Краем глаза наблюдаю, что делегация демонов, как ни в чём ни бывало следует к открытому порталу.
— Риардон! — После этого выбитого дыхания мой голос сел, как у молодого петуха. — Верни их!
— Нет. Ни за что. — Качает головой правитель. — Ты не уйдёшь в Запределье.
Волна облегчения захлёстывает с головой.
— Ты слишком нужна здесь. Ты мне нужна, Милу… Моё Сердце. Моё Дыхание.
Однако я уже успеваю оправиться от потрясения и ко мне понемногу возвращается способность соображать. Отпустить Аразона сейчас⁈ Это значит подписать смертный приговор всем магическим существам и обречь на страдания тысячи магов!
— Вы шутите, о мой Владыка? — стараюсь говорить ироничным тоном, но мой голос дрожит. Прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы взять себя в руки. — Это не такая большая жертва. Всего лишь одна жизнь, чтобы спасти многие…
— Ты рассуждаешь, как правитель.
— Вы на меня плохо влияете… о мой Владыка. — Повторяю я и его губы накрывают мои жадным, полным горького неистовства, поцелуем.
Но долго это волшебство, это чу̀дное таинство длиться не может. Кто знает, может потому, что сейчас, прямо сию секунду наш благодатный, красочный, дивный край покидает магия…
Спасает ситуацию, останавливая демонов — кто бы мог подумать — Нинель. Собственной персоной.
— Слабак! — кричит она на Аразона. — Ты сам всё испортил! Дядя всё для тебя сделал, а ты… Не смог удержать её!
Губы сами собой образуют букву «о».
— Аразон…
— Это был заговор, Милу. — Быстро произносит правитель. — Я уже просмотрел память бывшего Первого Магистра. Потому Магистрат и расформирован. Главной задачей заговорщиков было не дать случиться предназначению… — По мере того, как Риардон говорит, голос его становится глухим, а глаза начинают подозрительно блестеть. — Не дать нам соединиться… Чтобы не дать мне стать сильнее.
Слова Владыки ошеломляют.
Однако ещё больше ошеломляет происходящее на площади.
От грозно нависающего над Нинель Аразона, Аразона в истинном облике высшего демона заслоняет… наг! Тот самый, Повелитель Оазиса Золотых Песков! И хоть в сравнении с Верховным Демоном Владыка Песков проигрывает, всё равно зрелище впечатляет.
Высокий, широкоплечий, с раскрытым над головой капюшоном кобры он обвивает Нинель могучими кольцами своего змеиного хвоста и, выставив перед собой магический щит, не даёт Аразону подступиться.
Мне — да и всем присутствующим — ясно, как день Прядильщиц: Аразон мог бы пробить этот щит мизинцем, но демон медлит. Не потому, что воспринимает преграду всерьёз. Он… забавляется.
— Это моя женщина! — несётся над площадью шипение нага.
— Она больше не ши’ахара. Она — пустышка. — Неожиданно мирно отвечает Аразон. — Она не уберегла свой Дар Ши. Зачем она тебе, наг.
Ответ нага подобен падению камня.
— Она — моя.
Как-то резко становится ясно, что ещё секунда, ещё одно неосторожное движение, неважно чьё — и по коралловому амфитеатру заструится кровь.
Это именно тот момент, когда правитель должен вмешаться, но он тоже медлит. Его пальцы поддевают мой подбородок.
— Ты. Не уйдёшь. В Запределье. — Чеканит он каждое слово.
— А что потом, Риардон? — Вырывается у меня усталое. — Даже если представить на миг, что вам удастся изгнать Пожирателей. Что потом? Бороться за место твоей лилит? Нет уж, спасибо…
— Я не хотел… говорить так тогда. Но не мог иначе. Ни одна душа не должна была узнать…
— Тебе просто было больно. — Перебиваю его, потому что время не терпит. — Я поняла это сейчас. Поэтому ты так сказал, но…
— Нет, Милу. — На этот раз перебивает он. — Ты никуда не уйдёшь. Ты не покинешь меня. Никогда.
С этими словами Владыка сбрасывает звуковую завесу.
И когда он начинает говорить, каждое сказанное им слово доносится не только до самых последних рядов на Атолловой Площади, нет. На этот раз Владыка Света использует Глас и потому его слова слышат все жители Островов.
Все, без исключения.
С каким-то странным отрывом не то во времени, не то в пространстве понимаю, что их слышат сейчас мои родители… Изольди… Джош.
Одновременно с ним Магистр Фрем подбросил над чашей парящий кристалл и происходящее в амфитеатре к тому же транслируется сейчас на небесный купол над нашим Островным королевством.
— Милу Хатар… Тьфу, Милабелль Паскови… Пока ещё Паскови… — Владыка Света делает резкий вдох. — Ты — Моя Единственная. Моя нааоИлит.
Площадь взрывается каким-то странным, неистовым и заполошным волнением.
Замечаю, что те, кто постарше, преимущественно женщины складывают руки в молитвенном жесте и даже опускаются на колени, касаясь лбом земной плоти. Мужчины же больше осеняют себя знаком Прядильщиц…
А я трясу головой, не в силах поверить в услышанное.
Если они о той самой легенде, где у Дракона и его Единственной — одна Душа, или, ка говорили раньше, одно Дыхание на двоих — не спорю, сказка, конечно, красивая… Но причём здесь я?
