– Здесь простая арифметика, – поглаживая бороду, ответил Выг. – Вот получат купцы откуп за крестьян, разделят его на двенадцать долей, одну оставят себе, остальные пришлют с оказией тебе.
– Это что же, с похода в Персию они пришлют мне треть всей выручки?
– Ну да, как договорились. Расторгуются от Рязани до Новгорода, глядишь, по весне привезут злато-серебро.
– Интересный расклад! Спасибо! Ты с воинами поговори, хвастовство должно иметь свои пределы.
– О чем ты? Мы знатно побили поганых, хорошую добычу взяли, о подобном грех не похвалиться!
– Привирать зачем? Придумали каких-то сгоревших шаманов.
– Это на торгу говорят, нету здесь нашей выдумки! И про смерть хана Узбека торг шумит.
– Вот выдумщики! – восхитился Норманн народной фантазии.
– То правда! Никто не будет шутить с такими новостями, позора потом не оберешься!
– Сорока на хвосте принесла? По реке нас никто не обгонял, а пешим и подавно вперед нас не прийти.
– Земля слухами полнится, а весточка всегда быстрее ветра летит.
– Конечно, из Астрахани по радио передали! – фыркнул Норманн.
Однако весть об учиненном погроме стойбищ, богатых трофеях и смерти хана Узбека убежала далеко вперед. Флот возвращался чуть ли не под рукоплескания крестьян и салюты приволжских крепостей. Когда подошли к броду у Малого Китежа, местные дружинники помогли перегрузить карфи и расшивы. Никто словом не попрекнул за весенний разбой, а на прощание поделились свежей рыбкой и горячими, прямо из печи, хлебами. Правда, и корабелы отдарились колбасами да балыками, уж больно надоела всем мясная диета. У Ярославля наперерез каравану смело вышла одинокая лодка и сразу повернула к драккару, на котором шел Норманн.
– Будь здрав, князь Андрей! Я воевода Судила Микульчич с поклоном от князя Василия Давыдовича.
– И мой поклон передай своему князю! – вежливо ответил Норманн.
– Простил он твою обиду, что мимо прошел, в гости не заглянул по-родственному. Теперь-то понятно, ты по ратному делу поспешал.
– Каждый час был дорог, с полной водой хотел Итиль пройти.
За нейтральным ответом Норманн пытался скрыть свое недоумение. Какие у него могут быть родственные отношения с местным князем? Да никаких нет и не может быть! Уж новгородская родня обязательно об этом оповестила бы, слишком важная фигура, про такую не забывают. Вероятнее всего, это форма обращения, типа все князья – братья и так далее.
– Василий Давыдович просит не обходить его дом стороной, в гости ждет с рассказами, как в Персии воевал.
– Мы не трогали персов, – буркнул Норманн.
– Не скромничай, от людей не скроешь правды. Всяк знает, как ты обчистил берега Хазарского моря.
– Было немного.
– Братцы! – Воевода обернулся к своим гребцам. – Князь Андрей Федорович называет это «немного»! – И театрально указал на огромный караван груженых судов.
В ответ вместе со смехом и шуточками послышались просьбы:
– В другой раз ты про нас не забудь! Нам и малой толики хватит!
– А за что ты хана Уйгура на куски порубил, а весь род Увека под корень извел? – наклонившись через борт, спросил Судила Микульчич.
– Покориться не захотели.
– Ох и крут ты, князь! Даже гнева Ивана Даниловича не забоялся! А может, и правильно?
– Правильно или нет, а сделанного не вернуть.
– Слух пошел, будто род Узбека за Сарайчик откочевал, где схлестнулся с башкирами.
– Мне без разницы, с кем степняки воюют, лишь бы сюда не лезли.
– Правду говоришь. Тверь духом воспрянула, Суздаль вздохнул, да и наш князь дружину готовит.
– На Литву собираетесь?
– Зачем она нам? Еще неизвестно, кому хан Курдюмбек свои тумены даст.
Норманн как-то забыл о междоусобице князей и бесконечной сваре за главенство.
– Забоялся московский князь, – продолжил ярославский воевода. – Литва пограбила Торжок, а он вдогонку только ополчение послал.
– А что отец? – спросил Норманн и осекся, непривычное слово выскочило само собой.
– Федор Данилович рвет и мечет, грозит Москве, обещает призвать литовского князя Нариманта.
– Здравый смысл в этом есть, Литва прекратит набеги на новгородские земли.
– Так-то оно так. Я вот что к тебе прибежал, князь Василий Давыдович с тобой своих сестер посылает.
– Это кого же?
– Марию Давыдовну и Ульяну Давыдовну. Мы, как заслышали о твоем возвращении, так и начали готовиться.
– Это княгиня Курбская и княгиня Романова? – переспросил Варуч.
– Они самые, больше некому быть. Ты князь Милу не обижай, любит Василий Давыдович свою племянницу.
Когда поравнялись с городом, от берега отвалили три ладьи, две из которых с вооруженными дружинниками. Впрочем, Норманна они не заинтересовали, при столь большом караване попутчики не помеха. Вот заявление о родстве и какой-то неизвестной Миле не могло не насторожить.
Мимо Белозерска проходили после полудня. На берегах реки толпился народ. Женщины махали платочками, а мужчины скандировали здравицу. Несколько ушкуев приткнулось к берегу, видимо, корабельщики приметили друзей или родственников и захотели похвастаться боевыми успехами. Разглядывая людей, Норманн увидел открытую коляску, в которой сидели Евфросиния Давыдовна с дочкой Анастасией, видимо, встречали ярославскую родню. Вспомнилась экскурсия по княжеским закромам с демонстрацией небогатых украшений.
