А если мина не одна?
Спросил себя Колосов, задумался. Не слышал, как собрались за спиной разведчики.
— Намертво, — тронул за локоть Рябов.
Колосов резанул ладонью воздух. Жестом показал, что намертво.
— Чего делать-то будем? — спросил Денис.
Старшина не придумал, что делать, не знал, что ответить. До явки, по словам проводника, оставалось пять километров ходу. Три километра до реки, там, берегом, еще два. Но как идти? Белым днем ладно бы, тренированный глаз выхватил бы приметину. Замаскированную мину разглядел бы, другую какую ни на есть ловушку. Теперь надвигалась ночь. Медленно, но неотвратимо. Поди-ка, в темени, сунься… Был бы лейтенант… Приказал бы, и дело с концом. Было бы ладно. Недавно, когда Неплюева вел, тоже вроде бы решалось само собой. Сам себе командир, сам себе исполнитель. Теперь не знаешь, как быть. Оставаться нельзя. Надо уходить. Надо кого-то ставить первым.
А если рванет?
Самому — ладно. Сам себя и осудишь — в себе останется. А тут люди.
— Чего делать-то будем? — переспросил Денис Рябов.
Как показалось Колосову, Денис спрашивал настойчиво-требовательно.
— Тебе неймется, да! Надо выставиться, да! Не видишь, куда уперлись! Не понимаешь! Ваньку из себя валяешь!
Не сдержался старшина, взорвался. Раздражение вылил на Дениса.
— Я чего, а? Я же только спросил.
Денис обернулся к разведчикам.
— Ты чего, старшина, э? — вступился за товарища Ахметов.
Колосов понял, что перехватил. Вспомнил предупреждение своего лейтенанта. «Ты как хочешь будь внутри, — говорил Речкин, — раскались добела, но наружу не выплескивайся». Забыл старшина предупреждение командира, сорвался. Почувствовал неловкость. Тем более что на его срыв отреагировали все разведчики. Вскинули головы, насторожились.
— Забудем, ребята, — повинился Колосов.
Поделился с разведчиками опасениями. Уходить надо, да идти опасно.
— Первый раз, что ли, — негромко произнес Кузьмицкий.
— Со смертью встречаться каждый раз заново, — сказал на это Пахомов.
Остальные разведчики молчали, ждали решения старшины.
Взгляд Колосова остановился на Ахметове.
Ахметов все понял. Подтянулся.
— Все будет нормально, э, товарищ старшина, — негромко произнес Фуад.
— С коней не слезать, — предупредил Колосов, подумав о том, что животные какая-никакая, а все же защита.
Ушли не сразу.
Похоронили Галкина. В лесу оставили еще одну безвестную могилу.
Шли в том же темпе, тем же порядком. Впереди — Ахметов, за ним — Колосов, потом: Пахомов, Рябов, Кузьмицкий, Асмолов, Козлов. В первые сутки — первая потеря. Недосчитались одного. А завтра? А сей час? А сей миг? О возможных неожиданностях думал каждый. На первых шагах. Как только тронулись, пошли. Взрыва не было, тревога отходила от сердца. Та мина, видимо, была случайной, та мина оказалась, видимо, единственной. Когда же под ногами коней зачавкала прибрежная топь, опасение и вовсе отлегло от сердца. В таком грунте обычно мин не ставят — это разведчики знали.
Кони почуяли воду, пошли охотнее. Вошли в реку, припали к воде.
Речка оказалась неглубокой, воробью по колено.
Речка шуршала о прибрежный камыш, тонко, чуть слышно позванивала на перекате, ниже того места, где вошли в нее кони.
Колосова вдруг осенило. В том смысле, что нечего им выбираться на противоположный берег, искать дорогу. Лучше спуститься по реке. Дно вроде бы нормальное, кони стоят спокойно. До лесного хутора, до явки, осталось километра два. С пути не собьешься, следов не останется. Река все-таки.
— Фуад! — шепотом позвал старшина.
— Э!
— Теперь вниз, по реке.
— Есть.
— Идем рядом, тут мин нет.
— А мы?
Пахомов рядом стоял, слышал перешептывание Ахметова с Колосовым.
— Что «мы»? — спросил Колосов.
— Порядок движения?
— Можно по двое. Можно плотнее друг к другу двигаться. Только не торопиться, и чтобы тихо.
— Понятно.
Шли и вовсе ничего, минут пятнадцать. Колосов тронул за плечо Ахметова, чтобы тот остановился.
Подождали остальных разведчиков.
— Значит, так, — сказал Колосов, стараясь произносить слова как можно тише. — Дальше, значит, такой расклад.
Старшина дал коням успокоиться, дождался полной тишины.
— По словам проводника, сейчас будет еще один поворот реки, — объяснил он разведчикам. — Последний поворот на нашем пути по реке. За поворотом заросли по правому берегу оборвутся, берег будет становиться все выше и выше, потом должен быть откос. Напротив откоса — хутор. На хуторе четыре дома. До крайнего дома триста метров, не более.
Колосов прислушался к реке, к берегу.
— Решение мое такое, — сказал он. — Все вместе двигаем до поворота, понятно? Дальше идут Ахметов, Рябов.
— Вроде как в Горянке, — напомнил Рябов.
— Вроде бы, — согласился Колосов, подумав о том, что напоминание Рябова некстати.
