— Ничего хорошего там нету… почти ничего, — я опустил взгляд, — мать там моя, и она больная. Из родных только мы с ней друг у дружки остались. Помрет она без меня, если не от болезни, так с горя. Единственная радость в жизни, сын, был и вдруг исчез куда-то. Можешь себе представить, батя, каково ей сейчас?
— П-ф-ф, вот оно как! Скверно. — Дед нахмурился. — Давай так: я подумаю, что мне с тобой таким делать, а утром все порешаем. Утро — оно вечера помудрёнее будет.
— Тоже дело. А можно мне? — Я указал на пачку «Примы».
— А чего нет? Бери. — Дед хитро глянул на меня, извлек из пачки и протянул мне одну цигарку.
Я нащупал в кармане брюк свою зажигалку и прикурил. Тут же весь дым выплюнуло обратно наружу интенсивным кашлем.
— Это что за гэмэо?! — Бешено тыча сигаретой в консервную банку-пепельницу, я затушил ядерное курево.
— С тобой все ясно, сына! — Дед вдруг залился здоровым и заразительным смехом.
И я засмеялся вместе с ним, как тупой зритель в кинозале, который не понял шутки, но смеется потому, что все вокруг это сделали.
Уже смеркалось. А вокруг холма на пустыре, в центре которого стояла хатка деда, вспыхивали «Жарки» и постреливали «Электры», придавая этим спокойным посиделкам оттенок неправдоподобности. В сознании толпились и выпрыгивали один перед другим вопросы к деду, но самый буйный и будоражащий из них был один: почему здесь, на этом хуторе, настолько спокойно и безмятежно?!
Но задать его я так и не успел. Уже стемнело и дед, сменив на своей винтовке оптику, пригласил меня в свой дом. Хмель уже по полной программе гасил мое сознание, и я практически не запомнил, как добрался до старой скрипучей кровати и заснул на ней. Единственное, что осталось в памяти — это то, что дед закрыл за собой как минимум три скрипучих железных двери.
Всю ночь я только и делал, что «мочил в сортирах» всех-всех своих бывших и нынешних корешей, сотрудников из конструкторского бюро, начальников, осточертевших соседей по подъезду, бросивших меня подруг и прочих, чьи фантомы преследовали меня накануне. Открыв глаза, я даже осмотрел руки, дабы убедиться, что уже не сплю. Во сне они были по локоть в крови.
Несмотря на то, что вид реальных смертей, крови и исковерканной живой плоти — то малое, что я успел повидать в Зоне, — вызывал у меня отвращение, в этих сладких фантазиях все было по-другому. Этих же уродов — было за что уничтожать. В моем кровавом сне не что-нибудь, а именно Добро наконец-то победило Зло, поставило его на колени и смачно растерзало. Чувство полного удовлетворения, испытанного по этому поводу, переполняло меня даже после пробуждения…
Звуками, что вырвали меня из сна, послужили скрип открывшейся двери и громкое куриное кудахтанье, раздавшееся вслед за ним. Я сразу открыл глаза, бодро вскочил и сел на краю кровати. Тело еще слегка ломило от недавних нагрузок, но голова была свежа как никогда. В дверном проеме стоял дед Михей в телогрейке, со своей неразлучной снайперской винтовочкой за спиной.
— Проснулся? Хорошо. Одевайся тепло, шнуруйся и пакуйся. Оружие проверь-заряди. — Дед кивком указал на подаренный накануне рюкзак, стоящий возле кровати. — Прогуляемся перед завтраком, аппетит нагуляем. И поторопись, жду тебя во дворе.
Старик ухмыльнулся, наблюдая, как я, хоть и спросонья, но четко и быстро кинулся исполнять его команды, развернулся и потопал прочь.
— Да, еще, — у выхода дед обернулся, — иди все время прямо, не сворачивай, до самой лестницы. Все двери за собой закрывай. Тут не проходной двор! И вот, это тебе.
Старик оставил за дверью небольшую сумку, грубо сшитую из плотного брезента, и ушел. Где-то в глубине соседней комнаты скрипнули и бахнули те самые двери. Я оделся, обулся и распихал по карманам патроны к обрезу и магазины ПМки. Проверил, полон ли магазин в самом пистолете, передернул его затвор, поставил на предохранитель и сунул в правый карман куртки. Потом накинул лямки рюкзака на плечи, в обрез вставил два толстых красных патрона и уверенным шагом вышел из комнаты.
Оставленную за дверью сумку я попытался подхватить на ходу одной левой, но не тут-то было. Торбочка оказалась тяжелой, как якорь небольшой яхты, и мне пришлось перекидывать ее лямку через шею двумя руками. Гайки, что ли, туда дедуля насыпал? Я заглянул в торбу. И действительно, брезентовые внутренности сумки были доверху набиты ржавыми железками. Значит, будем с дедом в сталкеров играть. Я вдруг вспомнил, как наш проводник доставал из подобной сумочки болтики-гаечки и швырял их перед собой, проверяя наличие аномальных зон, которые не фиксировал его детектор… Интересно, на что способно мое ламповое чудо?
Я прошел вдоль стен трех небольших проходных комнат, которые больше напоминали секции широкого коридора военного бункера или старого бомбоубежища. Коридор этот был кольцевым, и если он был наружным, то на глаз, судя по закруглению стен, в диаметре этот уровень бункера был не менее двух сотен метров.