Причём здесь мы с Риардоном…
Всё, что мне сейчас нужно — собраться с силами и… НааоИлит?
Шарх!.. Как же шумит в висках…
И метка ещё эта! Убью Аразона, собственным руками убью!
…Прежде я не слышала такого слова: нааоИлит. Не знаю его значения… Но слово «единственная» безусловно, мне знакомо.
Хорошее слово. Звучное. Приятное…
Созвучное другому слову. Единственный. Уж не знаю теперь, мой ли… слишком много всего навалилось, причём сразу… Что в голове, что на сердце — полный сумбур и, такое чувство, оркестр вразнобой играет, однако в том, что Риардон Хатар-Небесный Всадник — единственный в своём роде сомнений у меня нет.
И быть не может.
Тем временем площадь рокочет всё громче.
Собрание на Атолловой площади планомерно превращается в хаос.
Зои — та самая Зои, что была так зла и так беспощадно находчива на арене, да и остальные лилаи трясут меня, тормошат, кричат, чтобы не смела. Не смела покидать Владыку. Одна лишь Нинель обречённо рыдает в объятиях нага. Больше она не протестует, не вырывается.
Трибуны ропщут. Отовсюду звучат наводящие ужас требования некоей сакральной жертвы. Требуют её с Риардона… С запозданием понимаю, что люди требуют, чтобы правитель отдал меня. Отдал Аразону. Кричат о том, что он обязан… Раз уж он Владыка. Обязан расплатиться мной за помощь!
С ума сойти.
Как у них всё быстро и просто насчёт живого человека сложилось.
А если я… не хочу?
Если я, шарх меня за зад… то есть за ногу, если я до фейри перед глазами боюсь одного только упоминания о Запределье⁈
— У неё есть право выбора! — гремит голос Верховного Демона и воздействие метки становится просто нестерпимым. Болезненным. Тошнотворным.
Меня дёргают, как щенка за поводок. Меня заставляют. Моей свободой, моей волей подло манипулируют…
Вот только в этом нет необходимости.
— Я согласна. — Тихо произношу я и Атолловую площадь накрывает звенящей тишиной. Стараясь не смотреть на Риардона, оборачивают к Верховному Демону. — Я пойду с тобой в Запределье. Только помоги спасти этот мир.
— Да будет так! — Рычит он и рассекая запястье, сцеживает багряно-огненную кровь в драго ценную чашу.
Ноги мои вязнут в открывающемся портале и я падаю.
Последнее, что запомню в родном мире — перекошенное болью лицо Владыки Света. Он пытается пробиться ко мне сквозь плывущее пространство Врат, но его отбрасывает назад.
Через толщу пространства доносится жалобный крик грифона. Шестикрылым магическим созданиям нет входа в Мир Мёртвых. Но сорвавшийся с привязи ДанЖик не в курсе. И не хочет быть в курсе. Он истово бьётся о смыкающиеся над моей головой врата портала и плачет, плачет, плачет…
Прости, малыш.
Если сможешь, прости меня.
Зато ты будешь жить…
Конец третьей части
Глава 40
ЧАСТЬ IV
Выбор сильнейшей
Милу Паскови
Кажется, всего ожидала. Вплоть до выстроенных в ряды гробов и ритуальных чаш с прахом, а то и вовсе котлов с кающимися грешниками, вот только не этого. Не обычных, пусть и очень роскошных покоев… Однако после дворца некоего напыщенного павлина, будь он неладен, роскошью меня не удивить.
И, кстати, толпой разномастных девиц после учёбы в Лицее Наоли — тоже.
Лилаи — или кто они тут — вмиг окружили меня.
Расфуфыренные — увешанные драго ценными камнями чуть не по глаза и разношёрстные — в том смысле, что красота Запредельных дев была куда как разнообразна.
Отличались дамы не только ростом, сложением, оттенками глаз и волос, но и цветом кожи — были здесь такие розовокожие, что даже нашей Зои до них далеко, были и белые, голубые, синие, зелёные и даже угольно-чёрные, при этом с серебристыми гривами волос и серебристыми же перистыми крыльями за физически ну очень развитыми спинами. Были лилаи с крыльями, как у бабочек, и лилаи с рожками на хорошеньких головках, с рожками, выглядывающих из сложных узористых диадем и с ветвистыми оленьими рогами и огромными глазами на поллица с характерным разрезом. У последних были смотрящие назад колени и изящные, увешанные звенящими браслетами, копыта. Были дамы со светящимися и даже подвижными узорами на аппетитных фигуристых телах.
Словом, глаз в этом «цветнике» разбегался.
Каждая лилая была образцом безупречности, этаким драгоценным даром, шедевром, сотворённым щедрым и безумно талантливым божественным портным… каждая была жемчужиной, перлом, сокровищем… однако в толпе остальных «сокровищ» индивидуальность каждой всё же немного меркла. Терялась, как у рубина размером пусть и с голубиное яйцо — если разместить его среди изумрудов, сапфиров, альвейсов… Ведь драгоценный камень для того, чтобы быть по-настоящему драго ценным, должен быть единственным.
Связывало окруживших меня дам одно, но очень уж знакомое качество: на меня и здесь смотрели, хм, не сказать, чтобы благожелательно. Что ж. Мои пальцы автоматически сжали мягкую, как пух, шубку Тенька. И к такому мы привычные.