— Звал? — спросил Логинов.
— Звал, — подтвердил Гладышев, указывая глазами на стул, приглашая к столу.
Начальник контрразведки достал из сейфа папку, положил перед Логиновым.
— Познакомься, — сказал он, — тебя это касается.
Логинов раскрыл папку, стал читать документы.
В документах говорилось о том, как несколько дней назад в расположение дивизии Скопина вышел человек, назвавшийся партизаном. Этот человек попросил командование дивизии доставить его к представителю штаба партизанского движения Воробьеву.
Человек, назвавшийся партизаном, знал пароль, рассказал следующее.
Сам он представитель партизанской бригады «За Родину!». Входил в состав группы из трех человек, которых командование бригады направило через линию фронта с целью восстановить связь со штабом партизанского движения.
Немцы обнаружили группу. Двое погибли.
В папке было подшито свидетельство бойцов батальона Поспелова, в секторе которого пересек линию фронта человек, назвавший себя партизаном. Бойцы слышали интенсивную перестрелку на немецкой стороне, после чего и появился этот человек.
Логинову хотелось как можно скорее добраться до сути. Одно он понял из документов, Солдатов, со своей стороны, тоже предпринимает шаги к восстановлению прерванной связи.
Гладышев заметил нетерпение начальника разведки.
— Не торопись, — предостерег он, — читай внимательней.
Логинов взял себя в руки. Вернулся к началу. Более внимательно разглядел фотографию человека, назвавшего себя партизаном. Лицо приятное, отметил он про себя. Открытое. Такие располагают к себе людей. Внимательные глаза человека, который умеет слушать, Очень хорошее качество. Нос с курносинкой. Ровные зубы. Контрастные черные брови. Человек как человек. Внешний вид подозрений не вызывал.
Логинов вернулся к документам. Наконец-то стала проявляться суть.
Посланца партизан, судя по документам, выслушали, устроили отдыхать. Фотографию разослали по частям на предмет опознания личности. Выяснилось следующее обстоятельство. Весной этот тип уже побывал в распоряжении наших войск. Был он тогда в звании старшего лейтенанта. Проверил состояние химслужб некоторых подразделений. Лжепартизана немедленно арестовали.
— Это все? — спросил Логинов.
Гладышев усмехнулся, качнул головой.
— Мало?
Логинов понял, что переборщил. Люди Гладышева сработали весьма оперативно. Разоблачили немецкого агента. В том, что это агент, Логинов не сомневался. Ему хотелось знать другое. Солдатов, видимо, действительно послал группу. Группу, видимо, перехватили немцы. Партизан, видимо, немцы уничтожили. Готовят какую-то провокацию. Видимо. Иначе зачем посылать агента.
— Извини, Петр Сергеевич, — сказал Логинов, — сам знаешь, у меня этот район вот где сидит, — хлопнул он себя по шее.
— Понял, извиняю, — отозвался Гладышев. — Одно тебе могу гарантировать твердо: вытянем из этого типа все, что сможем.
— Спасибо.
— От твоих ничего нет?
— Нет.
— Стало быть, не добрались они до Солдатова.
— Стало быть, не добрались, — эхом отозвался Логинов.
— Теперь связь с Солдатовым нужна и нам, — сказал Гладышев.
— Группа Речкина — наша третья попытка связаться с бригадой «За Родину!», — объяснил Логинов. — И тоже, как видишь, пока безрезультатная. Особый режим, что немцы ввели сейчас в своих тылах, видимо, действует. Мы же, со своей стороны, не знаем главного — в каком лесном массиве обосновался Солдатов. Может быть, этот тип знает?
— Может быть. Я тебя буду держать в курсе наших дел.
— Спасибо.
На этом они расстались.
XI
Жизнь переменчива, что погода. То светит и греет, то хмарью затянет из конца в конец. Давно слышал Колосов это сравнение, теперь оно ему вспомнилось. Потому, скорее всего, вспомнилось, что погода за последние сутки менялась неоднократно. Ночь затянула тучами небо так густо, что, казалось, дождя из них хватит на неделю. Темень разлилась такая, хоть глаз выколи. Ночью, однако, дождя не пролилось ни капли, к утру поднялся ветер. Он разогнал тучи, оставив на небе легкие быстротечные облака. Облака эти бежали ходко, меняя очертания, словно обгоняя друг друга.
Утром вышли к притоку Соти, достаточно полноводному, с такими же, как у Соти, ровными берегами, спокойным, мерным течением. Остановились у поворота реки, напротив большака, что тянулся к Михайлову из Глуховска. «Ты как доберешься до большака, — объяснял лесник, — слева увидишь березовую рощу. В ту сторону не ходи, там такие топи, что тебе с обузой по ним не пробраться. В лес тебе надо, что за большаком. Но там поле большое, поостерегись. Большак пересекай ночью, он охраняется, учти это». Хороший совет дал лесник, да ночью они застряли в лесу. Ночь выдалась слишком темной, ждали, когда хоть чуток развиднеется. К повороту Соти, к этому притоку вышли уже по солнцу…
Колосов глянул на лес, что темнел за большаком, за большим полем, почувствовал вдруг такую тоску, от которой длинными зимними ночами воют волки. Смертельную тоску, однажды испытанную в Подмосковье, когда его ранило. Когда остался старшина лежать на нейтральной полосе в мороз, истекая кровью, не надеясь на чудо, понимая, что подступил конец. Смотрел на небо, отдавал себе отчет в том, что видит небо и звезды в последний раз. Мороз схватывал дыхание, обращал в льдинки слезы в уголках глаз, он их чувствовал, они мешали моргать. Чувствовал и понимал, что даже это неудобство от холода он испытывает в последний раз. Потом появилась собака-санитар, которая вытащила его к своим.