В каждой секции коридора было еще по одной закрытой железной двери, ведущей в другие залы убежища. Балки, перекрытия, старая кирпичная кладка, герметичные двери, толстые кабеля электропроводки, раритетные взрывозащищенные осветительные плафоны — все это старье здесь присутствовало вперемежку с достаточно современными вещами.
Вот только что заметил девятнадцатидюймовый лэптоп в небольшой нише и рядом запыленное, но современное эргономичное кресло. А справа от ниши серели две евророзетки и гнездо под кабель локальной компьютерной сети. И хотя кабельные сети в обычном мире у меня уже вызывали разве что ироничную улыбку, тут, в Зоне, их использование могло быть вызвано крайней нуждой. Мало ли, может быть, тут где-то хитрый генератор притаился, забивающий все радиосигналы.
Под ногами то и дело потрескивали осколки оптических дисков. Несколько разбитых вдребезги клавиатур и компьютерных «мышек» были сметены в кучку под стену, а по углам стояли пирамиды коробок из-под разного рода офисной техники. И завершал все это разнообразие большой ЖК-монитор, подвешенный в верхнем углу одной из комнат на вполне современном крепеже. На дисплее бегали какие-то цифры и светились разноцветные столбики диаграмм. Один из этих столбиков, самый толстый и, видимо, самый важный, был еле-еле заполнен зеленым цветом. «8 %» — ярко горела цифра прямо на диаграмме.
Кроме этого на глаза еще попались разнообразные припасы, какие-то непонятные ящики, мешки, армейская радиостанция и большая клетка с обыкновенными курами. Все остальное было заботливо укрыто от посторонних глаз брезентом и непрозрачной пластиковой пленкой.
Каждый раз, выходя из комнаты, я закрывал за собой все запоры железных дверей, как и просил дед. За последней дверью было наполовину заваленное помещение. Некогда это был тамбур-шлюз, но вторая его дверь, которая вела наружу, сейчас валялась в углу помещения и была выгнута полусферой. Прохода видно не было, обвалившиеся конструкции полностью закрывали его. И теперь единственным выходом отсюда был пролом сверху в железобетонном перекрытии. Ржавая лестница вела вверх, на поверхность. И как я здесь вчера спустился? Просунув обрез за лямки рюкзака на груди, я вскарабкался наверх.
Внутреннее убранство хатки деда, как и вид всех прочих строений в Зоне, вызывало тоску. Все на первый взгляд было заброшено и покрыто слоями мусора и пыли. Исключением была только печь, на которой дед готовил еду. Этот домишко был наверняка лишь своеобразной маскирующей надстройкой, скрывающей вход в бункер.
Я вышел наружу. Утренняя прохлада коснулась лица и защипала нос. Дед стоял у калитки и осматривал через бинокль окружающее пространство. Я подошел к нему и стал рядом, молча, в ожидании дальнейших указаний. А старик, не обращая на меня внимания, все стоял и смотрел в бинокль, как будто впервые все это созерцал. Вдруг во мне колыхнулось странное чувство тревоги. Ощущение того, что все не так, как должно бы быть…
И действительно!!!
Я крутился как юла, округленными от изумления глазами шаря вокруг, по прилегающему пространству. Кроме тех высоких кедров, что я приметил накануне, вокруг не было ни единого деревца. Куда-то полностью исчез весь тот густой лес, который только вчера стоял здесь повсюду стеной. Теперь везде, до самого горизонта, простирались камыши и топи. Неизменной осталась лишь холмистая пустошь внутри огражденного кедрами пространства, даже тот холм с упавшим вертолетом остался на месте!
И я готов был поклясться, что видел, как под корпус погибшей машины юркнула та самая человекоподобная тварь в противогазе, которая недавно чуть не убила меня.
Глава одиннадцатаяПРОЕКТ «АБСОЛЮТНАЯ КРЕПОСТЬ»
— Да что ж это такое?! Что случилось?! Куда делся лес? Где мы?
Я не знал, что и как еще спросить, чтобы в голове стихла буря изумленных мыслей.
Я продолжал паниковать, осматривая окрестности, и выстреливать вопросы, некоторые вслух, а некоторые, в основном состоящие из матов, про себя. Как же это так? Что за бред? Вот же хатка, погреб, кривой забор, все как и раньше — «третья улица Строителей, дом двадцать пять, квартира двенадцать». Только это уже не «Москва» и даже не «Ленинград», а какой-то «Чукотский автономный округ»!
— Чего я еще не знаю, батя?!
Я задал последний, контрольный вопрос, после серии абсолютно идиотских, извергнутых из глубин души высоким давлением эмоций.
— Лучше скажи мне, сына, что ты вообще знаешь о Зоне, а я тебе постараюсь растолковать все остальное. — Дед оторвался от бинокля и взглянул на меня с добродушной улыбкой на морщинистом лице. — Правда, для меня будет проще, чтоб ты позабыл все, что до этого узнал. Переучивать — оно всегда труднее, чем с белого листа учить. Ну чего, готов, орел?
— К чему именно? — Я стоял и все еще пытался дать произошедшему любое логически приемлемое объяснение, но тщетно.
— Я тут подумал, если не могу сам тебя провести к кордону, то хоть попытаюсь обучить в должной степени, чтобы ты смог до него как-то доползти самостоятельно. — Старик спрятал бинокль под свою необъятную телогрейку. — И вопросы придержи до поры. Ответы на многие из них придут сами. А чего подсказать нужно, так это я с радостью, но понемножку делать буду. Информация, она тоже может и лекарством, и ядом быть для головушки. Все зависит от дозы и последовательности ее употребления. Ну чего, поехали?