Однако стоило нашим глазам встретиться — и плотина осталась в прошлом. Привычный мир на какое-то время перестал существовать. Исчез. Стал неважным и второстепенным. Даже границы пространства как будто поплыли… Наверное, так действует магия грифонов, Владыка же предупреждал…
Маленький по сравнению с Дайширу, но, пожалуй, всё же крупнее средней лошади… Нескладный, взъерошенный, покрытый золотистой шерстью и маховые перья отливают рыжим золотом… И серый детский пух отовсюду лезет, торчит даже на голове хохолком-чубчиком… И шея тонкая, длиннющая, лебединая, и лапы длинные и нескладные, как у оленёнка. А крылья-то, крылья… Смех один!
Золотистый птенец отступал от гневно клекочущей, царящей над ним красавицы-мамаши, нервно чертил неокрепшим хвостом и маховыми перьями и испуганно жался к скале.
Это был он.
Мой ДанЖи.
Имя возникло само собой, как будто кто-то услужливо шепнул мне его на ухо.
— Дан-Жи?.. — прошептала я растерянно.
Кажется, на Древнем это означает Двойное Изобилие… или Двойной Хлеб.
— Хлебушек мой прекрасный. Ох, горюшко луковое… Ты — самый-самый-самый!.. Ох!.. Прядильщицы! МОЙ!!! А я — уже вся твоя!..
Больше я не смогла вымолвить ни слова.
Горло сдавило железным комом от избытка чувств.
Самого главного Риардон не сказал.
Встретить своего зверя для Всадника… Ох! Это тоже самое, что встретить Себя в мире магических существ…
И эта Встреча с Собой… Она вообще ни на что не похожа!
Дрожащий грифёнок, мосластый и нескладный и правда неуловимо напоминал подгоревший пирожок… Позже, когда тёмный детский пух вылезет, он станет ровного золотистого цвета, как мамка, пока же тут и там пробивается ржавчина и тёмно-серые пятна…
Как же тебя кровью-то напоить?..
Я шархову тучу раз проделывала привязку на арене…
В реальности всё оказалось иначе.
Кто бы сомневался…
Начиная с того, что пробираться к ДанЖику мимо встревоженных, хлопающих крыльями и галдящих во все глотки мамаш-грифоних с выводками было тем ещё испытанием на прочность. Вот когда я добрым словом и Наставницу Еську с её непременными акробатическими номерами на посохе помянула добрым словом, и тихо ненавидящую меня розовую Зои, так и норовящую подставить ножку на арене, да и прочих лилай из Лицея. Да даже стерву-Нинель…
Натренировали меня в гостях у Владыки Света так, что даже перед самой собой не стыдно. А я — самый строгий свой судья, не зря так папа всегда говорил после охоты, когда ругалась, что не то и не так у меня получалось и что в следующий раз надо совсем по-другому!
Владыка к этому времени остался далеко позади, чтобы не тревожить грифоних и не мешать привязке. Самки ни за что не подпустили бы Дайширчика к драгоценному потомству. Потому Риардон Хатар кружил на белоснежном Дайширчике поодаль, готовый подстраховать меня в любой момент.
Чувства, ощущения, эмоции, инстинкты — как и предупреждал Владыка — всё обострилось! Усилилось, шарх его за ногу, в разы, в десятки, в сотни…в тысячи раз!
Я так остро ощущала его ужас за меня, что только диву давалась. Как и отчаянные, но тщетные попытки этот страх подавить…
Сильнее этого ужаса было лишь ещё одно чувство… Из-за навалившейся на меня лавины ВСЕГО в буквальном смысле никак не удавалось понять, что за оно.
Как только казалось, что вот-вот поймаю, губы и подбородок вспыхивали от метки демона и откуда-то из глубины начинала подступать чистая ярость.
Да как этот ихтионий сын посмел!!!
И всё же близость стольких грифонов делала своё дело.
Я вдруг с какой-то особо немилосердной пронзительностью ощутила, КАК правителю было трудно меня отпустить. Невыносимо. Физически немыслимо… Запредельно невозможно просто! У него как будто руки оторвали. Вырвали вместе с плечами! В прямом смысле!
Беспомощный, оглушённый адскими муками, совершенно дезориентированный… он ещё умудрялся как-то лавировать в воздушных потоках, готовый в случае чего прийти мне на выручку… Да он человек вообще⁈
Ах, да — он же Владыка. Плоть от плоти Дракона.
С каждым моим шагом, разделяющим нас, пытка усиливалась!
И всё же Владыка Света-Риардон Хатар-Небесный Всадник доверился моему Дару Нао.
Доверился мне .
Я с силой помотала головой, в тщетной попытке сбросить наваждение!
Вот только стало хуже.
Я снова услышала рёв!
РЁВ!
Негодующий. Взбешённый. Полный какого-то неистового, какого-то сокрушающе-яростного отчаяния!!!
И вдруг отчётливо ощутила, что Владыка вынужден сейчас противостоять МОЕЙ внутренней силе.
Силе, которая прямо сейчас стремится к ДанЖи!
Силе Нао!
Древнему Дару Драконов!
— Опасность! Опасность! Опасность! Верни! Верни! Верни её! Моя! МОЯ!!! МО-ОЯЯЯЯ!!!!!! — так и сквозило из каждой ноты этого страшного, грохочущего рёва!
Того самого, что я не раз слышала во снах…
На мгновение почудилось, что глаза застила багряно-красная пелена, но тут я каким-то образом преодолела последнюю вопящую и клекочущую преграду (по сравнению с рёвом из моих снов — что цыплёнок пищит, ей-Прядильщицам) и добралась до выбранного птенца.
