Из докладной записки капитана СС Отто Бартша коменданту г. Глуховска майору Паулю Кнюфкену
15.06.43 г.
«…Настоящим уведомляю Вас в том, что русские разведчики надежно блокированы в точке 07 квадрата 0476 Шагорских болот, т. е. в том же районе, где 10.06.43 г. от полуночи до 00.35 кружил неопознанный самолет.
Наше убеждение в надежности блокады основано на постоянном огневом контакте с противником.
Интенсивность огня противника не убывает, что позволяет сделать следующие выводы.
Русские разведчики получили, по всей видимости, боезапас той ночью, когда над болотами кружил неопознанный самолет.
Количество людей в группе не убавилось, а следовательно, радист все еще в группе.
Прилагаю все усилия для выполнения задачи».
Из рапорта майора Кнюфкена полковнику Фоссу
«…Сообщаю также схему блокирования Шагорских болот.
На 15.06.43 г. в точке 07, наиболее приближенной к месту расположения русских разведчиков, означенной 10.06.43 г. тремя зелеными ракетами, находятся все наличные силы отряда преследования капитана СС Отто Бартша. На пути возможного выхода русских разведчиков из болот между 17 и 21 выставлено оцепление из солдат зондеркоманды 07-Т обер-лейтенанта СД Альфонса Мауе. В прилегающих к Шагорским болотам лесах устроены засады. Дороги патрулируются усиленными нарядами полевой жандармерии. В деревнях проводятся акции устрашения. Принят ряд других неотложных мер…»
Из распоряжения полковника Фосса коменданту г. Глуховска майору Паулю Кнюфкену
15.06.43 г.
«Усильте наружное кольцо оцепления Шагорских болот в квадрате 0476 силами частей сто сорок третьей пехотной дивизии, дислоцированной в вашем районе. Найдите проводников из местного населения, хорошо знающих особенности Шагорских болот, способы передвижения по ним, проходы. Не останавливайтесь перед применением крайних мер. Во избежание дальнейших потерь наших солдат, для непосредственного огневого контакта, с русскими используйте полицейских…
Отряд полицейских Глуховска усильте огневыми средствами, пополните за счет гарнизонов Жилина, Кострова, Демина, Малых Бродов.
Об окончании операции доложить завтра в 19.00».
VI
— А, черт! — ругнулся лейтенант Речкин.
Ругнулся он не столько от боли, сколько от досады, что так получилось. Шальная пуля задела бедро, разорвала сосуды, он терял кровь, слабел, потому и досадовал. Последние метры разведчики тащили его по болоту волоком, подхватив с двух сторон под руки. С большим трудом добрались они до островка. Подобных островков встречалось много на этом бескрайнем болоте. Они пытались остановиться раньше. Но каждый раз, как только ступали на видимость суши, островки не выдерживали, погружались, темно-коричневая вода доходила до щиколоток.
Гитлеровцы не отставали от них. Разведчики меняли направление, кружили, но в болоте оставался след. Ночью, похоже, удалось оторваться. Каждый понимал — не надолго. Появится самолет, летчик станет, высматривать, гарантии, что их вновь не обнаружат, нет. Необходимо укрытие. Дерево с кроной погуще, тростник повыше, и хотя бы чуточку суши. Чтобы перевязать лейтенанта, остановить кровотечение.
Не обозначь они свое место ракетами в ночь на десятое, когда принимали контейнеры, им, возможно, удалось бы уйти от преследования. Но тогда этого делать было нельзя. В тайнике оставался Колосов с радистом. Речкин намеренно пошел на такой шаг. Чтобы боезапас, продукты, медикаменты получить и немцев увлечь подальше от тайника. Замысел удался. Один контейнер они так и не нашли, другой плюхнулся рядом.
Над болотом повис туман. Он то таял, и тогда можно было разглядеть тростниковые заросли, то густел, обволакивая предметы вокруг мутновато-белой массой. В один из просветов, когда развиднелось, они обнаружили островок, потянулись к нему в смутной надежде, что им повезет. Им повезло. Под ногами пружинило, ноги проваливались в рыхлую мшистую поверхность, но вода не проступала, можно было отлежаться, отдохнуть. Соорудив навес на тот случай, если развиднеется, если появится самолет, разведчики забрались в укрытие. Полулежа, поднять навес они не рискнули, осмотрели рану лейтенанта. Рану осматривал сержант Пахомов.
— Как там? — спросил Речкин. Сил приподняться, глянуть у него не осталось.
— Размыло, — отозвался Пахомов. — Ты терпи, лейтенант, сейчас плесну.
Пахомов решил промыть рану, продезинфицировать ее спиртом.
— Давай, — одобрил Речкин, прикрыв глаза. — Прожги как следует, — сказал он, сжимая зубы.
Пахомову помогал Ахметов. Он тоже лежал с другого бока лейтенанта, сматывал грязный, в крови и торфяной крошке бинт.
— Держи.
Сержант передал Ахметову флягу со спиртом, перетянул жгуты на ноге у командира. Обхватил рану пальцами, чтобы до краев наполнить ее спиртом.
— Лей, — приказал Ахметову.
Ахметов осторожно отлил спирт. Образовалась кровавая смесь. Пахомов выбрал смесь тампоном. Они повторили процедуру. Сержант затянул рану бинтом. Глянул на лейтенанта.
