Не додумал комбриг, позвонил Струков. Дышал трудно. Чувствовалось, и скакал он во весь опор, и к телефону бежал. Солдатов приказал Струкову отдышаться, позвонить через пять минут. Собственной выдержкой учил командира отряда. Мол, на скаку ни говорить, ни думать нельзя, спокойствие, хладнокровие — главные факторы успешных действий. Тем более, что с подходом Мохова опасения за положение дел у Журбаевских выселок прошли. Тем более, что на усиление группы Мохова теперь уже отправил часть людей Грязнов. План охвата гитлеровцев сорвется, видимо, и там. Но удар гитлеровцы все-таки получат, и хороший. Побегут из леса и от выселков, некуда им будет деться. А Струкову наука. Думай не на скаку, а в нормальной обстановке, умей такую обстановку создать.
Струков не выдержал, позвонил через три минуты. Дышал он уже ровнее.
— Вот видите, пятый, когда человек отдышится, у него и голос ровней, и строй мыслей. Разговаривать на скаку трудно, так же, как принимать решения.
Солдатов говорил как можно спокойнее, давая понять командиру отряда, что спокойствие надо сохранять в любых обстоятельствах.
— Но, товарищ первый, они же буром на нас поперли. Надо было врезать им так, чтобы запомнили.
— Не только на вас, пятый. Седьмому тоже досталось, однако он и отпор дал достойный, и людей сохранил. С умом надо действовать, пятый. Вы же не командир взвода, чтобы самому лезть на завалы, вам за боем надо следить с расстояния. На расстоянии лучше видится. Что там у вас происходит?
— Третьему пришлось вводить людей в бой с ходу…
— Чтобы исправить вашу ошибку?
И об ошибке Солдатов сказал с целью. Подобные слова запоминаются, воспитывают командиров.
— Не совсем так, товарищ первый. Полосухин со своими конниками ударил немцам в спину. Бой сейчас идет на уничтожение противника.
Попали-таки гитлеровцы между молотом и наковальней. Не в одном месте, так в другом. Это хорошо. Молодец Полосухин.
Солдатов глянул на карту. Так получалось, что Полосухин из Ольховки повел свой отряд через Гречиху. Иначе он не появился бы у Журбаевских выселков.
XIX
Старшине Колосову не первый раз приходилось совершать марш-броски, когда то ли идешь быстрым шагом, то ли бежишь не торопясь, а в итоге поспешаешь как можешь с единственной целью — успеть. Старшина привычно включился в этот то ли шаг, то ли бег. Участие в марш-броске явилось для него действием, которое сняло напряжение, вырвало его из состояния неопределенности. В начале марш-броска он испытал было нехватку воздуха, но тренированный организм справился с неудобством, открылось второе дыхание, дышать стало значительно легче.
Лес не причинял неудобств, не раскидывал ловушек-зарослей из бузины, орешника, малины и прочих кустов. Не встречалось заболоченных лощин, труднопреодолимых оврагов, рек и ручейков с осклизлыми берегами, на которые богаты российские леса. Лес был ровным. Могучие стволы елей чередовались с мощными стволами берез. Подрост и тот встречался еловый, его легко было огибать. Колонна шла и бежала по мшистой поверхности земли, и оттого, наверное, не слышалось даже топота ног.
Колосов старался, и ему это удавалось, держаться Лыкова. Иногда они переглядывались. Не говорили. Привычно мерили километры. Лыков, как отметил про себя Колосов, оказался хорошим ходоком.
Кроны деревьев затеняли солнце, но день набирал тепло. Скоро лес задышал духовитым жаром. Лица партизан залоснились от пота.
Шел уже второй час этого марша. Сквозь всеобщий шорох сапог о мягкую подстилку донесся отдаленный гул. По мере приближения к месту боя стали доноситься взрывы, перестук пулеметных очередей. Звуки подхлестнули колонну, идущие впереди прибавили в скорости. Бежали до тех пор, пока голова колонны не уткнулась в завал. О завале Колосов узнал чуть позже. Он лишь увидел, что бегущие впереди остановились.
За те бездельные, как он их считал, дни старшина ознакомился с базой, узнал прошлое и настоящее партизанской бригады «За Родину!». Было время походить неприкаянным по лесу, осмотреть строения и сооружения, которые партизаны возвели в лесу. Он узнал, что с первых месяцев нелегкой партизанской войны в тылу врага Солдатов отдал много сил для создания этой и других баз.
Ранней весной сорок второго года партизаны пережили первую блокаду. Потом было еще две. Теперь немцы, выходило, полезли в четвертый раз. По всему выходило, что партизаны уперлись в один из завалов, о которых так много слышал Колосов в эти дни.
— Вишь, разведка, передых вышел, — сказал, останавливаясь, комзвода Лыков.
С этими словами Лыков снял кепку, вытер подкладкой лицо.
Старшина вошел в ритм, был доволен тем, что окончилась неопределенность. Движение к тому же само по себе притупляло волнение, отвлекало от нелегких дум о товарищах, о радисте.
— Команда сейчас будет, кому куда. Завал преодолеть дело нешуточное. Рассредоточиваться сейчас станем, — сказал Лыков.
Передышка вышла совсем короткой. Успели лишь пот утереть. Раздались команды. Кто-то невидимый впереди колонны определял, какому взводу в какую сторону двигаться. Дошла команда и до взвода Лыкова.
