— Да.
— Эх, Кирилл, Кирилл… Неужели ты не понял, что происходит?
— Почему же, понял…
— Ну и что? — сразу насторожился Иван Иванович.
— Вы решили провести что-то вроде соцсоревнования между представителями спецназов различных разведслужб. КГБ, МВД, ГРУ… И вы, естественно, лично заинтересованы в том, чтобы я, как представитель нашего Ведомства, набрал наибольшее количество баллов!
Кажется, даже сам Иванов не ожидал от меня такого точного ответа. Столь удивленной и растерянной его физиономию я видел в первый и последний раз.
— Если бы ты не ответил на мой вопрос — я бы утратил к твоей персоне всякий интерес, — бросил шеф, постепенно приходя в себя. — Скажи, пожалуйста, как ты узнал об этом?
— Догадался! Парни — явно из разных служб, с разной спецификой подготовки, но весьма неплохой; прилично конспирируются; каждый — явно из лучших в своем ведомстве…
— Может быть, ты еще скажешь, для чего мы затеяли эту показуху?
— Скажу! — не задумываясь, выпалил я.
Не задумываясь — потому что этот ответ выкристаллизовался еще несколько дней тому. Вольно или невольно, организаторы «соцсоревнования» дали большую подсказку. Во всем учебном процессе упор был на отечественную технику, оборудование, препараты, на всё — даже иностранными языками всерьез не занимались, так, проверили наши прежние знания, и всё.
— Ответишь правильно — считай, что я тебя простил! — серьезно сказал Иван Иванович.
— Не сомневайтесь — отвечу. Здесь проходит что-то вроде конкурса на право проведения в будущем спецопераций внутри нашей страны!
— Ну, голова! Ну, даешь! — только и смог сказать Иванов. — Смотри, мы непременно должны опередить всех коллег-конкурентов! — добавил он, покидая мою комнату.
20
В полдень через «кормушку» в камеру вбросили нераспечатанную колоду карт, и мы с азартом принялись расписывать «тысячу».
Чтобы избежать будущих разборок и непоняток, сразу согласовали правила игры. Первая карта — обязательно сопернику, последняя — себе. На девятку пересдаем, вальта «не женим». Четыре девятки — не играем. Никаких там списываний-расписываний. Не хочешь играть — тебе очки долой, а противнику — полтинник. Пятьдесят «глаз», значит. Через «бочку» — своеобразный порог, определенный в девятьсот очков, — перепрыгивать нельзя. Три раза на девятьсот не сыграл — минус сто. Если не выиграл с трех «бочек» — все начинаешь с нуля. Раздается каждому по десять карт, две в один прикуп, две — в другой. Один прикуп берет тот, кто играет, второй соперники не смотрят.
Договорились ставить на кон по пять баксов. Доллар добавляешь за «бейло», если дал 110–120 и т. д. — и не сыграл. Если упал в нули — клади в банк червончик. Кроме того, в конце игры проигравший платит по доллару за каждую сотню недобора. Если закончил, например, на восемьсот — добавляешь в кассу два доллара, если в шестьсот — четыре. Хваленки, конечно, все знают: дама и король червовые — сотня, бубновые — 80, крестовые — 60, пиковые — сорок. Валет — два очка, дама — три, король — четыре, туз — одиннадцать. Девятка — ноль очков, десятка — по номиналу. Без «хвали» можно играть только 120, с «сорокушей», естественно, 160, ну и так далее…
Первую, тренировочную «тысячу» играли без интереса. Я победил легко и непринужденно. Соперник не выбрался даже из четырех сотен. Правда, и «бейла» ни одного не заработал. Все равно мой выигрыш мог составить 10 баксов. Пять за недобор, пять за вход. Может, я, наконец, разбогатею?
Во второй игре завязалась отчаянная борьба. Мы шли нога в ногу, — если можно применять такое выражение по отношению к карточной игре. И все же на «бочку» я выскочил первый. У Мисютина осталось 800. И право раздачи. Мой мус, как говорится.
Так случилось, что у соперника оказались все четыре дамы, и Барон, предвкушая мой крах, паснул. Я преподнес сопернику «данайский дар» — скинул короля червового. Надеясь убить двух зайцев сразу — сбросить меня и впрыгнуть на «бочку» самому, Мисютин стал сносить всю черную масть — и просчитался: не взял ни одной взятки!. Я набрал очками, внебитую! Надо было видеть в тот момент его лицо.
— Ох, какой же я баран! — сокрушался сокамерник. — Именно баран, а не Барон. На такую херню поддаться… Недаром говорят — жадность фраера сгубила!
Если бы ты знал, парень, сколько мне партий пришлось сгонять на дежурствах, ожидая приказа на боевые погружения…
— Здесь думать надо. Это тебе не шахматы, — «утешал» я расстроенного Барона и расписывал итоги партии.
Для начала недурно — благодаря своей фирменной уловке я заработал первые семь баксов. Пять — вход, и два за недобор.
Долго не рассусоливали — сразу начали следующую партию. Все повторилось с точностью до наоборот. У меня — 800 — «бочка». И раздаю я. Получаю в итоге все короли, кроме пикового, но вижу по картам, что соперник может набрать сотню, и поэтому даю «раз».
— «Два», — заедается Мисютин.
— Не имею права. Иди.