В Горянке, в крохотной лесной деревеньке на семь дворов, произошел тот срыв в работе поисковой группы лейтенанта Речкина, с которого начались беды разведчиков. Смерть Жени Симагина. Смерть Саши Веденеева. Смерть Давида Качеравы. Ранение командира группы. Ранение Стромынского. Болезнь Неплюева и прочее, то, что выпало на долю всех остальных, в том числе и на погибшего только что подпольщика Сашу Галкина, ставшего ненадолго членом разведгруппы.
К деревне Горянке подобрались в сумерках.
Первым насторожился Ахметов. Он шел рядом с лейтенантом, тронул Речкина за руку. «Немцем пахнет, э», — сказал Ахметов.
Лейтенант остановил группу.
Послал в разведку Козлова, Симагина.
Разведчики по сотне шагов не сделали, как встретились в двумя немцами. Столкнулись с ними нос к носу. Хорошо, что Ахметов учуял немцев, успел предупредить. Разведчики были готовы к встрече, потому и среагировали первыми. Козлов сделал выпад, засветил немцу прикладом своего ППШ точно в лоб. Тот стал падать, а Козлов схватился со вторым немцем. Отбил в сторону ствол автомата, сбил руку немца со спускового крючка. Дотянулся до вражьего горла. Сдавил так, что под пальцами хрустнуло. Затихшего немца отбросил так, будто с рук стряхнул. В это время первого немца добил Женя Симагин.
Разведчики вернулись, доложили лейтенанту о встрече.
Речкин сказал, что дело — швах. Обычно немцы по лесным деревням, да еще в одиночку, не шастают. Что-то, видимо, произошло в Горянке, просто так туда не сунешься. В то же время без явки разведчикам не обойтись, это как дважды два — четыре. Подкормиться надо? Надо. Еды с собой взять надо? Надо. Но главное — на явке в Горянке питание для рации, без которого совсем не обойтись. Потому как грош цена всей работе группы, если то, что они добудут, нельзя будет передать.
В деревню лейтенант послал Ахметова и Стромынского. Шустрые, юркие, пролезут там, где не каждому пролезть. Страховала Ахметова и Стромынского вся группа. Для страховки подобрались к сараям у домов.
Ближе к полуночи поднялся ветер. Ветер гнал и гнал облака. Из облака в облако ныряла луна. Когда она, отфыркиваясь, выныривала из облака, на земле становилось светлее. В такие мгновения черные проемы окон в деревенских домах казались особенно грозными. Все казалось, что из окон полыхнет огнем.
Через два часа с четвертью по сигналу группа отползла в лес. Ахметов и Стромынский докладывали по очереди. Немцы в деревне, сомнений в этом нет. Видимо, хоронятся. Устроили, видимо, засаду. Мотоциклы и те попрятали, завалили сеном. Явку, видимо, кто-то продал, и продал основательно. Поскольку немцы подкатили к определенному сроку, то есть тогда, когда и должны были объявиться на этой явке разведчики.
Решали, как быть, но сначала выслушали командира.
Речкин сказал, что сами они могли бы и поголодать, но оставить рацию без питания не имеют права.
Лейтенант был за то, чтобы уничтожить засаду. Сделать это тихо и чисто. «О том, как запутать следы, будем думать потом», — сказал Речкин.
Соснули в ту ночь часа полтора. Ждали лихого рассветного часа. Или разбойного, можно и так сказать.
Подобрались к крайнему дому.
В тот рассветный час главным оружием разведчиков было — неслышный шаг. Крались чуть ли не по воздуху. Хорошо было то, что все семь домов Горянки стояли в один ряд. Не было у разведчиков опасения, что засекут их с противоположной стороны.
В крайнем доме находился дозор.
Оба немца не спали. Сидели в полудреме у окон.
Одного в броске ударом ножа достал Ахметов. До другого в три прыжка дотянулся Козлов. Оглушил, но оставил в живых.
Тут же и допросили дозорного. Пока он был в шоке от неожиданного нападения, пока действовал на него вид напарника, из груди которого торчала рукоять десантного ножа.
Сомнений не осталось, явку выдали. В деревне проведена акция. Немцы вырезали всех жителей, кроме семьи хозяина явки. Трупы жителей в соседнем доме. Их сожгут по окончании операции. В третьем доме еще один дозор. В дозоре тоже двое. Деревню занял, провел в ней акцию взвод лейтенанта СС Альберта Рисса. Командир взвода занял четвертый дом, там есть пост, постовой в помещении, поскольку дано строжайшее указание себя не обнаруживать. В пятом, в шестом домах разместились солдаты взвода. В последнем, в седьмом доме — еще один дозор. В дозоре — двое. На случай непредвиденных обстоятельств в полутора километрах от Горянки, в деревне Поддубье находятся основные силы зондеркоманды 05-Б майора СС Эгона Кноопа.
Речкин спросил, в каком доме находится хозяин явки, его семья. Этого каратель не знал.
Лейтенант дал знак, карателя убрали.
— Поняли? — обвел взглядом разведчиков Речкин.
Вопрос оказался емким. Каждый разведчик должен был понять из этого вопроса то, что открылось Речкину. То, что явку выдали накануне прихода разведчиков, то есть в самый последний момент. Иначе немцы подготовились к встрече как-то по-другому. В засаде, в резне, которую учинили каратели в деревне, было что-то от спешки. Немцы, видимо, дознались, что идет группа. Иначе в засаде хватило бы отделения. Должны были понять разведчики и то обстоятельство, что малейший шум в Горянке насторожит карателей в Поддубье. Что хозяина явки, его семью каратели оставили в живых как заложников.