Речкин лежал с закрытыми глазами. На лбу выступили крупные капли пота.
— Все, лейтенант, отдыхай, — сказал сержант.
Какое-то время Речкин оставался в напряжении. Слышал, как Ахметов протер ему лицо, как вползали и выползали разведчики, о чем-то перешептываясь. Потом он забылся. Вновь открыл глаза. Ему показалось, прошли минуты. Он приподнял голову, увидел все ту же белесую мглу, пики островерхого тростника. Шевельнулся. Боль тут же напомнила о себе. Он застонал. Над ним склонился Пахомов. Широко раскрытые глаза увидел лейтенант, заросшие щетиной щеки, синие крапинки пороховой гари на лбу, крупный мясистый нос, крутой, перепаханный морщинами лоб.
— «Рамы» нет? — спросил лейтенант.
— Как не быть, весь день кружила.
— День? — удивился Речкин.
— Ну, да, — подтвердил Пахомов. — Ты как заснул, тут она и загудела. Туман, должно быть, низинный.
— Который час? — спросил Речкин.
— Без семи восемь, лейтенант, — ответил сержант. — Вечер.
Вечер…
Значит, проспал он весь день. Кружил самолет. Их все еще ищут.
— Давно стихло? — спросил он.
— Четверть часа назад, — сказал Пахомов.
— Я что, без сознания был?
Он снова шевельнулся, вновь ощутил боль. Болело в бедре, отдаваясь в пах и низ живота. Речкин внимательно прислушался к боли. Времени прошло достаточно. Если бы началось заражение, сейчас бы по всему телу полыхало. Жара, судя по всему, не было. Лихорадило, он мерз, но это скорее всего от потери крови.
— Человек, если без сознания, он как мертвый, — объяснял Пахомов. — А ты, лейтенант, спал.
— Где Ахметов, ребята?
— Ахметов в дозоре, Качерава с Колей Стромынским деревца для носилок ищут. Нести тебя будем, лейтенант, нельзя тебе больше в воду окунаться.
— Куда?
— Тут развиднелось недавно, ребята лес разглядели. Земля там, должно быть.
— Берег?
— Нет, — сказал Пахомов. — Остров. Кузьмицкий с Асмоловым в разведку пошли. Ты б помолчал лучше, силы беречь надо.
Пахомов вылез из-под навеса, дав тем самым понять, что продолжать разговор он не намерен, что ему тоже надо смотреть и слушать тишину, которая может обернуться неизвестно чем.
Лежать было удобно. Лейтенант пошарил руками, понял, что ребята натаскали ему травы, застелили ее плащ-палаткой, сонного перетащили на это ложе. Ничего он не слышал. Оттого, что ранен был, от постоянного недосыпания такое состояние. Плохое состояние. Из всех бед — худшая. Два года он воюет. Бывало, от этого никуда не денешься, решались на крайние меры, подрывали ребята себя гранатами, чтобы прикрыть товарищей. Речкин принимал эту, по его мнению, жестокую необходимость, сам готов был свершить подобное. Но оказаться беспомощным, добавить к тяжести рейда заботу о себе считал худшей из бед, молил судьбу, чтобы именно с ним подобного никогда не случилось.
Человек предполагает, судьба располагает. Не раз слышал он эту поговорку, в войну понял ее горький смысл. В сорок первом году, перед началом боя в старом укрепрайоне, когда его контузило, засыпало землей, разве он думал, что может потерять сознание. Однако так это и случилось. Неизвестно, какой конец его ждал, если бы не старшина Колосов. В лучшем случае — он до сих пор так и считал, — в лучшем случае его бы прикончили немецкие автоматчики. Но мог он оказаться и в плену. Судьба толкнула его к краю пропасти, она же отвратила беду. Старшина Колосов не только заметил его, но и мертвым не посчитал, раскопал, уволок в болото. После того горького урока Речкин понимает, что на войне предполагать невозможно, всегда надо быть готовым к худшему, а когда подобное происходит, вести себя достойно.
Как?
По обстановке, как еще. Не сдаваться. Всегда и во всем искать выход.
Лейтенант прислушался, различил шорохи. То ли туман терся о тростник, то ли возились рядом невидимые существа. Он слышал звуки, похожие на вздохи. Со звоном лопались пузырьки болотного газа. Звук был слабым, но он и его различал, стало быть, и слух у него не притупился. Видел он тоже хорошо. Из-под навеса можно было разглядеть край островка, на котором они затаились, несколько хилых березок, торчащие из воды кочки. Речкин сжал пальцы в кулак. Слабовато, но мышцы напряглись. Следовательно, он может стрелять. У него хватит сил выдернуть кольцо от взрывателя. Вести себя достойно, как доложено солдату, он сможет. На этом крохотном островке, на том острове, куда ушли Кузьмицкий и Асмолов, на другом рубеже, там, где это придется. Теперь его черед прикрыть отход группы, если преследование возобновится, понадобится уходить. От сознания возможности активного действия он успокоился. Смежил веки. Лежал, стараясь ни о чем не думать, но этого старания хватило не надолго. В сердце толкнулась тревога. О Колосове встревожился лейтенант.