Значит, он думает, мне только этого не хватает?
— И тогда ты обошелся бы без наиды? Наложниц? Жил только со мной? — Сиятельный молчал. — Что изменилось бы в наших с тобой отношениях? — Я настойчиво добивалась ответа. — Кроме того, что я блистала бы на балах и меня приняла в свой гадюшник… прости… ближний круг великолепная сирра Паальда?
— Официальный отказ от наиды и договоров с нарами вызвал бы слишком много ненужных разговоров и предположений, пойми, девочка моя. — Савард стиснул меня, практически впечатывая в сильное разгоряченное тело. — Я поселил бы наиду в каком-нибудь самом дальнем поместье, ей не обязательно жить в родовом, и навещал время от времени. Никто не стал бы следить, как часто это происходит. А наложниц я больше не беру на ложе, они мне не нужны. Простолюдинкам легко подправить память, когда контракт подойдет к концу.
Да… те же грабли, вид сбоку.
Единственный плюс — дети. И то очень сомнительный. Мальчики выросли бы сильными дваждырожденными и, как водится, завели себе жен, наид, наложниц. А девочки сами стали бы чьими-то женами — не знающими душевных привязанностей и плотских удовольствий унылыми стервами. Ну а я посещала бы скучные светские мероприятия, сплевывала яд в серпентарии главкобры и отчаянно ревновала своего мужчину к его несчастной наиде и беспамятным наложницам. Вдруг муж решит к ним именно сегодня завернуть?
Перспективка, однако.
— Зачем обсуждать то, чего никогда не случится? Я попала именно в это тело, и мне никогда не выйти за тебя замуж. — Прижалась к губам Саварда легким поцелуем. — Я принесу вина. Выпьешь со мной? За удачу, чтобы все задуманное получилось — в моем мире есть такая традиция.
Дождалась согласия, встала, подошла к столику у окна и, загородив его спиной, нащупала крохотный пузырек за шторой на подоконнике. Гарард говорил, нужно вылить полностью… Вот так… Наполнила вином два бокала и возвратилась к кровати.
Савард, небрежно заложив руки за голову, смотрел в потолок, и на его губах блуждала счастливая улыбка. Сердце заныло с такой силой, что даже дыхание перехватило. В душе царил настоящий хаос, в котором перемешались любовь и сожаление, боль, отчаяние и чувство вины.
Тряхнула головой. «Делай что должен, и будь что будет!» — так, кажется, говорят на Земле, когда предстоит нелегкий выбор. Что ж, последую мудрому совету.
— Ты рассказывала, что у вас принято произносить пожелание и чокаться. — Мужчина повернулся ко мне. Глаза его тоже улыбались. — Покажешь, как это?
Заснул Савард на удивление быстро. Я мягко выпуталась из крепких объятий — даже сейчас сиятельный не хотел меня отпускать — набросила халат и пошла за Кариффой.
Наставница принесла мою новую одежду, дождалась, пока я переоденусь, и вручила большую заплечную сумку — такие обычно брали с собой простолюдинки, когда им приходилось путешествовать. Торбу эту мы упаковывали вместе, так что я прекрасно знала, что и где в ней лежит. Мы быстро спустились по лестнице, и я открыла вход в библиотеку.
Настоятельница явилась почти мгновенно, словно только и ждала нашего появления. Тут же потянулась к моей спутнице.
— Подождите, — вскинула руку, останавливая ее, — еще одно мгновение.
Молча оглядела бледную сосредоточенную Кариффу. Хотелось так много всего сказать ей. А с другой стороны, к чему слова, если и так все ясно?
— Береги себя, девочка. — Старуха дотронулась до моего плеча. Невесомо погладила, едва касаясь тонкими сухими пальцами, и неловко добавила: — Глупо, но я, кажется, стану скучать по тебе, Кэти.
— Я тоже, наставница. — Комок в горле никак не хотел сглатываться.
Поняла вдруг, что мне действительно будет ее не хватать. Этой удивительной, странной женщины, которую я сначала опасалась и недолюбливала, а потом научилась уважать. За стойкость духа, спокойствие, рассудительность, умение всегда оказаться рядом в трудную минуту. За неизменную поддержку и заботу.
Через несколько минут все закончилось. Я помогла пошатывающейся Кариффе подняться наверх и уложила ее на диване в гостиной. Скоро она уснет, а когда проснется, ни о чем, что связано с моим уходом, не вспомнит.
Снова вернулась к хранилищу.
— Пора, Катя. — Голос настоятельницы звучал почему-то насмешливо. — Ты уверена, что ни о чем не забыла?
— Уверена. — Облизала внезапно пересохшие губы. — Перед уходом я хочу оставить кровь и описание ритуала сиятельному саэру Саварду Крэазу. Чтобы у него появился шанс взять наиду вместо меня и получить одобрение стихии для будущей супруги. Альфиисы, если он не станет разрывать помолвку, или любой другой, если он изберет новую невесту. Поможете?
Настоятельница коротко кивнула.
— Это все?
— Да!
Время колебаний закончилось, я приняла решение и менять его не собиралась.
