Замечательный документалист Герц Франк не совершал преступлений и не сидел в камере смертника, но прожил жизнь не менее, а может быть, и более страшную, чем Жозе Джованни. Мальчик, выросший в маленьком латвийском городке в семье еврейского фотографа, видел появление в Прибалтике советских войск, «добровольное присоединение» к СССР, депортации, затем немецкое вторжение. В 1941 году потерялся во время эвакуации и только через полтора года нашел свою семью. Жизни двух его сестер унес холокост, брат был тяжело ранен на войне, третья сестра провела десять лет в ГУЛАГе. Достаточно для того, чтобы человек понял, как жестоко устроен мир и какая в нем царит несправедливость. И все-таки среди его фильмов – «Высший суд. Киноматериалы» – история 24-летнего Валерия Долгова, попытавшегося ограбить жуликоватую профсоюзную начальницу Эмму Бурилину и в результате убившего и ее, и ее друга. Герц Франк снял фильм не о том, как разворачивалось следствие – там нечему было разворачиваться, парень написал явку с повинной. Франк снимал Долгова в камере смертника, когда тот уже был приговорен к высшей мере наказания. В отличие от Джино Страблиджи, Валерий Долгов не был доведен до отчаяния, не пытался убить своего мучителя, не делал попыток начать новую, честную жизнь. У него была одна коротенькая жизнь, которую он бессмысленно растратил, – и сам даже не мог объяснить, почему начал стрелять в квартире Бурилиной. Вдруг оказалось, что Долгов – недобрый, ничтожный человек, совершивший двойное убийство, – совершенно преобразился в камере смертников и пришел к раскаянию. Как позже рассказывал режиссер, «меня интересовала не сама криминальная история, завязанная на подпольном производстве джинсов, так что убийство было совершено из корыстных мотивов. Меня увлек путь к раскаянию. В конечном итоге человек, совершивший самое тяжкое преступление – убийство, уходит из жизни, заплатив за содеянное самой высокой ценой, но он уходит человеком, не убийцей. Зрители картины задумываются не над тем, как и почему он убил, а над тем, что он пережил в своем одиночном заключении. Речь идет о душе. В ожидании казни он приходит к христианским ценностям любви, которые вычитал не из книг, а осознал на собственном опыте. К порогу своей смерти он приходит с чувством, что он человек»[220].
Валерий Долгов еще успел прочитать рецензии на вышедший фильм, ожидая ответа на свою апелляцию, – но приговор был приведен в исполнение. Был ли это «высший суд», или же, как сказал бы Сэмюэл Ромилли, расстрел лишил молодого человека возможности реализовать тот внутренний свет, который безусловно жил в нем и привел его к раскаянию?
ХХ век знал множество книг – художественных и документальных, – протестующих против смертной казни. Но иногда создается впечатление, что сильнее всего в наше время протест против узаконенного убийства был выражен в кинематографе. Наверное, это объяснимо.
Кино возвращается к тому самому восклицанию Руссо – «сердце ропщет», оно разговаривает с нами на языке образов и показывает то, что даже самый убежденный рациональный сторонник казни вряд ли может видеть спокойно.
Фильм «Зеленая миля» воспроизводит основные сюжетные линии романа Стивена Кинга – и, кстати, многие доводы противников смертной казни. Здесь показано удушающее отчаяние приговоренных, ожидающих своей участи, и то, как в убийце тоже может жить человек, который вдруг, среди судорог последнего одиночества, привязывается к мышонку и дает ему человеческое имя Мистер Джингл, и то, как к казни могут приговорить по ошибке, – ведь прекрасного, удивительного Джона Коффи арестовали, когда он сидел, измазанный кровью, рядом с телами двух изнасилованных и убитых девочек, – и то, как искажается душа тех, кто должен по долгу службы организовывать и проводить казнь. Фильм пропитан отторжением самой идеи смертной казни, но, наверное, самое сильное высказывание в нем – не сама мистическая история, а вид электрического стула, жуткие репетиции, которые устраивают тюремщики, старающиеся провести экзекуцию без проблем, и, конечно, реальная казнь, прошедшая как раз с очень большими проблемами. Гнусный и злобный Перси, племянник жены губернатора штата (а дело происходит, что очень характерно, в Луизиане, одном из самых «казнящих» штатов), хочет удовлетворить свои садистские наклонности и сам провести казнь ненавистного ему Эдуарда Делакруа. Он уже ломал пальцы Делакруа и убил его мышонка, но ему этого мало. Теперь вместо губки, пропитанной водой, которая должна обеспечить казнимому быструю и безболезненную смерть, он тайком кладет сухую губку – и Делакруа погибает в страшных мучениях.
Но это же фэнтези, это странная история о Джоне Коффи, обладавшем магическими способностями, мало ли что там можно показать! И все-таки – одно дело читать об электрическом стуле, а другое – видеть его. И еще – разве не считала сестра Элен Прежан, что ее подопечный, которого казнил не садист Перси, а аккуратный, исполнительный, эффективный сотрудник тюрьмы, при этом все-таки умирал несколько минут?
Сгорающие на электрическом стуле Делакруа и Джон Коффи, который мог бы спасти человечество от многих бед, но вместо этого идет на смерть, наверное, сделали для отторжения, неприятия смертной казни больше, чем множество трактатов и рассуждений.
Есть много доводов против смертной казни, и все равно трудно найти что-то более сильное, чем «сердце ропщет»…
Рекомендуем книги по теме
Праведный палач: Жизнь, смерть, честь и позор в XVI веке
Джоэл Харрингтон
Град обреченных: Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осужденных
Ева Меркачёва
Краткая история Европы
Саймон Дженкинс
Просвещение продолжается: В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса
Стивен Пинкер