так еще внезапно, будто его выключили.
— Макар… — шепчу я, чтобы удостовериться в том, что он точно заснул.
Не отвечает. Кусаю губы и аккуратно ложусь рядом. Не могу ничего с собой поделать. Каждую ночь просыпаюсь одна в постели, и с каждой ночью голод по теплу становится острее и отчаяннее.
Я лишь на короткую минуту прижмусь к его спине, прислушаюсь к дыханию и сохраню его терпкий и пряный запах. И никто об этом не узнает. Это будет моим секретом. Да, я слабая и схожу с ума, но я нуждаюсь в Макаре. Хотя бы на минуту.
Если он пьян от виски, то я от тоски. Обнимаю Макара, делаю глубокий вдох у его затылка, закрываю глаза. И нет сейчас для меня ничего, кроме его запаха. Почему женщина не может просто взять и преисполнится равнодушием к тому, кто делает ей больно.
Открываю глаза и вся внутри съеживаюсь от паники. Утро. Была ночь, а теперь утро. Макар сидит на кровати ко мне спиной, опершись локтями о колени, а я боюсь пошевелиться. На мятой подушке расползлись пятна солнечных лучей.
Как я могла заснуть? Я ведь этого не планировала. Я лишь хотела украсть у пьяного Макара минуту близости, а потом трусливо ретироваться. И как ему все теперь объяснить? Как оправдаться?
— Я все помню, — мрачно говорит он.
Сердце сжимается в черную точку от его тихого голоса.
— Не только то, как я разрыдался, — продолжает он. — Память вернулась… — замолкает на секунду и недобро усмехается, — Улиточка.
Глава 47. Ревность
— Ульяна, — приподнимаюсь на руках. — Меня зовут Ульяна.
Оглядывается, зло щурится и тихим шепотом, что пробирает до самых костей, спрашивает:
— что, была готова отдаться пьяному нытику, если бы он был чуть настойчивее?
Недоуменно молчу, затем возмущенно моргаю, а через секунду смеюсь. Видел бы он себя сейчас со стороны. Лохматый, бледный и разъяренный.
— Ты ревнуешь к самому себе? — вскидываю бровь
— значит, была готова раздвинуть ноги, — цедит он сквозь зубы.
— Это, правда, смешно, Макар, — я опять смеюсь. — Ты себя слышишь? Давай, назови меня еще и шлюхой за то, что обнимала законного мужа.
Судя по его взгляду, он хочет так и сказать. Медленно выдыхает, крылья носа вздрагивают в гневе, и на щеках гуляют желваки.
— Верни того Макара, — шепчу я. — Он был разговорчивым.
Я хочу его подразнить. И имею право за все эти одинокие ночи, блеклые дни и апатию, в которой я задыхалась.
Макар встает, поправляет ворот рубашки и скрывается в ванной комнате, бесшумно прикрыв дверь.
— Узнаю того самого Макара, который просто уходит от диалога, когда ему что-то не нравится и когда ему нечего ответить.
Сжимаю переносицу. Сейчас он удовлетворит свои физиологические потребности, сходит в душ, выпьет кофе и устроит мне сладкую жизнь.
— НУ, что там? — с шепотом в комнату заглядывает бледная Дина
— Вернулся старый Макар, — едва слышно отвечаю я и массирую виски.
— Мне и новый не очень нравился.
— Дина, мне тут все прекрасно слышно, — доносится глухой и злой голос Макара.
— А про мою премию за то, что я лучшая в мире няня, вы, вероятно, забыли, да? — Дина входит в спальню и скрещивает руки на груди, глядя на дверь ванной комнаты.
— Про лучшую няню, Дина, не было ни слова, — недовольно отвечает Макар.
— Уходите от ответа, — Дина сводит брови вместе. — Премия будет.
— Какая ты меркантильная дрянь, — рычит Макар за дверью.
Я жду, что наша няня обидится, оскорбится, но она лишь усмехается и заявляет:
— А вы не отвечаете за свои слова!
— Дина, мать твою, я на унитазе сижу! — Макар повышает голос. — Ты еще ворвись прямо сюда, чтобы окончательно меня добить!
— тогда кофе?
— Да, будь добра.
— С молоком и с сахаром?
— Дина!
Кажется, что аж дверь от баса Макара дрожит и слетит с петель.
— Боже, какие мы нервные при похмелье, — шепчет она и кидает на меня недовольный взгляд, ожидая поддержки.
Однако я молча встаю, приглаживаю растрепанные волосы и выхожу из комнаты.