И сразу как-то резко стало не до Владыки с его терзаниями и непонятным рёвом.
Пространство мгновенно сгустилось. Сузилось. Свелось в единую точку.
И выступала этой точкой я.
Та самая я, которая стремительно уворачивалась от гневно атакующей грифонихи! Золотая грифоно-мамка твёрдо решила не подпускать меня к ДанЖику!
Птицезверь так метил в моё лицо, что почудилось даже, что столь истово грифон кидается не на меня, на метку! Но рассуждать об этом, а тем более проверять было решительно некогда!
Сам же говнюк, то есть птенец, воодушевлённый мамкиной защитой, тоже принялся атаковать!
И верещал при этом, зараза такая, будто его ощипывали!
Он вставал на дыбы, молотил воздух перед моим лицом неокрепшими (но мне бы хватило!) нескладными львиными лапами! Норовил стегнуть наотмашь крылом! Засранец!..
Каюсь — в какой-то момент в мыслях мелькнуло малодушное — а на кой ихтионий хрик мне всё это надо?
Куда проще отступить, вернуться. Владыке с его собственническим рёвом на радость. Чем бы этот рёв ни был — моё отступление сулит ему сплошную благодать и счастье. А мне самой — спокойствие и безопасность.
А что до первого самостоятельного полёта… ну, наверное, не судьба. Во всяком случае, не сегодня…
— Ну уж нет! — закатив себе мысленную затрещину — в силу открывшихся сверхспособностей она оказалась весьма и весьма ощутимой. — Сейчас или никогда!!!
Увернувшись от очередного выпада золотой мамаши, я заорала прямо ей в пасть. Сорвала при этом глотку в хлам. Но вышло у меня почище чем у неё! Кажется, грифониха отступила исключительно от неожиданности. Видела же она прекрасно, что такая козявка, как я, угрозы не представляет.
Прокатившись под золотым крылом, я вскочила на спину птенцу, который тут же встал на дыбы и в отчаянной попытке сбросить свою Всадницу замолотил лапами воздух.
Что удивительно — рой мыслей как будто отделился от меня и жужжал где-то там, на недосягаемых высотах…
Тело же действовало отдельно от мыслей.
И, в отличие от них — хвала Прядильщицам! — действовало слаженно и чётко.
Со всего размаху приложиться о камни. Выругаться. Сгруппироваться. Прыгнуть снова. Взвыть от боли. Прокатиться по острой насыпи. Гадёныш умудрился-таки меня сбросить! Не размышлять. Запрыгнуть снова. Не подрассчитать… Перемахнув через вожделенную цель вновь ткнуться носом в камни.
Теперь уж красная пелена перед глазами была ощутимой и осязаемой. Нос я в самые, что ни на есть кровавые сопли расквасила. А может даже и зубов не досчиталась… Лицо совсем онемело.
С очередной попытки я всё-таки вскочила на этого вёрткого ужа, по недоразумению именующегося грифоном! И с силой полоснула сопливо-кровавым запястьем по широко распахнутому клюву, распоров об острый край ещё и запястье!
Вот только опьянение победой и Слияние с золотистым чудом-юдом того стоило! Чистый, до безумия лёгкий восторг, бешеная щекочущая радость!
Вот только это счастье не продлилось долго.
Не склонная к сантиментам мамаша совершенно непедагогичным на наш с ДанЖи скромный вкус пинком хладнокровно отправила нас обоих в наш первый в жизни полёт.
Глава 36
Жители Островов Белой Кости говорят «Длань» раньше, чем «мама» или «дай».
В историю Слияния Дланей Владык — Мира Живых и Мира Мёртвых — и возрождающегося из Длани Дракона дети играют в своих первых в жизни бассейнах. Начинают буквально с первых же гребков, ведь островные дети плавать учатся раньше, чем ходить. Прекращают игру в Длань, к тому моменту уже в сотни раз усложнённую лишь когда детство заканчивается. Мы тоже играли… Да так, что все Зелёные Крыши ходуном ходили. С Джошем, его братьями и прочей островной мелкотой. Зольди переехала к нам позже, когда мамина старшая сестра Атола-Ривь с дядей Гротром и тремя моими кузенами погибли в неравной схватке с ихтионами, во время того самого Синего Разлива…
Кажется, я навсегда запомнила Зольди такой: напуганной, забитой, хнычущей. Кузина только и делала, что звала маму. Каждая её попытка дозваться родителей ужасала, леденила нутро. Маленькой мне казалось нет ничего хуже, чем остаться одной. Совсем одной, как кузина. Не знаю, откуда брались такие мысли у девочки-лилаи из третьего дома, но я была искренне убеждена — останься я как Зольди без родных, непременно умерла бы. От горя и тоски. Кузина же плакала, но не умирала. Поэтому Изольди, несмотря ни на что, казалась мне верхом силы и бесстрашия.
Первой игрой, в которую удалось увлечь Зольди, конечно же было Слияние Дланей. Иначе и быть не могло… Так кузина начала понемногу оттаивать, чем осчастливила весь наш остров. Так уж издревле принято у хвостовых — мы принимаем радости и беды друг друга так же близко к сердцу, как и собственные…
Что касается родителей, то мои папа с мамой приняли Изольди, как родную. Даже, пожалуй, ещё теплее. Ведь кузина — единственная память маман о старшей сестре. Маменька любит повторять, что «ближе Зольдички у нас никого не осталось», забывая при этом, или, скорее, делая вид, что забыла о другой моей тётке. Своей младшей сестре. Той, что по словам хвостовой общественности, «поплыла по наклонной»…