Одно дело слышать о завале, другое — видеть его. Колосов увидел пни, хаос из стволов деревьев и кустарника, ветви, сквозь которые уже продирались люди. Одни из них карабкались по стволам, другие — пробирались низом, лезли, чертыхаясь, оскальзываясь, а то и проваливаясь в веточную кутерьму.
В той стороне, куда они так торопились, продолжало дробно стучать и взрываться, звуки боя доносились все более отчетливо. Солнце стало припекать горячее. От него теперь ничто не укрывало, и оно старалось.
Колосов рывком бросил тело на ствол березы, добежал до ближайших ветвей, нога оскользнулась, он чуть было не упал, удержался, ухватившись за ветви. Почувствовал, треснула на сапоге кожа. Он вывернул ногу, глянул, увидел — кожа действительно лопнула. Не выдержала обувка, мелькнуло в голове, сгорели сапоги. Сзади по стволу уже подбежал кто-то, надо было спешить или уступать дорогу. Старшина перепрыгнул на соседний ствол. Не затем, чтобы остановиться. Колосов заметил лаз. Нырнул в этот лаз, стал продираться сквозь чащу. На него тут же набросились комары. Так густо, что невозможно стало смотреть. Комарье лезло в глаза. Колосов ухватился за сук, подтянулся, взобрался на ствол, стал продираться дальше. Продраться ему удалось, он увидел людей, Лыкова, который собирал свой взвод.
— Отстаешь, разведка! — крикнул Лыков.
Колосов подбежал к командиру взвода, показал сапог.
— Плюнь, — сказал Лыков, — нам теперь хоть босым.
Партизаны, а с ними и старшина, побежали, забирая вправо, то есть в сторону от гремевшего боя. Очень скоро уперлись еще в один завал, снова продирались сквозь сцепление ветвей и сучьев.
У третьего завала остановились. Колосов хотел было достать из вещмешка шнурок, чтобы хоть как-то обмотать сапог, боясь, что вконец отлетит подметка, но остановились на чуть-чуть, побежали теперь уже на звуки боя. Ориентируясь по солнцу, по поворотам, по тому, как гремевший бой то удалялся, то приближался, Колосов понял, что партизаны выполняют маневр, скорее всего охватывают немцев с фланга, а может быть, и заходят к ним в тыл.
Коротко взвизгнуло, впереди разорвалась мина. До того как она разорвалась, Колосов успел тыркнуться в ствол дерева. Огляделся. Справа и слева от него бежали люди. От ствола к стволу, пригибаясь, иногда падая, но тут же вскакивая, продолжая бег. Колосов тоже не задержался, побежал рывками, на ходу выискивая укрытие. Мины шлепались и взрывались одна за другой, слух определил взрывы покрупнее. В скопище смертоносных звуков ворвался пулеметный стук. Пахло толом, порохом, гарью. Валились с хрустом деревья. Невидимый меч срезал вершины, они тоже клонились к земле. На землю падали люди. Одни из них повисали на стволах, другие, ткнувшись в траву, не подавали признаков жизни. Некоторые пытались встать, ползти, утыкались в заросли. Но главное, сколько ни вглядывался Колосов вперед, он не видел ни одного гитлеровца, а стало быть, и стрелять было не в кого.
В лесу продолжали рваться мины, снаряды. Партизаны несли потери. Движение вперед притормозилось. Колосов тоже было встал, прикрывшись стволом мощной ели, но тут из-за соседней березы выскочил комвзвода Лыков, призывая людей вперед. Он кричал зло, голос его срывался на хрип. Лицо у Лыкова было черным, лоб в крови. На какой-то миг Лыков остановился, дал очередь из автомата, рванулся вперед. Колосов тоже сорвался с места, увидел немца. Немец целился то ли в Лыкова, то ли еще в кого. Старшина успел нажать на спусковой крючок, в руках дробно отдало. В тот же миг немец ткнулся в землю.
Партизаны бежали за своим командиром взвода. Одни из них стреляли на ходу, другие выхватывали на бегу гранаты, бросали их в заросли на вспышки выстрелов, стараясь в беге остаться под прикрытием стволов деревьев. Лыков рванулся уже без огляда, те, кто еще как-то медлил, прибавили в скорости.
Припустил и Колосов. Он понял маневр командира взвода, его стремление вывести людей из-под огня минометов, сблизиться с немцами на удар ножа или приклада. Спасение было в скорости — это понял каждый, каждый теперь стремился не отстать. Перепрыгивали через коряги и пни. Прыгали через немцев, трупы которых стали попадаться все чаще и чаще. На пути Колосова оказался огромный, с вывороченными корнями пень. За пнем прятались немцы. Оттуда поблескивали вспышки выстрелов. На ходу выхватив лимонку, старшина бросил ее за пень, услышал взрыв, кинулся за корневища. Увидел лежащий на боку миномет, мертвого карателя с разодранным окровавленным боком, другого, тоже мертвого, лежащего навзничь, с головой, но без лица, поскольку вместо лица увиделось кровавое месиво. В тот же миг Колосов увидел горящий танк. Побежал вперед, прикрываясь этим танком, но внутри машины рвануло, башню танка сбросило, преградив Колосову бег. Старшина замешкался. Под ногами дробно ударило. Кто-то с силой толкнул Колосова. Старшина упал.