– Варуч! – позвал Норманн сотника. – Кликни сюда карфи с Выгом.
– Да вот он, сзади пятым гребет.
Кораблики быстро сошлись бортами.
– Чего звал, Андрей Федорович?
– Тут такое дело. – Норманн невольно покраснел. – У нас женских побрякушек много, одари княжну Анастасию от моего имени. – При этих словах корабельщики заулыбались, а Норманн добавил: – Потом вычтешь из моей доли.
Просьбу выполнили на удивление быстро, причем воины успели принарядиться, а Выг вообще выглядел настоящим барином. Делегация торжественно под шум толпы пошла от карфи к коляске. Что они несли и как дарили, Норманн уже не увидел, русло реки увело драккар за поворот.
– Хороша невеста! – доброжелательно заметил Варуч.
О чем Норманн совсем не думал, так это о невесте для себя. Услышав слова сотника корабельщиков, он представил эту девчушку рядом с собой на Невском проспекте. Вот уж будет клоунада!
– Утром Шушун подходил. Что вы там про волок говорили?
– Он мурманов послал вперед, они налегке, должны заготовить лаги к нашему приходу.
– А это что перед нами?
– Пороги. Быстро пройдем, вон крестьяне с лошадьми стоят. То князь Роман Михайлович для нас приготовил.
– Откуда знаешь?
– Шушун сказал, наш дозор на два дня вперед бежит.
Норманну в очередной раз стало стыдно. Ну какой из него правитель или военачальник? Обычный захребетник, ничего не знает и не умеет, устроился за спинами своих воевод и командует. Любой корабельщик сумеет провести ушкуй по Волге, а он ни ухом ни рылом. Понятия не имел о бродах и многочисленных отмелях, не говоря уже о расположении монгольских стойбищ. Ох и правы были Серафим с Иосифом, когда предупреждали о рабских цепях. Даже попади он сразу в дом своего «отца», в лучшем случае стал бы послушной марионеткой в руках ушлого окружения.
– Здесь останешься или по берегу прогуляешься? – Вопрос Варуча вывел Норманна из самокритичных размышлений.
– Я на берег сойду, никогда здесь не был, хочу посмотреть на работу бурлаков.
– Надолго? Весь караван и за три дня не протянут.
– Вели шатер поставить, до последнего здесь простою.
– Ну и зря! Твое место на верхнем мосту из Ковжи в Вытегру, там посуху далеко тащить, всяко может случиться.
– Опасаешься набега черемисов?
– Кто угодно может напасть – и вотяки и бесермяне.
– А кто такие эти бесермяне? Который раз про них слышу, а откуда они – не знаю.
– На Вятке живут. Вотяки выше по реке, а бесермяне южнее Хлынова. Самые что ни есть разбойники, каждый год по Итилю шалят.
– В таком случае мое место на верхнем мосту. Малая шайка набегом из леса может много бед принести.
– Шушун упредил Ульфора, только мурманы к лесам непривычны, в трех соснах заплутают.
Норманн поднялся на невысокий обрывчик, откуда хорошо просматривался весь волок через порог. В карфи и ушкуи крестьяне запрягали четырех лошадей. Драккар оказался намного легче и свободно скользил по гальке усилиями всего лишь двух лошадок. Вот подогнали расшивы и дружно принялись перегружать товар на долбленки. Не тронули только породистых арабских скакунов.
– Вообще-то подарок султана Бахадура надо бы на берег вывести. Застоялись после Булгарского торга, пусть пробегутся до верхнего моста.
Норманн обернулся, за его правым плечом стоял незнакомый дружинник.
– Ты с нами в походе был?
– Не, я на службе у Романа Михайловича. О скакунах услышал от твоих людей, вот и пришел в конюхи проситься.
– Отпустят?
– Конечно, я служу только за прокорм, жалованье за год не плачено.
– Где коневодству обучен?
– Родом из Трубчевска, у князя Трубецкого большой конезавод.
– Почему ушел так далеко на север?
– Литовцы в плен взяли, увезли в Посемье, затем в Полоцк. Там убежал, пошел искать спокойные края, так и осел в Белозерске.
– Хорошо, князя о тебе я обязательно спрошу. А сейчас собирайся и догоняй.
– Мне собираться только подпоясаться, все мое со мной.
Странная жизнь у этого человека, без жены и детей. Надо будет Шушуну сказать, чтоб присмотрели за новобранцем. На вид ему лет сорок, для такого возраста одинокий мужчина – это очень подозрительно.
Верхний мост, как называли волок из Ковжы в Вытегру, оказался семикилометровой дорогой через пахучий сосновый лес. Уложенные для судов толстые бревна местами оказались разбросанными. Как объяснили корабельщики, это дело разбойничьих рук. Они специально растаскивают мост в надежде застать охрану врасплох и ограбить купцов. Ульфор внимательно выслушал предупреждение Норманна и отправил в патрулирование два отряда. На следующий день мурманы привели шестнадцать черемисов, которые издали следили за волоком. Первая «добыча» послужила толчком к настоящей облаве, которую норвежцы устроили в окружающих лесах. Дело в том, что по их законам захваченный в бою пленник становится рабом победителя и в общую добычу не засчитывается. Отловленных степняков отдали в Булгаре по причине полной непригодности. Воинственные пастухи