ЭПИЛОГ
Савард лежал на спине, разбросав руки, — расслабленный, удивительно красивый и какой-то беззащитный. С таким безмятежно-умиротворенным видом спят только дети на руках у матери. Ну и еще, пожалуй, мужчины после занятий любовью. А я стояла и смотрела на него. В последний раз. Хотелось провести рукой по широкой мускулистой груди, что мерно вздымалась в такт спокойному дыханию, по плечам, шее, лицу. Но я позволила себе остановиться лишь на несколько минут, погладить взглядом, запомнить.
Осторожно опустила на прикроватный столик флакон со своей кровью. В подобных сосудах, запечатанных особым образом, она могла храниться бесконечно долго. Помедлила мгновение и положила туда же листок с подробной инструкцией по проведению ритуала, которую я только что переписала из дневника владычицы Иравит.
Вздохнула. Я тщательно скопировала запись — каждую букву, каждый знак, ничего не пропуская и не меняя. Никогда не известно, что в магических текстах может оказаться самым важным. Но теперь сиятельный совершенно точно будет знать, что я понимаю древний язык.
Еще одна ложь с моей стороны. Еще один повод обвинить во всех грехах. Если Савард, конечно, решит, что так ему легче.
Последний раз оглянулась на своего — нет, уже не своего — мужчину, пошла к двери, но на полпути остановилась.
Надо, наверное, что-то написать… попытаться объяснить, почему так поступаю. Но разве получится в нескольких предложениях выразить все, что думаю и чувствую?
«Мне с тобой хорошо, но я просто умру, если останусь…»
«Мы слишком разные…»
«Такая жизнь не для меня…»
«Прости, но так лучше…»
Как ни поверни, все не то.
Я могла бы сказать правду: «Ухожу, потому что люблю, а любви без свободы не бывает». Но это только для меня очевидная, неоспоримая истина, а Савард, уверена, ничего не поймет.
Кинула быстрый взгляд за окно. Снаружи уже вовсю разгорался рассвет, прогоняя ночную мглу, которая становилась все прозрачнее и прозрачнее.
Время!
У меня совсем не осталось времени. Надо срочно выбирать: оставить хотя бы пару слов или просто уйти. Я все еще колебалась, а рука уже нащупывала в кармане платья карандаш, ноги сами несли к окну, и перед глазами вспыхивали, наливаясь нестерпимо ярким белым огнем, строчки. Как в День выбора.
Через мгновение я уже лихорадочно писала на стекле:
А мне почудилось на миг,
Что ты ко мне совсем привык,
Что ты мне стал почти родной,
Что я была твоей женой…
На миг…
И, поколебавшись, прибавила внизу: «Прощай!»
Местные чудо-карандаши писали на стекле так же легко, как на бумаге. Крупную, четкую надпись было хорошо видно отовсюду, и я не сомневалась, что Савард ее сразу заметит. Удивится, разозлится, что вместо убедительных детальных разъяснений я оставила вот это невнятное нечто. Наверняка сочтет глупостью или спишет на причуды иномирного сознания. Но в глубине души все-таки теплилась надежда.
А вдруг поймет?
Настоятельница поджидала у входа в хранилище. Метнулась ко мне, с беспокойством вгляделась в лицо. Я покаянно опустила голову.
— Простите, немного задержалась.
Женщина осуждающе нахмурилась, но ругать и отчитывать не стала, лишь спросила:
— Дневник владычицы у тебя?
— Да, — подтвердила угрюмо, — сейчас отдам. — Почему-то ужасно не хотелось с ним расставаться, и я тянула до последнего.
Настоятельница даже отшатнулась.
— Книга сама сделала выбор. Забирай. Не бойся, никто, кроме тебя, ее не откроет и не сумеет прочитать. Даже не увидит. Магические рукописи умеют отводить глаза тем, кто недостоин их касаться.
Я торопливо убрала дневник в сумку, и хранительница, коротко предупредив: «Терпи», сжала мои виски прохладными, неожиданно твердыми пальцами.
На меня обрушилась невыносимая смертельная тоска. Навалилась внезапно, петлей захлестывая душу. Свинцовым гнетом придавила к полу, заставила извиваться и корчиться в судорогах от осознания того, что сейчас, в этот самый момент теряю что-то невероятно важное, жизненно для меня необходимое. Кажется, я кричала, и откуда-то сверху мне вторил такой же полный муки голос…
— Катя, приди в себя, девочка, ну же.
Очнулась я на полу. Сидела, привалившись спиной к стене, мокрая и дрожащая.
— Катя, — надо мной склонилась встревоженная настоятельница, — ты можешь встать? Надо уходить. Немедленно.
— Ничего не получилось? — Я с трудом пыталась осознать происходящее.
— Нет, все в порядке. Ваша связь заблокирована. Но она оказалась, — женщина запнулась, подыскивая слова, — скажем так, намного крепче той, что соединяет обычно дваждырожденного с его женщиной. Твой саэр сейчас сбросит сонные чары. — Наверху раздался шум и громовой рев: «Кэти!» — О, уже… Какой сильный! — Мне почудилось или в голосе настоятельницы действительно прозвучало восхищение? — У тебя очень мало времени, пока он сообразит, что к чему. Где портальный камень?
Поднялась на подкашивающихся ногах. Дрожащими пальцами достала из кармана небольшой круглый камешек, поспешно сжала его, а потом, раскрыв ладонь, сдула мелкое серое крошево. Оно на секунду зависло в воздухе, а потом стремительно закружилось, выстраивая переход.