ской веры, для которой главным были личные отношения с Господом, внутренний мир, доброе отношение к другим людям и царствие небесное после окончания жизненного пути»[198]. Но все же вместе с еще несколькими монахинями она поселилась в одном из беднейших кварталов Нового Орлеана, чтобы помогать обездоленным. Элен Прежан выросла в богатой семье; уже став монахиней, она много лет занималась религиозным образованием – жизнь ее была благополучной и спокойной. В 1980 году она оказалась в одном из самых нищих и опасных городских районов, где перед сном приходилось проверять, лежит ли она достаточно низко, чтобы случайная пуля, влетев в окно, не попала в нее. (Район Сент-Томас, где она жила, печально прославился в 1992 году, когда одна такая случайная пуля убила четырехлетнего мальчика по пути в детский сад.) Концентрация бедности, страданий и насилия, окружавших ее, была невероятно высока.
И именно здесь сестра Элен получила предложение стать «духовным наставником» человека, сидевшего в камере смертника. Патрик Сонье и его брат Эдди похитили влюбленную пару – 17-летнего Дэвида Леблана и 18-летнюю Лоретту Бурк, и увезли их в лес. Один из братьев изнасиловал Лоретту, после чего они убили обоих молодых людей. После ареста братья давали противоречивые показания, и до сих пор так и не ясно, кто из них насиловал Лоретту, почему они сначала хотели отпустить молодых людей, а потом убили их. По одной версии, они просто боялись, что те их разоблачат, по другой – Эдди Сонье начал стрелять в приступе ярости. Как он позже объяснял, Дэвидом звали человека, к которому незадолго до этого ушла его девушка, в какой-то момент он увидел в своем пленнике того, другого Дэвида и потерял рассудок. Правда ли это, мы не знаем. Кажется, братья договорились, что в случае ареста введут полицию в заблуждение. Патрик предложил, чтобы каждый из них взял вину на себя, и тогда никто не поймет, кто же в действительности совершил убийство. А Эдди решил, что каждый из них должен будет, наоборот, дать показания на другого. В результате Патрик признался в убийстве и изнасиловании, хотя потом до последнего момента утверждал, что он этого не делал, – а Эдди дал показания против брата. Эдди был приговорен к пожизненному заключению, а Патрик – к смертной казни.
Вот с ним-то и стала переписываться сестра Элен, конечно, знавшая об ужасной судьбе Лоретты и Дэвида и понимавшая, что перед ней – страшный преступник. Но, как она пишет в своей прославленной книге «Мертвец идет» (Dead Man Walking), «для меня неоспоримой моральной основой любого общества является неприемлемость любого убийства, совершенного кем бы то ни было, при любых условиях. И к правительству это тоже относится».
Элен Прежан получила разрешение посещать Патрика Сонье в тюрьме – и оказалась единственным человеком, приходившим к нему. Отец Патрика давно умер, мать была больна и просто не в силах часто приезжать к сыновьям, сестра жила далеко. Эдди находился в той же тюрьме, но встречи братьев были запрещены. Патрик писал Элен о своей жизни, украшал письма полудетскими рисунками – зверюшек и птичек, потом, когда она стала навещать его, рассказывал о своей жизни. О преступлении, раскаянии, искуплении речь зашла далеко не сразу. Сестра Элен ни на чем не настаивала, она просто приходила в тюрьму и разговаривала с Патриком. Потом она попыталась помочь ему добиться изменения приговора. У нищих братьев Сонье не было возможности нанять хорошего адвоката, защищали их очень плохо, никто особенно не разбирался в несостыковках показаний, не помогал Патрику писать апелляцию. Теперь этим занялась сестра Элен, которая сама совсем не разбиралась в юридических тонкостях, но зато смогла привлечь общественные организации, помогавшие смертникам. В Луизиане, как и в большинстве южных штатов, часто выносят смертные приговоры, и поэтому здесь довольно много адвокатов, готовых бесплатно помогать осужденным. Некоторые из них – принципиальные противники смертной казни. Другие видят невероятную неравномерность при вынесении таких приговоров, ведь подавляющее большинство смертников – чернокожие бедняки. Братья Сонье были белыми, но и их жертвы тоже – и многие правозащитники считали, что это сыграло свою роль: будь их жертвы чернокожими, приговор мог бы оказаться иным, потому что чернокожих убийц белых казнят чаще, чем белых убийц чернокожих. Впрочем, для сестры Элен цвет кожи не имел значения. Перед ней был человек, совершивший ужасное преступление: независимо от того, кто нажимал курок, Патрик все равно был соучастником зверского убийства. Но он был человеком. В своей поразительной книге сестра Элен подробно описывает обстановку в тюрьме, рассказывает, как ей было страшно и как ее подавляла бесчеловечность происходившего, несмотря на любезность по отношению к ней со стороны тюремного персонала. Она рассказывает о своих странных, противоречивых чувствах: ужас при мысли о том, что сделали братья Сонье (через некоторое время она начала посещать также и Эдди), жалость к жертвам, но жалость и к преступникам. Острое чувство вины, особенно после того, как отец Дэвида с возмущением спросил ее, почему она заботится о благополучии убийцы, а не о семьях жертв. Услышав этот упрек, сестра Элен почувствовала, что необходимо действовать по-другому, – позже она начала создавать специальные группы «Выживай», объединяющие людей, чьи родные были убиты.