Соперник берет прикуп и подпрыгивает от радости на нарах — там лежит пиковый король! «Пошло говно — сорокуша!» — красноречиво прокомментировал Барон.
Но ведь восемьдесят очков надо еще набрать. По своим картам вижу — возьмет, зараза! У меня только длинная черва и две бубы — король и десять. Шансов нет, остается ждать только ошибки соперника. И Мисютин совершает ее! Заходит с туза бубнового.
Я разочарованно бурчу: «Голая», и сбрасываю десятку.
Обрадованный соперник, решив, что недостающая карта находится во втором прикупе, заходит с дамы, — а я с гордым видом накрываю ее бубновым королем!
Для Барона это был удар. «Сволочь», — прошипел он, сбрасывая карты, после того, как я пять раз подряд зашел в черву и отобрал его считаные взятки.
Дальше он был уже не игрок. Горячился, психовал, все время рисковал и за какой-то час спустил почти сотню баксов. Наверняка проиграл бы намного больше, если бы в тот момент нас не «пригласили» на прогулку.
Мы взяли теплые фуфайки и с удовольствием покинули душную камеру. Кочегарят здесь на славу, спим в майках.
21
По инструкции я даже не имел права заводить со своими товарищами разговоры на темы, касающиеся их личных биографий. Кто они? Откуда? Где учились? Ничего этого мне знать не полагалось. Так, отмечал кое-что для себя, используя для аналитических выводов малейшие неосторожные фразы, типа «у нас на Кавказе» (как порой говаривал «Третий»), а также собственные наблюдения.
Так я установил, что «Четвертый» наверняка с Урала. Во-первых — говорок, во-вторых — любовь ко всяким камушкам, самоцветам, поделкам из них. Это у уральских в крови. По своему отцу знаю, он родом из Волчанска. В третьих, — врожденное следопытство. Иногда, прогуливаясь по степи, «Четвертый» начинал рассуждать вслух — какой зверек и как давно перебежал нам дорогу. И сразу переходил к любимой теме охоты, — например, как лучше бить соболей или где выслеживать медведя. При этом он мечтательно закатывал глаза и мысленно переносился куда-нибудь поближе к обложенной берлоге. Правда, такое поведение больше присуще таежникам-сибирякам, но и парням с Урала охотничьего нюха не занимать! Может быть, и мне кое-что перепало по отцовской линии. Правда, я больше чувствую людей, чем диких животных… Что же касается места службы, — от «Четвертого» на расстоянии разило «Конторой», как мы называли Комитет Госбезопасности. От лисы не может пахнуть, как от волка! Наверное, нигде более в мире неповторимое сочетание слащавости и жесткости, разговор с выражением особой осведомленности, даже если речь идет о совсем простых вещах; его послушать — и обязательно чувствуется тщательно лелеемое превосходство и осторожность в выражениях. Даже в облике, хотя все мы ходили в одинаковой камуфле без знаков различия, у него просматривалось нечто специфическое, а был еще запах ваксы и одеколона — обязательно не такие, как у всех, старательно ухоженная прическа, манера курить и даже к месту и не к месту надевать темные очки…
«Первого», белобрысого, я «определил» в МВД. Тогда только-только при этой организации была создана УРОН — учебная рота особого назначения, предтеча грозного «Витязя». Наверняка парень представлял именно ее. На тыльной стороне левой ладони у него был выколот белый голубь. Очень популярная в те годы птицы. Как же, символ мира! А для посвященных — эмблема внутренних войск Московского округа. Видимо, полешук там сначала проходил срочную службу, а затем поступил в училище МВД. Откуда уже попал в спецназ.
(Наверное, в действительности все было совсем не так, да и вряд ли спецслужбы могли допустить прокол с наколкой, но в двадцать два года люди редко сомневаются в правильности своих умозаключений!)
Третий — Кавказец, — скорее всего мой брат-армеец, только не «морской дьявол», а сухопутный коллега или лихой воздушный десантник.
Он самый разговорчивый из всей компании. Остряк, балагур, — жаль, что нам нельзя пообщаться в неформальной обстановке…
22
Когда мы с Мисютиным, понурив головы, брели в «стойло», как здесь называют прогулочный дворик, представляющий собой ту же камеру, только больших размеров и с открытым «верхом» (вместо потолка здесь были хитросплетения из колючей проволоки и арматуры — вот откуда пошло выражение: «небо в клеточку»), навстречу по коридору вели человека, лицо которого показалось знакомым. Грубейшее нарушение режима, — но, как я понял, здесь не обращают внимания на такие «мелочи». Мужчина несколько раз обернулся в нашу сторону, и я встретился с ним глазами. Как мне показалось, в его взгляде таилась плохо скрываемая угроза.
Бог ты мой, какая встреча! Это же один из четверки, с которой я устроил разборку в рождественскую ночь!
«Изотова найти они не смогли, сынка высокопоставленного чиновника — трогать не посмели, Кравченко в больнице, остался этот лошок. Вот следователь Перфильев и приказал “закрыть” его, чтобы выведать, кому принадлежал “стечкин”, — догадался я. — Кто ищет, тот всегда найдет. Только смотрите, не перестарайтесь, Яков Михайлович! Вместо бандитского вознаграждения можно схлопотать пулю, если встанете нам поперек дороги!»