— Хотя, наверное, не кофе, а аспирина ему выпить, — Дина семенит за мной. — Лучше яда ему плесни.
— Думаешь, поможет?
Резко разворачиваюсь к ней, и она улыбается:
— Не только старый Макар вернулся.
— Иди вари кофе, — сжимаю кулаки, — раз тебе так хочется премию выбить.
Она молча опускает взгляд и пялится на мою грудь. Не дождавшись реакции, поднимает взор и шепчет:
— Молоко, Уля.
Я опускаю взгляд. Недоуменно смотрю на влажные пятна на пижаме и не сразу соображаю, что происходит. Разве может молоко взять и вернуться всего за одну ночь? И это совсем нелогично. Я сейчас испугана, рассержена, растеряна, и во мне нет умиротворения и баланса.
Оторопь сходит, и я чувствую, как ноет грудь под пижамой. Сглатываю и поднимаю недоверчивый взгляд на Дину, которая примиряюще гладит меня по плечу:
— я бы могла подсыпать Макару мышьяка.
Я на секунду опешив от ее улыбки милой и доброй маньячки, я открываю рот и подбираю слова, чтобы мягко ее разубедить в ее планах.
— Я шучу.
Из детской доносится обиженный плач Артема, и торопливо кидаюсь к двери:
— Приготовь смесь, пожалуйста.
— Зачем?
Оглядываюсь и шепчу.
— Он же, наверное, голодный проснулся.
А затем о своем существовании напоминает моя грудь едва заметной пульсацией.
— Точно, — говорю я и решительно вхожу в детскую. — Мама тебя слышит, мама рядом.
Артем кривится, фыркает и опять в голодном крике открывает рот. Торопливо расстегиваю пижаму, подхватываю сына на руки и прикладываю его к груди. Он отворачивается, с подозрением смотрит на меня, снижая крики до покряхтывания и я мягко прижимаю к себе:
— Да, сегодня без бутылочки.
Через минуту я сижу и покачиваюсь в кресле, вслушиваясь в сопение Артема, который голодно причмокивает. Тонкая нить нашей связи, что, казалось, была разорвана, цела. Чувство вины перед сыном меня отпускает и в сердце возвращается солнечным ручейком любовь и нежность. Я так скучала по этому ощущению тихого уединенного счастья в углу детской.
— Молоко вернулось? — раздается надо мной мрачный голос Макара.
Открываю глаза. Стоит надо мной и делает глоток кофе из белой фарфоровой чашечки.
— Ты знал… — тихо отзываюсь я.
— я же не идиот, — щурится. — Дина и при мне мешала смесь, когда приезжала.
Она в своей сумке не бутылочки сцеженного молока с собой таскала, а банку смеси.
Знал и ничего не предпринял. И даже не позвонил, чтобы узнать, как я и почему молоко пропало.
— Узнаю эти глаза, — усмехается. — Разочарована вторым Макаром?
Артем на груди сыто агукает, переводит хитрый взгляд на Макара и улыбается, протягивая к нему ручки. Он и в папе нуждается. Не только в маме.
Макар оставляет чашку, игнорирует мой прямой и гневный взор и забирает у меня Артема, который удивленно икает и прижимается к его груди.
— Ты же не думала, что я буду ходить нытиком без памяти до своей старости? — Макар поглаживает Артема, который глубоко и сыто вздыхает по спине.
— А нытик без памяти считал тебя идиотом без мозгов, — застегиваю пижаму и покачиваюсь в кресле. — Который чуть не просрал бизнес.
Молчит, сводит брови вместе до глубокой морщины на переносице, а затем выходит, прижимая к себе Артема:
— Твоя мама явно нарывается на неприятности. И сейчас за нами выскочит и начнет верещать о разводе, кода сама даже не удосужилась с бумагами ознакомиться.
Глава 48. Никаких больше сюси-муси
И я выскакиваю вслед за Макаром. И да, я хочу верещать о разводе, и меня бесит, что я такая предсказуемая истеричка, которая совершенно нелогична в своих поступках, чувствах и эмоциях.
— Я же говорил, — ехидно шепчет Макар Артему, который улыбается и пускает слюни. — сейчас начнется.
— Да какая же ты сволочь, — рычу я.
— Дина! — Макар повышает тон. — Харе уши греть.
— Да я тут просто пыль вытираю, — раздается обиженный голос Дины с лестницы.
Артем копирует интонацию Макара через громкое и возмущенное “муа-ва-аа-маы“, и показывается Дина, которая вскидывает бровь:
— Это еще что было?