Патрик Сонье был не единственным смертником, которому сестра Элен помогала в тюрьме. В своей книге она написала: «Теперь, когда я устанавливаю дружеские отношения с новым смертником, то всегда предлагаю помощь родным жертвы. Некоторые принимают мое предложение. Другие с яростью отказываются. Но я всегда предлагаю».
Действия сестры Элен вызывали ярость не только у родственников жертв. Ее считали коммунисткой, потому что она пыталась защищать отбросы общества, чья жизнь ничего не значит для «приличных людей». Матери Элен Прежан звонили разъяренные жители Луизианы и спрашивали, почему ее дочь сочувствует не тем, кому надо. Но «обдумывая свои чувства и убеждения, я поняла, что есть одна нравственная опора, в которой я абсолютно убеждена: если бы меня убили, я бы не хотела, чтобы моего убийцу казнили. Я бы не хотела отмщения моей смерти. Особенно со стороны правительства, которое не может даже эффективно контролировать своих бюрократов, справедливо собирать налоги или заделать яму на дороге и уж тем более не может решать, кого из своих граждан убивать».
Следующий подопечный Элен Прежан очень отличался от Патрика Сонье, который, судя по всему, все-таки раскаивался в содеянном, перед смертью просил прощения – и к тому же, возможно, был не убийцей, а только сообщником. Но с Робертом Уилли все было ясно – и очень страшно.
31 мая 1980 года 16-летняя Дебби Куэвас и ее 20-летний молодой человек Марк Брюстер сидели в машине Марка на берегу реки. К ним подъехали Роберт Уилли и Джозеф Ваккаро, пригрозив пистолетом, заставили выйти из машины, а затем увезли в лес, где издевались над Марком, жгли его сигаретами, а затем выстрелили в него и бросили, думая, что он убит. Марк выжил, но остался парализованным ниже пояса. После этого Уилли и Ваккаро в течение 30 часов избивали и насиловали Дебби, объясняли, какими различными способами они могут ее убить, а потом почему-то привезли на кладбище в ее родном городе Мэдисонвилл, штат Луизиана, и отпустили.
Через некоторое время Уилли и Ваккаро арестовали и судили – не только за нападение на Брюстера и Куэвас. Как выяснилось, до этого они изнасиловали и убили еще одну молодую девушку – Фейс Хатауэй. На суде они вели себя омерзительно, в частности Уилли заявил, что получил большое удовольствие, когда насиловал Хатауэй. Увидев в суде Марка Брюстера, он сделал рукой жест, как будто перерезал горло ножом, а когда появилась Дебби, подмигнул и послал ей воздушный поцелуй. Собственной матери, расплакавшейся в суде, он закричал: «Кончай реветь».
Позже он признался еще и в том, что вместе со своим кузеном Перри Тейлором убил человека, чтобы украсть у него марихуану – на 10 000 долларов.
Тейлор признал свою вину и был приговорен к 21 году заключения. Уилли приговорили к смертной казни. Ваккаро чудом отделался пожизненным – одна из присяжных проголосовала против смертной казни, а по законам штата Луизиана такое решение должно быть единогласным.
И вот, когда Уилли оказался в камере смертника, сестра Элен, до этого думавшая, что ей никогда не хватит сил повторить тот путь, который она прошла с Сонье, согласилась стать духовным наставником этого страшного человека. Уилли всеми силами показывал, что он не смирился и не сломлен. Они с Ваккаро входили в некую фашистскую организацию «Арийское братство» – и он с восторгом вспоминал, как члены братства поддерживали друг друга в тюрьме, в разговорах с журналистами хвалил Гитлера и был весь покрыт нацистскими татуировками. Он все время демонстрировал свою крутизну, не позволял себе никаких проявлений слабости, боролся за права заключенных-смертников, требуя улучшения условий содержания, заявлял о политическом аспекте своего приговора. Политический аспект действительно присутствовал: прокурору перед выборами было необходимо показать, насколько он суров и беспощаден с преступниками. Теперь уже сестра Элен была не одна – несколько монахинь и адвокатов создали общественную организацию, помогавшую смертникам. При этом Элен не хотела повторять прежних ошибок и вступила в контакт с матерью и отчимом убитой Фейс Хатауэй, которые с отчаянной энергией добивались приведения в исполнение смертного приговора как Уилли, так и многим другим убийцам. Сестра Элен нашла в себе внутренние силы поддерживать Роберта Уилли – она навещала его, разговаривала с ним, помогала заниматься апелляциями, слушала его рассказы об ужасном детстве и юности, не пыталась проповедовать, но при этом пробовала обсуждать с ним то, что он сделал, в надежде увидеть раскаяние и найти в его душе хоть какую-то искру любви и света, постоянно говорила ему, что помнит о тех ужасных вещах, которые он совершил, но даже они не могут лишить его человеческого достоинства, присущего всем. В то же время она приезжала в гости к родителям убитой Фейс и даже пришла с ними на встречу созданной ими организации родителей убитых детей. После этого они встречались на ступенях очередного суда, где Элен и ее друзья требовали отмены смертной казни, а родители Фейс – сохранения и максимально жестокого ее применения.