Теперь, казалось бы, чего и тосковать. Осталось последнее препятствие на пути к цели. Сердце все-таки сжалось в неведомой тоске. Так сжалось, что дышать стало трудно. Колосов пытался разобраться в причинах, однако такая попытка тоже насторожила старшину. Раньше такой необходимости не возникало, раньше он не прислушивался к себе. Получал задания, уходил на задания, возвращался с заданий. Все шло само собой, как должно идти на войне. «С дороги, с большака хорошо и далеко видно», — отметил Колосов, понимая, что в этом факте и опасения его, и тревога до тоски, и потребность разобраться в ощущениях. Он впервые очутился в столь сложной обстановке, впервые на его руках оказались люди, непригодные для активных боевых действий. За войну он выполнил множество заданий. Но шел он по войне с товарищами. С боевыми товарищами, а это как в строю. Собьешься, пятками услышишь сбой. Обязательно тебе наступят на пятки. Напомнят, что шагать надо в ногу.
Не додумал Колосов, далеко, со стороны Глуховска запылила дорога. Старшина заторопил Галю, прикрикнул на Неплюева. «Если что, — подумал, — радиста снова придется сбивать с ног». Так уже было не однажды. Идти в рост Неплюев может, ползти — нет. Приходилось валить радиста с ног. Каждый раз, когда выпадала такая необходимость, девушка смотрела на старшину с неприязнью. И каждый раз Колосов чертыхался в душе на то, что связан по рукам, по ногам.
Валить Неплюева с ног на этот раз не пришлось. Они успели добраться до зарослей на берегу притока Соти, скрыться в них до того, как пыль на большаке приблизилась. Колосов увидел бронетранспортер. Рядом с шофером офицер. В кузове солдаты. По большаку запылили автомашины. Шли они и в одну сторону, к Глуховску, и в сторону Михайлова. Надо было устраиваться, ждать вечера.
Черныш снова куда то пропал. Наверняка охотился. Он убежал, едва рассвело. Нагонит. Так было не раз. Где-то он шастает, потом появляется. У него своя жизнь, которая странным образом переплелась с их жизнями.
На берегу притока Соти пролежали весь день. Весь день палило солнце. Хотелось есть, но еды уже не осталось, поесть придется лишь тогда, когда доберутся до партизан. Об этом думал Колосов, об этом думала Галя, надеясь, что им повезет, с темнотой они минуют поле, пересекут дорогу, а там уже и до партизан останется не так далеко. Лежа в траве, Колосов наблюдал за большаком, посматривал и по сторонам. В той стороне, с которой они пришли, показалось старшине шевеление, но, сколько он ни присматривался, ничего подозрительного больше не различал. Пес не возвращался.
Догорал день. Диск солнца краснел, увеличивался в объеме, солнце уже почти касалось вершин деревьев леса напротив, того леса, в который им надо было попасть. Дневное светило склонялось к горизонту в безоблачном небе, обещая хорошую погоду на завтра.
Завтра. Возможно, уже завтра они встретятся с партизанами. Приказ, можно сказать, будет выполнен. Представив себе такую возможность, старшина в который раз подумал о том, что встреча с партизанами сулит неприятность, потому что радиста, по сути дела, нет, Неплюев не может работать на рации, а раз так, значит, не радиста он приведет к партизанам, а еще одну обузу, которых, надо думать, у партизан хватает и без него. От таких мыслей стало не по себе, как было уже не раз.
Над дорогой запылило. Вначале далеко, потом все ближе и ближе. Шлейф пыли приближался на этот раз особенно быстро.
Вскоре показался грузовик. Шофер, видно было, гнал машину на предельной скорости.
Колосов насторожился. Обычно машины ползли по большаку еле-еле. В том числе и патрульный бронетранспортер. А тут машину кидало из стороны в сторону, подбрасывало на ухабах. Вскоре она приблизилась к повороту реки, остановилась напротив того места, где прятался Колосов со спутниками. Сначала у машины заглох мотор. Она еще катилась, ее еще подбрасывало на неровностях дороги, но скорость гасла, грузовик вскоре стал. Распахнулись дверцы кабины. Из кабины выскочили двое. Оба в гражданской одежде. Что-то кому-то крикнули. На крик из кузова выскочили еще двое в немецкой форме, с автоматами в руках. Что-то сказали друг другу. Побежали вдоль большака, изредка оглядываясь в сторону Глуховска, то есть туда, откуда появились. По большаку пробежали метров пятьдесят. Свернули в поле. Бросились наискосок через поле. Бежали к березовой роще, к топям, о которых предупреждал Колосова лесник Степанов, советуя держаться от этой рощи подальше.